– У меня есть права, – надувается она. – Конституционные права на мои лекарства. Браун улыбается и качает головой. – Над кем вы смеетесь? Вам бы обратиться к религии… а то смеетесь над людьми. – Это вы меня будете учить религии, что ли? Джеральдин неспешно вплывает обратно в допросную, за ней – Чайлдс и Уолтемейер. В конце концов потолковать с ней попробуют целых четыре детектива, раскладывая на длинном столе страховые полисы и объясняя снова и снова, что совершенно неважно, она спустила курок или не она. – Если из-за вас кого-то застрелили, вы тоже виновны в убийстве, Джеральдин, – говорит Уолтемейер. – Можно мне лекарства? – Джеральдин, послушайте. Вас и так обвиняют в трех убийствах, а скоро, возможно, найдутся и новые. Сейчас самое время рассказать, что произошло… Джеральдин Пэрриш закатывает глаза к потолку и начинает бессвязно лепетать. – Джеральдин… – Не понимаю, о чем вы, мистер полицейский, – произносит она вдруг. – Я ни в кого не стреляла. Позже, когда детективы уже оставили надежды на внятное заявление, Джеральдин остается в допросной одна, ждет, пока оформят все документы, прежде чем ее переведут в Городскую тюрьму. Она наклонилась вперед, положив голову на стол, когда мимо проходит Джей Лэндсман, только что заступивший на смену с четырех до двенадцати, и заглядывает в одностороннее окошко. – Это она? – спрашивает он. – Ага, – говорит Эдди Браун. – Та самая. На лице Лэндсмана расползается злорадная ухмылка, и он грохает ладонью по металлической двери. Джеральдин так и подскакивает. – У-у-у-у-у-у, – завывает он, изображая привидение, как умеет. – У-у-у-у-у, у-у-у-убийство… У-У-УБИ-И-ИЙСТВО-О-О… – О господи, Джей. Ну поздравляю. И в самом деле, Джеральдин Пэрриш залезает под стол на четвереньках и блеет там, как охреневшая коза. Довольный собой, Лэндсман не унимается, пока та уже не лежит на полу ничком между металлических ножек и не орет благим матом. – У-у-у-у-у-у, – стонет Лэндсман. – А-а-а-а-а-а-а, – кричит Джеральдин. – У-у-у-у-у-у… Она продолжает хныкать на полу, а Лэндсман вразвалку заходит в главный офис с видом героя-завоевателя. – Итак, – говорит он с озорной улыбкой, – видимо, перед нами защита по невменяемости. Скорее всего. Хотя все, насмотревшись на представление Джеральдин Пэрриш, абсолютно убедились в ее здравомыслии. Эта чушь с корчами на полу – просчитанная и наивная версия настоящего умопомрачения, крайне постыдное выступление, особенно когда все остальное в ней указывает на тип характера, который ищет рычаги давления, на манипуляторшу, заходящую со всех углов. Родственники уже рассказали детективам, как она хвастается своей неприкасаемостью, способностью убивать безнаказанно, потому что, если потребуется, четыре врача заявят о ее невменяемости. Речи социопатки? Возможно. Детское мышление? Вполне вероятно. Но настоящее ли сумасшествие? Неделю назад, даже до того, как напечатали ордеры на обыск, Уолтемейеру показывали психологический профиль ФБР классического серийного убийцы типа «черная вдова». В профиле, подготовленном отделом поведенческих наук академии Куантико, предполагается, что это женщина тридцати лет и старше, необязательно внешне привлекательная, но всеми силами подчеркивающая свою сексуальную силу и беспокоящаяся о внешнем виде. Скорее всего, она ипохондрик и, скорее всего, любит выставлять себя жертвой. Она ожидает к себе особого отношения и обижается, когда его не видит. Она чрезвычайно переоценивает свою способность влиять на других, особенно на мужчин. Кажется, будто Джеральдин Пэрриш подбирали специально под этот профиль в «Централ Кастинг»[55]. После допроса Роджер Нолан и Терри Макларни, сопровождая Джеральдин Пэрриш в Городскую тюрьму, идут за ней по коридору шестого этажа, Нолан – прямо за ее спиной. – И вот перед лифтом она вдруг останавливается и нагибается, – позже рассказывает детективам Нолан, – будто хотела, чтобы я наткнулся на ее жирную задницу. Я вам говорю, в этом вся ее суть… Она правда верит, что если я полапаю ее за зад, то тут же влюблюсь, пристрелю Терри Макларни из его же пистолета и укачу с ней в закат на «шевроле» без опознавательных знаков. Может, на данный момент психоанализа Нолана достаточно, но для Уолтемейера продолжительное погружение в разум и душу Джеральдин Пэрриш только начинается. Пусть все остальные детективы верят, что уже знают об этой женщине все, что стоит знать, но Уолтемейеру теперь предстоит выяснить, сколько человек она убила, как именно и какие из этих убийств можно успешно доказать в суде. Для него это уникальное дело: то, что может изменить карьеру, то, за что берется только матерый детектив. Банковские выписки, страховые архивы, протоколы большого жюри, эксгумации – у патрульного-то о таком голова не болит. Уличный коп редко выносит что-то за пределы смены; вызовы одной ночи никак не связаны с вызовами другой. И даже в убойном детективу никогда не приходится расследовать дела после ареста. Но в данном случае арест – только начало долгой и кропотливой работы. Через две недели Дональд Уолтемейер, Кори Белт и Марк Коэн – помощник прокурора штата, – будут опрашивать друзей и родных Альберта Робинсона в Плейнфилде, штат Нью-Джерси, найдут одного из уцелевших мужей Джеральдин и потребуют для суда банковские и страховые записи. Большая часть вещдоков – документы из разных штатов; скрупулезная работа, у уличного копа обычно вызывающая только скуку. Но эти трое вернутся-таки с объяснением перемещения Альберта Робинсона в Восточный Балтимор и его дальнейшего убийства. После нового вызова в допросную из тюремной камеры мисс Джеральдин вновь встретится с детективом, который разложит перед ней страховые полисы, и вновь выслушает истину об уголовной ответственности. – Вы говорите какие-то глупости, – отвечает Джеральдин Уолтемейеру. – Я ни в кого не стреляла. – Мне-то все равно, Джеральдин, – говорит детектив. – Мне неважно, скажете вы правду или нет. Вас просто привезли для предъявления обвинения в новом убийстве. Альберт Робинсон. – Кто это? – Житель Нью-Джерси, которого вы убили ради десяти тысяч долларов по страховке. – Я никого не убивала. – Ладно, Джеральдин. Как скажете. И снова мисс Пэрриш покидает отдел убийств в наручниках, и снова Уолтемейер возвращается к делу, расширяет его – теперь уже в поисках ответов по убийству преподобного Гиллиарда. Процесс выходит кропотливый, часто утомительный – это затянувшееся расследование в отношении женщины, уже арестованной и обвиняемой в четырех убийствах. Здесь даже больше, чем в серии свежих убийств на улицах, требуется профессиональный следователь. Детектив. После месяцев расследования Макларни пройдет мимо стола Уолтемейера и подслушает его искреннюю спокойную лекцию. Адресатом новообретенной мудрости окажется Кори Белт, дарование из районов, чья командировка в отдел убийств для расследования дела Пэрриш затянулась. На тот момент Белта так и подмывает ответить лживому запирающемуся свидетелю в стиле Западного района. – Вот в Западном, – говорит Белт, – мы бы просто прижали сволочь к стенке и вправили мозги. – Нет, послушай. Это тебе не патруль. Тут такое не пройдет. – Да всегда проходит. – Нет же, говорю. Здесь надо иметь терпение. Надо думать головой. И Макларни постоит, послушает еще, а потом пойдет дальше, довольный и позабавленный тем, что Дональд Уолтемейер советует кому-то забыть уроки улиц. Если на счет Черной Вдовы нельзя записать ничего хорошего, то она, по крайней мере, взяла и превратила патрульного в детектива. Вторник, 2 августа Обычный летний день на наркорынке Вудленд-авеню, и вдруг из-за лежащего на земле трупа, доминирующей темой становится раса. Мертвый пацан – черный, а полицейские, стоящие над местом преступления, – белые. Толпа начинает роптать. – Они того и гляди выйдут из-под контроля, – говорит молодой лейтенант, косясь на злобные лица по ту сторону полицейского кордона. – Я бы увез тело как можно скорее. – Да не парься, – говорит Рич Гарви. – У меня здесь всего шесть парней, – продолжает лейтенант. – Я бы вызвал еще, но оставлять другие сектора без присмотра не хочется. Гарви закатывает глаза. – Плюнь ты на них, – отвечает он тихо. – Ни хрена они не сделают. Они никогда ничего не делают. А Гарви после нескольких сотен мест преступлений уже даже не слушает, какой грязью его поливает толпа. Детектив на это смотрит так: пусть треплют языками, главное – чтобы под ногами не путались. А если кто-то все-таки влезет на место преступления, то просто кладешь его рожей на капот патрульной машины и вызываешь автозак. И никаких проблем. – Может, хотя бы накроете мальчика, проявите уважение к мертвому! – кричит полная девушка с другой стороны «кавалера». Толпа ее шумно поддерживает, и ободренная та продолжает: – Он для вас просто очередной мертвый ниггер, да? Гарви оборачивается к Бобу Макаллистеру с потемневшим лицом, а патрульный натягивает белую простыню на голову и туловище покойного. – Ну ладно, ладно, – говорит Макаллистер, предвосхищая гнев напарника. – Не будем забывать о приличиях. Тело остается на асфальте, дожидаясь опаздывающего криминалиста, который мчится с другого вызова на противоположном конце города. Жаркий августовский день – а на дежурстве всего четыре криминалиста; это еще одно последствие муниципальной шкалы оплаты труда, не то чтобы поощряющей карьеру в расширяющейся области обработки вещественных доказательств. И хотя пятидесятиминутная задержка рассматривается как очередное публичное проявление заговора белой расистской полиции, процветающего на улицах Балтимора, но Гарви почему-то нисколько не раскаивается. Да идут они все к черту, думает он. Пацан помер, лучше ему уже не станет – и точка. Если они думают, что опытный детектив убойного отдела испортит место преступления, только чтобы порадовать полквартала разволновавшихся хмырей из Пимлико, то что они понимают в жизни. – Сколько еще черный человек будет лежать на улице? – кричит старик. – Вам все равно, кто его так увидит, да? Молодой лейтенант слушает нервозно, поглядывая на часы, Гарви же просто молчит. Он снимает очки, массирует глаза и, подойдя к трупу, медленно приподнимает с его лица белую простыню. Полминуты смотрит вниз, затем опускает ткань и отходит. Барский жест. – Да где эти хреновы криминалисты? – возится с рацией лейтенант. – Шли всех подальше, – говорит Гарви, раздражаясь, что ситуацию вообще принимают за проблемную. – Место преступления только наше. Хотя местом преступления это можно назвать с натяжкой. Молодого барыгу по имени Корнелиус Лэнгли застрелили среди бела дня на тротуаре в квартале 3100 по Вудленд – и что-то никто в толпе не торопится сообщить полиции что-нибудь ценное. Но все-таки других мест преступления им пока не завезли, а значит, здесь все принадлежит Гарви и Макаллистеру. О чем еще говорить? Криминалист опаздывает еще на добрых двадцать минут, но толпа, как водится, теряет интерес к стычке намного раньше. Когда тот наконец приступает к работе, делает снимки и упаковывает в пакетики гильзы от автоматического пистолета 32-го калибра, местные с Вудленд-авеню уже вернулись к своим делам, наблюдая за процедурой лишь с небрежным любопытством. Но как раз в тот момент, когда детективы потихоньку закруглялись, люди на дальней стороне улицы стали расступаться перед бьющейся в истерике матерью, которая начинает безутешно рыдать еще до того, как видит тело сына. Ее прибытие кладет конец перемирию и снова заводит толпу. – Почему вы заставляете ее на это смотреть? – Эй, это же все-таки мать.