Часы пробили четыре. Почти в тот же миг дверь будуара отворилась и вышел Роберт Моуди, избавленный наконец от обязанностей собачьего лекаря. Глава V – Ну что? – нетерпеливо спросила Изабелла. – Что сказал мистер Гардиман? Вылечит он Тобби? Моуди сумрачно, исподлобья смотрел на девушку. – Мистер Гардиман, по-видимому, понимает животных, – отвечал он прохладно и несколько натянуто. – Он приподнял ему одно веко, заглянул в глаз и сказал, что ванна не нужна. – Ну же, – торопила Изабелла, – продолжайте! Ванна не нужна, а что нужно – он сказал? Или сделал что-нибудь? – Он вынул из кармана нож с острым лезвием… Слабо вскрикнув, Изабелла в отчаянии сжала руки. – Ах, мистер Моуди! Неужели он его зарезал? – Зарезал? – повторил Моуди, негодуя при мысли о том, с какой любовью она относится к собаке и с каким безразличием к человеку в лице его самого. – Как же, зарезал! Он пустил этому сукину сыну кровь… – Сукину сыну?! – вспыхнув, переспросила Изабелла. – Это гадкое прозвище, мистер Моуди, подойдет скорее некоторым людям! Если вам не угодно звать Тобби по имени, тогда извольте в моем присутствии называть его хотя бы… собакой. – Прекрасно! – с издевкой произнес Моуди. – Мистер Гардиман пустил этой собаке кровь, чем немедленно привел ее в чувство. И мне поручено вам сообщить… – Он умолк, словно то, что он сейчас скажет, ему в высшей степени неприятно. – Так что вы должны сообщить? – Меня просили передать, что мистер Гардиман желает дать вам наставления по дальнейшему уходу за больным. Изабелла устремилась получать свои наставления, однако у самой двери Моуди преградил ей путь. – Как вы торопитесь побеседовать с мистером Гардиманом, – заметил он. Изабелла удивленно вскинула на него глаза. – Но вы же сами только что сказали, что он меня ждет – хочет объяснить, как выхаживать Тобби! – Ничего, подождет, – угрюмо возразил Моуди. – Когда я выходил, он был очень занят: распевал вам дифирамбы перед ее милостью. При этих словах бледное лицо дворецкого еще больше побледнело. С появлением в доме Изабеллы час его, как и обещали прорицательницы из людской, пробил. Наконец-то неприступный Роберт почувствовал зов пола, наконец-то познал муки любви – непрошеной, несчастливой и безнадежной любви к женщине, которой он в отцы годится. Не раз уже он откровенно говорил Изабелле о своих чувствах. Но ревность, до сих пор незаметно тлевшая на дне его души, вспыхнула с такой силой впервые. Женщина, хоть сколько-нибудь знающая мужчин, по одному его виду, даже не слушая, тотчас догадалась бы, что отвечать тут следует как можно осторожнее. Однако юной и неопытной Изабелле, у которой и так от всего этого кружилась голова, недосуг было взвешивать каждое свое слово. – Стало быть, мистер Гардиман хорошо обо мне отзывался? – весело рассмеявшись, отвечала она. – Вот и славно! Это так любезно с его стороны. Надеюсь, вы не ревнуете, мистер Моуди? Моуди же, в его теперешнем состоянии, был совершенно неспособен делать скидку на молодость, беспечность, в конце концов просто хорошее настроение собеседницы. – Мне ненавистны ваши воздыхатели, кто бы они ни были! – пылко воскликнул он. Изабелла с непритворным изумлением посмотрела на своего странного поклонника. То ли дело мистер Гардиман – тот обращался с нею, как с настоящей леди. – Какой вы чудной! – сказала она. – Шуток не понимаете. Я же совсем не хотела вас обидеть. – Обидеть вы не хотели – о нет! Вы нарочно хотели меня помучить! Румянец на щеках Изабеллы сделался ярче. Вся ее веселость разом пропала, взгляд посерьезнел. – Не люблю, когда мне бросают обвинения, которых я не заслужила, – ответила она. – Я ухожу, будьте любезны меня пропустить. Наговорив лишнего, Моуди уже совершил одну оплошность. Теперь он желал лишь примирения – но и тут оплошал. Видя, что девушка и впрямь собирается уходить, он грубо схватил ее за руку. – Опять вы убегаете от меня! – воскликнул он. – Неужели я вам так противен, Изабелла? – Я запрещаю вам называть меня Изабеллой! – вырываясь, сердито отвечала она. – Пустите меня! Мне больно. С горестным вздохом Моуди отпустил ее руку. – И как с вами говорить – не знаю, – просто сказал он. – Сжальтесь надо мною. Будь у дворецкого хоть мало-мальский опыт в общении с юными, как Изабелла, дамами, он ни за что не стал бы так прямодушно и в такой неподходящий момент взывать к ее состраданию. – Сжалиться? – презрительно переспросила она. – И это все, о чем вы можете попросить после того, как чуть не вывихнули мне руку? Да вы просто медведь! – Зачем же все время насмехаться надо мною? – вскричал он. – Вы ведь знаете, что я люблю вас всею душою! Сколько раз я просил вас быть моей женой – вы лишь смеялись. По-вашему, это все шуточки? Господи, чем я заслужил такую пытку? Нет, это невыносимо! Я сойду с ума!.. Глядя в пол, Изабелла носком изящной туфельки обводила узоры на ковре. То же самое он мог бы повторить хоть на древнееврейском наречии – и с таким же успехом: из сказанного она поняла бы ровно столько же. Сильные чувства, коих она сама явилась невольной причиной, лишь пугали и озадачивали ее. – Ну вот опять, – вздохнула она, – неужели трудно поговорить о чем-нибудь другом? Почему нельзя просто быть друзьями? Простите, что я напоминаю, – кокетливо улыбнувшись, продолжала она, – но ведь по годам вы бы вполне могли быть мне отцом. Голова Моуди поникла. – Это так, – глухо проговорил он. – Но мне есть что сказать в свое оправдание. Мужчины моих лет становятся обычно хорошими мужьями. Я посвятил бы всю мою жизнь тому, чтобы сделать вас счастливой, с гордостью выполнял бы каждое ваше желание. Не попрекайте меня годами: в молодости я не предавался распутству, и теперь вы найдете во мне больше нерастраченной нежности, чем в любом юноше. Подумайте: может быть, сердце, так безгранично преданное вам, заслуживает не одного только презрения? Я прожил жалкую, одинокую жизнь, но вы, Изабелла, – как легко вы могли бы наполнить ее радостью! Милая моя, со всеми вы любезны и добры. Зачем же вы так жестоки ко мне? Голос его дрогнул. Наконец он нашел простые и ясные слова, которые тронули девушку. Уже она услышала его; уже душа ее всею своею нежностью и чистотой потянулась к нему… К несчастью, сам он оказался слишком взволнован, чтобы дать ей время собраться с мыслями. Ее молчание он истолковал превратно. Ему было невдомек, что, отворачиваясь на мгновение, она хотела лишь набраться духу, чтобы ответить. – Вот как! – горестно воскликнул он, в свою очередь поворачиваясь к ней спиной. – У вас нет сердца! Несправедливость этих слов больно задела девушку. В ней снова вскипела обида. – Вам лучше знать, – заносчиво ответила она. – По всей вероятности, вы правы. Однако прошу вас не забывать, мистер Моуди, что, хоть у меня и нет сердца, все же я никогда не давала вам повода надеяться. Я повторяла снова и снова, что могу быть лишь вашим другом. Извольте помнить это на будущее. Не сомневаюсь, что найдется немало достойных женщин, которые сочтут за счастье выйти за вас. Примите мои наилучшие пожелания. Всего хорошего! Миледи будет беспокоиться, что меня долго нет. Пожалуйста, пропустите меня. Однако снедаемый всепоглощающей страстью Моуди упрямо стоял перед дверью, заслоняя проход, и наконец из уст его исторгся недостойный упрек, вертевшийся на языке в продолжение всего разговора. – Женщины не поступают с мужчинами, как вы со мною, не имея на то причины, – процедил он. – Вы умело хранили свою тайну, но рано или поздно все тайное становится явным! Я знаю, в чем тут дело, так же как и вы это знаете. Вы любите другого! Кровь прилила к щекам Изабеллы, ее оскорбленная женская гордость взбунтовалась. Она даже не потрудилась высказывать свое презрение в словах, лишь надменно взглянула на Моуди и обронила: – Позвольте мне пройти, сэр. – Вы любите другого! – повторил он с пафосом. – Что ж вы не отпираетесь? – Отпираться? – сверкнув глазами, переспросила она. – Чего ради? Или я не вольна любить, кого пожелаю? Моуди смотрел на нее, видимо подбирая слова для ответа. В его лице появилась злая решимость, глаза потемнели, и, когда он снова заговорил, трагически воздетая рука его дрожала от затаенного гнева. – Одно скажу вам напоследок, – произнес он. – Коли мне не бывать вашим мужем, так пусть и другой вас не получит. Остерегайтесь, Изабелла Миллер! А тому, кто стоит между нами, скажите: так просто я ему вас не отдам! Она вздрогнула и побледнела, но лишь на миг: чувство собственного достоинства тотчас заставило ее поднять голову и бесстрашно взглянуть на него. – Ах, вы угрожаете? – с презрительным спокойствием спросила она. – У вас странная манера объясняться в любви, мистер Моуди. Можете сколько угодно запугивать меня: это бесполезно. Когда вы овладеете собою, я готова выслушать ваши извинения. А сейчас, – продолжала она, указывая на стол леди Лидьярд, – вот письмо, которое я запечатала и оставила, как вы просили, на столе. Миледи, кажется, поручила его вам? Не пора ли вам приступить к своим обязанностям? Убийственное хладнокровие возлюбленной совершенно сразило несчастного дворецкого. Ничего не ответив, он взял со стола письмо, машинально дошел до двери на лестницу, с порога обернулся посмотреть на Изабеллу, немного постоял, бледный и безмолвный, и удалился, так и не проронив ни слова. Его неожиданное смирение и молчаливый уход вызвали в девушке невольное сочувствие. Едва она осталась одна, весь ее праведный гнев начисто пропал. Минуты не прошло, как за Моуди закрылась дверь, а она уж опять его жалела. Сказать по правде, эта волнующая сцена ничему не научила нашу героиню. Ей явно недоставало опыта, чтобы постичь, какая буря разыгрывается в душе немолодого мужчины, впервые познавшего муки любви. Попытайся Моуди украдкой сорвать поцелуй, она бы, разумеется, возмутилась, оттолкнула – и все-таки поняла бы его. Но эта необыкновенная серьезность, это волнение, внезапные вспышки ярости – все эти признаки истинной страсти, глубины которой он и сам не осознавал, лишь озадачивали ее. Теперь, раскаиваясь, она размышляла примерно так: «Я же вовсе не хотела сделать ему больно; но разве не он в этом виноват? Как не стыдно заявлять, что я люблю другого, когда никакого другого нет и в помине! Право, если все мужчины похожи на мистера Моуди, я уже готова их возненавидеть. Интересно, простит ли он меня при встрече? Я-то с радостью все прощу и все забуду, только бы он не требовал, чтобы я его немедленно полюбила, потому-де, что он сам любит меня. Господи, скорее бы он уже вернулся и протянул мне руку! От таких разговоров и у святой терпенье лопнет. Лучше бы я родилась дурнушкой! Некрасивым живется спокойнее – мужчины их так не терзают…» – Мистер Моуди! Мистер Моуди! – негромко позвала она, выйдя на лестницу. Ответа не последовало: дворецкий уже ушел. Она с досадой подождала еще немного. «Пойду к Тобби, – решила она. – С ним, во всяком случае, гораздо веселее… Ах, что же я не бегу, ведь мистер Гардиман хотел мне что-то объяснить!.. Интересно, как я выгляжу?» Она еще раз обратилась к зеркалу, подправила волосы, чепец и поспешила в будуар. Глава VI Около четверти часа в гостиной было тихо. Наконец консилиум в будуаре завершился. Первой в гостиную вышла леди Лидьярд, за нею Гардиман. Изабелла осталась смотреть за больным. Стоя в двери, Гардиман обернулся, чтобы повторить последние указания – а проще говоря, еще раз взглянуть на Изабеллу. – Поите его вволю, мисс Изабелла, а если захочет есть, дайте немного хлеба или сухого печенья. И больше, пожалуйста, до завтра – до моего прихода – ничего.