В этот момент что-то будто щелкнуло у него в голове, и часть пазла встала на место. Изабель Тернье действительно была женщиной из его сна, она действительно заботилась о нем во младенчестве. Она действительно стояла сейчас в деревне призраков и смотрела на него светлыми глазами. Мгновение он молчал – сейчас он не знал, что сказать. Наконец тишину нарушила она: – Я была уверена, что ты приедешь. Жестом руки она пригласила их войти. Интерьер напоминал странную, невероятную свалку. Посреди стеллажей и удивительно дорогой для этого места мебели стоял красный бархатный диван. Джошуа узнал его почти сразу. Вся эта роскошь когда-то принадлежала гранд-отелю «Бельвю». Наклонившись посмотреть на пепельницу из черного мрамора, Джошуа заметил выгравированные инициалы ГОБ. Хозяйка усадила их в углу, отдаленно напоминавшем гостиную, и теперь смотрела на Джошуа горящими глазами. – Это все из отеля? – спросил он, ставя пепельницу на место. Ответа не последовало, и Сивилла, нахмурившись, обвела рукой вокруг себя: – У вас есть чеки на все это? – Я там работала. Оставила двадцать лучших лет жизни, – ответила хозяйка сухо. Изабель Тернье должно было быть около шестидесяти пяти, но из-за морщин казалась лет на десять старше. – В конце концов, они вышвырнули нас без выходного пособия, ну мы и устроились по-своему. Сивилла повернулась к Джошуа и посмотрела на него с сомнением. В конце концов, Изабель Тернье только что призналась в краже – или, по меньшей мере, незаконном присвоении имущества – и глазом не моргнула. – Мы здесь не для этого, – отозвался Джошуа. – Приход церкви Санте – это название вам о чем-нибудь говорит? Изабель опустила взгляд и положила руки на колени, так и не раскрыв рта. – Вы знали Аннаик Дюкрезе? – Первый раз слышу это имя. Сивилла почти закипела. Видок у нее был еще тот, и Джошуа понял, что надо торопиться, пока она не сорвалась с цепи. – На этой фотографии изображены вы? – спросил он, протягивая снимок из детского альбома. Глаза Изабель увлажнились, и она поднесла руку ко рту, явно испытывая сильное эмоциональное потрясение. – Это было так давно… – А вы знаете, кто этот мальчик? – Это… ты, – сказала она, поднимая голову. – Верно. А теперь вы мне объясните, зачем вы устроились работать у моих родителей под чужим именем. Повисло молчание. Изабель встала и направилась в соседнюю комнату. – Хотите чай? – Нет, спасибо, – сухо сказала Сивилла. – Мы хотим ответов. Мы забрались в эти дали не для того, чтобы нанести визит вежливости. Сивилла подвинулась к Джошуа и положила ладонь на рукоять его пистолета. – А вдруг она вернется с ружьем! – Успокойся, нам нужно, чтобы она заговорила. Если мы станем на нее наседать, она будет отмалчиваться. – Возьмем ее. Тут краденого на тысячи франков. Я же говорила, что сторож балуется продажей. А в участке расспросим ее про Кэтрин Александер. – Прошу тебя, Сивилла, поверь мне. Я НУЖДАЮСЬ в этих ответах. В участке она затаит на нас обиду и не скажет ни слова. Их разговор прервала Изабель. Она вернулась, держа в руке фарфоровую чашку – такую же, как в коллекции у Роберта. Она села напротив и сделала глоток, а потом заговорила: – Джошуа… такое красивое имя. Я думаю, мать никогда не говорила, что сначала тебя назвали Рене. – Кто назвал? О ком вы говорите?! – О девочках из приюта. Я там подрабатывала после отеля. Мы познакомились в приюте, тебя принесли в тот день, когда я дежурила. Джошуа замер, словно восковая фигура. Сивилла побледнела, он никогда не рассказывал ей о своем детстве, а тем более – об усыновлении. Узнать правду здесь… на диване, украденном этой женщиной… должно быть, для Сивиллы это стало шоком. – А какова связь с Аннаик Дюкрезе? – спросил Джошуа сквозь зубы. – Дело в любви, Джошуа. В любви женщины к ребенку, с которым она едва познакомилась, но которого уже не хотела покидать. Я занималась тобой, пока ты был в приюте. Я не могла позволить, чтобы ты просто исчез из моей жизни. Я узнала, что твои родители попросили помощи, и притворилась одной из сестер. – Но как вам это удалось? – Да ничего особенного. Я хорошо знала Аннаик, сказала ей, что заказ отменили, потому что твои родители уехали за границу. На этой Земле столько детей, Джошуа, столько несчастья! Она мне поверила и стала заниматься другим младенцем. А я на следующий день явилась к твоей матери, чтобы занять ее место. Слова Изабель будто парализовали Сивиллу. Они приехали вести расследование по делу Кэтрин Александер, но внезапно оказалось, что они обсуждают детство Джошуа. – Сколько времени все это тянулось? – спросила она. – С год. В какой-то момент Аннаик заговорила о том, чтобы снова связаться с твоей матерью, и я испугалась, что обман раскроется. – И больше вы не подавали признаков жизни. Все сходилось. Рассказ матери, поиски, заведшие его в приходскую церковь. Изабель Тернье занималась им после того, как его бросили. Именно поэтому он видел ее во снах и рассеянных воспоминаниях. На него влияла детская привязанность – достаточно сильная, чтобы просуществовать все это время в его голове. Оставался один вопрос: как он узнал, что она работала в «Бельвю»? – А вы работали в отеле горничной? – Да, целых двадцать лет. Сначала на полставки, потом на полную. Но последние годы были просто ужасны для всех. Мы стали семьей, вам даже не представить этой связи… а отель начал гнить изнутри. Он умирал медленно, как животное в агонии. – Вы знаете Роберта? – Сторожа? Конечно. В свое время он был ого-го. Никогда не хотел сдаваться. Эх, да что говорить! Прошлое лучше забыть, так легче. В противном случае оно будет подъедать вас изнутри, словно болезнь. Ее последние слова громом отдались в голове Джошуа. Он-то делал все, чтобы вернуть себе память. – А что насчет номера 81? Там что-то случалось? Изабель помолчала, но черты ее лица стали будто бы строже, а в глазах выросла невидимая стена. – Ничего, – наконец ответила она холодно. Джошуа сразу понял, что она соврала. Он собирался спросить ее, но Сивилла достала из внутреннего кармана парки телефон, сказала несколько слов в динамик и быстро повернулась к нему: – Пора ехать. В больнице кое-что случилось. Дорога обратно пошла заметно быстрее. Они добрались до Университетского центра Лозанны меньше, чем за час. У входа их дожидались два врача, которые объяснили, что случилось прошлой ночью. Ближе к часу дежурный медбрат увидел кого-то в коридоре, ведущем к палате неизвестной из Не. Время посещения закончилось уже несколько часов назад. Дежурный попросил представиться, но мужчина сбежал по служебной лестнице. Описать лицо оказалось невозможным, на голове у него была балаклава из черной шерсти. Но роста он был высокого, а телосложения – крепкого. Дежурный увидел его на этаже, где лежали больные в глубокой коме, так что посетители к ним обычно не ходили, особенно посреди ночи. Но директор больницы вызвал полицию не только поэтому. В ходе проверки данного инцидента он обнаружил нечто странное. Вместе они дошли до палаты 81. Внутри все было в полном порядке. Неизвестная лежала на койке. Как обычно, складывалось впечатление, что она спит. Джошуа в очередной раз поразился белизне ее кожи и черноте густых волос. Врач указал на кресло, в котором Джошуа обычно сидел во время своих визитов: – Вечером оно стояло не так. Уборщицы подтвердили это. Возможно, кто-то расположился так, чтобы находиться недалеко от лица неизвестной и говорить прямо с ней. Но было и кое-что еще. – Ее руки, – предположил Джошуа. – Да, мы складываем их на груди, это часть протокола. На этот раз руки были вытянуты по сторонам тела, а левая сжата в кулак. – Подобное весьма необычно. Я проверил ее данные, записанные в режиме реального времени. Было зафиксировано краткое ускорение сердечного ритма, а также ненадолго повысилось артериальное давление. Вполне возможно, из-за ночного визитера. – Такое случается? – спросила Сивилла. – Нечасто, но бывает. Надо понимать, что она находится в таком состоянии, что очень трудно измерить уровень осознанности. Да, мы не видим ни единого признака, но внутренние органы вполне могут что-то воспринимать вместо нее. Если произошла подобная реакция, значит что-то вывело ее из комы, какая-то сильная эмоция. – Страх или боль. Вы проверили, что ее не трогали? Я имею в виду, не причинили вреда? Они с Сивиллой замолчали, представляя худшее. – Нет, она не подверглась никакому насилию. Джошуа поколебался, а потом наклонился к ней и взялся за руку. – Я могу? – спросил он у врача.