– Хорошо, спасибо за информацию. – Не за что, мой зайчик. Завтра увидимся в участке, – сказала она и повесила трубку. Несколько минут Джошуа колебался, потом оделся и завернулся в парку. В конце концов, у него была возможность снова жить, и это все – благодаря этому парню и его собаке. Пожалуй, дело стоило того, чтобы он слегка отклонился от своего маршрута и заехал к ним перед работой. Через двадцать минут пешком по Рю-дю-Лак Джошуа добрался до вокзала Монтрё и сел на фуникулер, следовавший в гору в сторону О-де-Ко. Покинув центр города, узкий вагончик зазмеился между домами исторической части города. Они проехали район Планш, и перед ними открылась череда незабываемых видов на озеро Леман, окруженное Альпами. Джошуа опирался на маленький столик и любовался пейзажем, значившимся во всех туристических маршрутах. Самая первая его экскурсия была в «шоколадном» поезде (и он не раз возвращался в его стены). Далее следовали сырный поезд (ах, какой там был грюйер!), панорамный поезд, проезжавший по высокогорным лугам, поезд, следовавший к вершинам, чтобы покататься на лыжах с Роше-де-Не. Все это было придумано как для местных, так и для туристов и тех, кто приезжал на фестиваль. Из этого места можно было выжать максимум впечатлений. Сам Джошуа обожал Ривьеру, и в особенности кантон Во. Именно здесь он родился, провел детство, учился в школе и получил знаменитый федеральный аттестат (предмет зависти соседей-французов и жителей других стран). Именно здесь он сдал экзамен на удостоверение полицейского. Кантон Во был его вселенной. Тут чувствовалось влияние моря, чуть ли не Средиземного, – озеро Леман поражало своими размерами. Тут царствовали и горы. От Лозанны и до самой французской границы лежали широкими островками города, расположившиеся у подножья гор. Пейзаж был уникален – бесконечные воды озера оттенял величественный силуэт Альп. Поезд остановился на вокзале Глиона. Водитель вышел наружу, чтобы отметиться в графике перед окончанием поездки. В вагоне была лишь пара-тройка человек, но это легко объяснялось тем, что на дворе царил январь. В январе туристов особенно не было, этому способствовали и холод, и плохая погода. Когда поезд добрался до станции О-де-Ко, на горы уже спустилась ночь. Вокзальные часы показывали 17 часов 32 минуты. Джошуа немедля почувствовал приближение холода и застегнулся по самый воротник, чтобы избежать повторения того странного состояния, в котором он пребывал после катастрофы. Андре Лете жил на улице Рош-Нуар. Согласно карте в мобильном телефоне Джошуа, его дом находился в десяти минутах пешком от вокзала. Оказалось, что карта наврала. Джошуа понадобилось полчаса, чтобы вскарабкаться по гололедице на центральной улице. Ему встретились несколько машин с горящими фарами, едущих по направлению к центру. Через какое-то время Джошуа свернул на небольшую тропинку, уходящую через лес огромных пихт, покрытых снегом. Дом проводника находился в глубине, и казалось, что дорогу к нему не чистили ни разу. Деревья по сторонам сгибались от снега. Джошуа провалился по лодыжки, и по джинсам тотчас поползла противная ледяная влага. Он ускорил шаг, миновал несколько домов с закрытыми ставнями – вероятно, это была собственность богачей, живущих в Лозанне, или даже иностранцев. В последнее время отдаленных любителей альпийских пейзажей только прибавлялось. Еще через сотню метров дорога оканчивалась тупиком и забором, за которым в глубине угадывался силуэт огромного деревянного дома. На калитке висела табличка: «Частная собственность. Осторожно, злая собака». Надо было быть совсем психом, чтобы заморачиваться и прибивать подобное объявление в этом забытом уголке, но Джошуа прекрасно знал по своему опыту работы в полиции, что в соседние дома часто наведывается ворье. Джошуа взялся за цепочку и изо всех сил позвонил в маленький колокольчик. Ответа не было. Джошуа решил было повернуть назад – в конце концов, он прекрасным образом мог вернуться к своему спасителю позже, при свете дня. Джинсы неприятно холодили ноги, и он подумал о том, что снова придется преодолевать весь этот путь. Почему бы не постучать в дверь дома – чтобы убедиться, что там никого нет? Он толкнул калитку, и та легко поддалась. Дом находился метрах в двадцати. Его фасад был темен, если не считать светильника, слабо мерцавшего в окошке над дверью. Джошуа двинулся по дорожке, засыпанной гравием, которая вела прямо ко входу. Металлический лязг закрывающейся калитки заставил его подпрыгнуть и ускорить шаг. И сад, и дом были погружены в почти абсолютную темноту. Джошуа медленно продвигался вперед. Гигантские ветви пихт закрывали небо. Пейзаж напоминал огромный театр теней. Сбоку кто-то прыгнул и зарычал. Джошуа увидел две светящиеся точки, устремившиеся к нему, и наконец разглядел морду гигантской собаки, бежавшей к нему с разинутой пастью. – Твою мать! – рявкнул Джошуа, поворачиваясь к собаке. Их разделяла жалкая пара метров. Он машинально поднес руку к поясу, но оказалось, что оружие осталось дома. Тогда он выставил ладони вперед, что смягчить неотвратимый удар. – Анхис!!! – раздался жесткий окрик из дома. Зверь остановился на месте и осторожно пошел к хозяину. На пороге возвышался огромный темный силуэт. – Я ждал тебя! – Андре Лете, спаситель Джошуа, окинул его мрачным взглядом и пошел внутрь. Так и состоялось их знакомство. Внутри дом оказался существенно меньше, чем выглядел снаружи. Повсюду валялись бесхозные вещи, и Джошуа решил, что попал в жилище старьевщика, на котором не лучшим образом сказывался цифровой век. Расположившись на стареньком диване с зеленой бархатной обивкой, Джошуа разглядывал кучу коробок, разбросанных тут и там. На одной из них лежала голова оленя, рога которого ветвились на два метра вверх. На стене висели огромные часы с кукушкой, тикавшие почище любого метронома. Увидел Джошуа и несколько черно-белых фотографий. На одних был запечатлен тот самый силуэт с парой лыж, на других – толстый младенец на руках у блондинки. На дубовом буфете стояла целая куча кубков и призов, были ровно разложены медали – по достоинству. Рядом с ним стоял невысокий марокканский столик с золотистой металлической столешницей. На ней собирали пыль две ароматизированные свечи. Анхис, старый сенбернар с глазами, подернутыми пленочкой катаракты, смотрел на него с высунутым языком. Через равные промежутки времени с его языка на ковер из серой шерсти падала слюна. Зверь не казался злым, но весил, наверное, килограмм семьдесят. Джошуа было интересно, кто именно спас его жизнь в горах. Возможно, это был Анхис? Через несколько минут в комнату вернулся Андре. В руках у него был поднос, на котором стояли две чашки с дымящимся кофе и бутылка с прозрачной жидкостью. Джошуа готов был поклясться, что это не вода. – Согрейся, сынок, – сказал Андре, протягивая ему чашку. Джошуа чувствовал себя неуютно, но горячий напиток придал ему сил, и он заговорил: – Я приехал, чтобы поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь. Слова слетели с его языка мгновенно, и он подосадовал на себя, что не смог выразить мысль лучше. – Благодарить надо не меня, а его, – ответил Андре, кивнув на Анхиса. – Он учуял тебя через трехметровый слой снега. Этот блохастый тип обладает уникальным нюхом. Анхис смотрел на хозяина глазами, полными благодарности – так, будто он понимал разговор и это был лучший день в его жизни. – Я не могу делать ему слишком много комплиментов, иначе он описается. Ветеринар мне сказал, что он страдает недержанием, и оно как-то связано с его настроением. Слишком много радости – и все, пора тащиться за тряпкой. Джошуа рассмеялся в голос, и Анхис немедля повернулся к нему, посмотрев с укоризной. Даже захотелось извиниться. – А вы не могли бы рассказать, где я находился перед сходом лавины? – Да где-то рядом с Роше-де-Не. Около пещер. – Андре одним махом опустошил свою чашку. – Но там же нет ничего интересного в это время года. – Пусто, только снег кругом. Да и вообще, там не очень, учитывая, сколько осадков выпало. Тебе повезло, что я заметил тебя в момент схода лавины. Если бы я не решил выгулять свои снегоступы, валялся бы ты там до весны. Так, а теперь немного… – С этими словами Андре открыл бутылку и налил немного в обе чашки. – Ну вот, теперь можно и горло промочить, и согреться. Это настойка на сливе, я делаю ее сам, в своем погребе. Я знаю, что ты коп, ну да ладно. Мне не кажется, что ты вдруг сдашь меня с потрохами. Вместо ответа Джошуа поднес чашку к губам. Несколько мгновений он наслаждался запахом, а потом алкоголь обжег ему рот и пищевод. – Крепко получилось, – сказал он, кашляя. – Для тебя в самый раз. Ты теперь человек снега, ты будешь познавать холод всю оставшуюся жизнь, – резюмировал Андре, бросив пристальный взгляд на своего собеседника. Андре должно было быть около пятидесяти, но выглядел он на все семьдесят. Его кожа была изъедена морщинами, он походил на сморщенное яблоко. Его матовая кожа контрастировала с темно-синими глазами и белизной зубов. Такой тип лица сложно было встретить в городе. Оно, закаленное холодом и обожженное солнцем, может принадлежать лишь человеку, всю жизнь проведшему в горах. Джошуа повернул голову, чтобы посмотреть в мертвые глаза оленя. – Ты охотник? – спросил Андре, делая глоток настойки. – Нет. Я не очень люблю оружие. – Полицейский – и не любит оружие! Ничего себе, самое настоящее святотатство, – заверил он и принялся смеяться, и хохотал так, что стал кашлять. – Какая-то фигня с легкими. Доктор говорит, что нужно одно удалить. Как считаешь, можно жить с одним легким? Беседа внезапно сменила тон и стала очень серьезной, Джошуа даже удивиться не успел. Должно быть, Андре очень болен, если ему рекомендуют такую операцию. Рак, наверное. – Конечно, если так говорит ваш доктор… – Сынок, нечего верить докторам, они все лгуны. Взгляд синих глаз переместился на трофей. Андре улыбнулся: – Этого красавца я подстрелил почти десять лет назад в лесочке неподалеку. Ты разбираешься в оленях? Джошуа покачал головой. – В период гона они покидают стадо, чтобы спариться. И лучше не переходить им дорогу. Видишь эти рога? Они могут убить с одного удара. Однажды я увидел, как олень забрался в хижину. Я не вру! Он не оставил камня на камне, как будто бомба внутри взорвалась. – Дурдом какой, – отозвался Джошуа, пытаясь делать заинтересованный вид. В конце концов, этот мужчина спас ему жизнь. Джошуа послушал бы и про разведение сурков, если бы Андре вздумалось про это рассказывать. – Так вот… вкратце. Олень находит себе подружку по вкусу, делает свое дело, а потом она рожает одного-единственного олененка. Семья на троих, ты не забывай. Джошуа не очень понимал, к чему ведет Андре. Тот, в свою очередь, пил настойку почти без остановки, и его взгляд постепенно затуманивался. – Но самка… самка не занимается малышом! Ты, наверное, думаешь, что она находит логово и занимается им? Но нет, он две недели остается один, прячется, умирает с голода. Время от времени она возвращается и кормит его молоком, но это все. Ему нужно выживать самому с рождения, представь себе. Вот поэтому их трудно поймать. У них нет выбора. Либо они выживают, либо умирают с голода. Андре опустошил очередную чашку с настойкой и бросил взгляд на часы. – Ну-ка, сынок, ты же пропустил поезд. Если хочешь успеть на последний, пора уже идти. Если нет – на втором этаже у меня есть кровать. Джошуа мгновенно почувствовал смертную тоску от одной только мысли о возможности провести ночь в этом доме с мертвецки пьяным Андре. – Я, пожалуй, пойду, – сказал он, быстро одеваясь под пронзительным взглядом Анхиса. Андре проводил его до двери, чуть не споткнувшись о коробку, а потом заключил в объятья – еще крепче, чем Сивилла, а это было сложно. – До скорого, – проговорил он, доковыляв до самой калитки. – Береги себя! Джошуа снова оказался на дороге – на этот раз испытывая легкое опьянение и смущение по поводу Андре. Обратный путь оказался куда проще, ведь изнутри Джошуа грела сливовая настойка. Вокзал в О-де-Ко оказался совершенно пуст. Внизу горели огни Монтрё. Он вышел на перрон и стал ждать поезда, но вдруг заметил расплывчатый мужской силуэт, повернутый к нему. Человек шел навстречу и не сводил с Джошуа взгляда. Внутри поднялось тяжелое чувство. Он наконец узнал странный рот и светящиеся глаза, принадлежавшие Кловису. Силуэт вдруг исчез, а внутренности Джошуа скрутило. Он склонился над путями. То ли настойка Андре не пошла впрок, то ли тень кошмара так на него подействовала, но Джошуа стошнило на рельсы струей жидкости. В этот момент на вокзал въехал поезд. Джошуа поспешил внутрь, чтобы усесться поудобнее. Он уперся лбом в стекло и уставился на город. Он очень хотел уехать отсюда, оказаться в знакомом, уютном тепле своей квартиры. «Ты будешь познавать холод всю оставшуюся жизнь». Слова Андре начали его пугать. Центр чрезвычайных ситуаций полиции кантона Во находился в квадратном здании на мощеной набережной реки Веве (которая бежала по Альпам, пересекала город и впадала в озеро Леман). Из-за своего стола на третьем этаже Джошуа видел маленькую парковку для служащих жандармерии, но стоило только обернуться, как за большим окно открывался вид на озеро и небо, затянутое плотными облаками. Сивилла сидела лицом к нему. Она была одета в шерстяную водолазку, и было заметно, что плечи у нее как у пловчихи. Она висела на телефоне и выкрикивала отдельные фразы: «Да этого не может быть!», «Черт побери!», «Да не учите меня жить!». Судя по всему, она оживленно общалась с коллегой из Департамента путей сообщения. Джошуа собрал все папки, валявшиеся дома, и привез сюда. Он так и не вспомнил, почему и как поиски неизвестно чего привели его в горы, но засорять этим свободное время больше не собирался. Гора файлов и папок лежала прямо у него под носом, но он не спешил в ней разбираться. Для начала было решено налить чашечку кофе. Подспудно Джошуа не слишком-то хотел открывать папки, но причины этому он не знал. От одного воспоминания про безумную лавину и холод, пронизывающий кожу до самых костей, у него даже мозжечок мерз. Знакомое чувство начало иголочками покалывать пальцы, и он выгнал мысли из головы, пытаясь сосредоточиться на задании. У уголовной полиции было собственное кофе-пространство, находившееся посредине огромного опенспейса. Именно там обычно кучковались работники. Окончив академию, Джошуа немедля подал запрос на работу в подразделении кантона – желательно, связанную с криминалом. Вероятно, причиной этому послужили подростковое увлечение сериалами и любовь к загадкам. В отличие от обычных героев детективов, у Джошуа не было ни темного прошлого, ни дурного детства. Никаких клише. Он не чувствовал в себе нужду становится антигероем, играть мускулами и пистолетом, чтобы добиться справедливости. Оно и к лучшему, учитывая его нулевые способности к стрельбе. Джошуа был простым парнем, он любил свою работу. – Охренеть можно! – прокричала Сивилла, затем повернулась к нему и одарила его благосклонным взглядом. Джошуа поставил кружку на деревянную подставку и налил себе почти черной жидкости из кофейника. Напиток был едва теплым. Он сунул его в микроволновку и поставил таймер на две минуты. – Та-а-ак, мне нужно кое-что тебе рассказать, – решительно заявила Сивилла и подошла к нему. На мгновение он уставился на ее большую грудь, идеально обтянутую водолазкой, а потом поднял взгляд, чувствуя смущение и легкое возбуждение. – Что случилось? – спросил он, чтобы не молчать. – Борис, парень из участка в Ривьере, только что поймал мужика, который писал на большие седаны. Только на них, представь себе. – Это какая-то форма социально-уринального протеста? – В том и дело! Мужик начал летом с мерса мэра, а осенью залил почти весь транспорт Совета кантона. Когда его поймали, он сказал, что не видит греха в такой выплате налога. – Чудесно, он не лишен чувства юмора! Джошуа достал кружку из микроволновки и поднес кофе ко рту. Он не сразу понял, что кружка просто обжигает ему губы, а кофе буквально уничтожает слизистую рта. Он выпустил кружку из рук – рефлекс самосохранения. Та разбилась о плиточный пол, и кофе залил его ботинки. – Все в порядке? – Сивилла уставилась на него своими глазами-щелочками. – Как неловко вышло! Кажется, я не чувствую тепла, – объяснил Джошуа и посмотрел на пальцы. Боли не было. – Так это от обморожения. Сам знаешь, ты едва не потерял пальцы. Сивилла присела и вытерла пол тряпкой. Джошуа наклонился, чтобы ей помочь, но она отмахнулась, мол, справлюсь сама. – Возьми мазь от ожогов, через несколько минут болеть начнет. – Хорошо, – сказал он, направляясь к своему столу. Он подул на пальцы – боли по-прежнему не было – и открыл первую папку из своей кучи. Там лежал портрет неизвестной из округа Не, а еще точное описание состояния, в котором ее нашли в половине одиннадцатого утра двое отпускников. На ней были спортивные штаны большого размера, пара кроссовок для тенниса, серая майка без лейбла и черный худи с надписью «I’m a cat»[5]. Больше – ничего. И это в лютый мороз в горах. Кому бы такое могло прийти в голову? «Только безумцу похлеще меня!» – подумал Джошуа, не отрываясь от чтения. Анализ образцов ДНК не принес никакого результата. При себе у девушки не было ни одного официального документа, а о ее пропаже никто не заявил – во всяком случае, описания пропавших совершенно не подходили. Получалось, что они даже имени ее не знали. Ко всему прочему, бедняжка из-за гипотермии находилась в критическом состоянии, и ее ввели в искусственную кому. Выдержка из истории болезни гласила, что врачи менять ничего не собираются до тех пор, пока состояние девушки не улучшится. Джошуа отметил про себя, что одна улика, маркированная в протокол А.2208, все-таки была. Нашли ее в кармане спортивных штанов. Джошуа принялся рыть в бумажках, чтобы понять, что это такое. Тут к столу подошла Сивилла и поинтересовалась: – Как пальцы? По фалангам начинала разливаться легкая боль, и он пообещал себе, что займется ими сразу после. И вот наконец он увидел улику А.2208. Фотография была приколота к списку предпринятых мероприятий. Джошуа почувствовал, как по телу бежит дрожь, как в виске начинается мигрень. На черно-белом снимке была изображена миловидная юная блондинка, которую он знал слишком хорошо. Кэтрин Александер, пропавшая девушка из отеля «Аваланш». Девушка из его кошмарного сна… Сивилла внимательно осматривала бесконечные ряды картонных коробок, стоявших на стальных полках. – Ты уверен? Тридцать восемь лет прошло! – Рубен сказал мне, что они хранят архивы с момента создания участка в Веве, а это было давно. – Ну да, но это все непросто…