II Описываемые события произошли вскоре по окончании первого тридцатилетия нынешнего, девятнадцатого века. В одно прекрасное апрельское утро некий Рейберн, джентльмен средних лет, отправился со своей малолетней дочерью Люси на прогулку в Кенсингтон-Гарденз – лесистый парк в западной части Лондона. По отзывам его немногочисленных друзей (весьма благосклонным), мистер Рейберн был человеком замкнутым и необщительным. Пожалуй, правильней будет охарактеризовать его как вдовца, преданно любящего своего единственного ребенка. Хотя ему было немногим более сорока, он целиком посвятил себя заботам о Люси, которая оставалась для него единственной радостью в жизни. Играя с мячом, девочка бежала все дальше вперед, покуда они с отцом не добрались до южной оконечности парка, ближайшей к старому Кенсингтонскому дворцу. Заметив поблизости одну из больших скамеек с навесом, которые в Англии называют беседками, Рейберн вспомнил про утреннюю газету, торчавшую у него из кармана, и решил отдохнуть и почитать. В этот ранний час в парке было безлюдно. – Иди поиграй, дорогая, – сказал он дочери, – только не отходи далеко, будь все время у меня на виду. Люси подбросила мяч; отец Люси раскрыл газету. Не прошло и десяти минут, как на колено ему легла ладошка его дочери. – Наигралась? – спросил он, не отрывая глаз от газеты. – Я боюсь, папа. Он сразу поднял глаза. Побледневшее личико ребенка встревожило его. Он посадил дочку к себе на колени и поцеловал ее. – Тебе нечего бояться, Люси, когда я рядом, – ласково сказал он. – Кто тебя напугал? – Он выглянул из беседки и увидел среди деревьев небольшую собаку. – Собачка? – Нет, не собачка, – ответила Люси. – Дама. Даму из беседки не было видно. – Она тебе что-нибудь сказала? – спросил Рейберн. – Нет. – Чем же она тебя напугала? Девочка обвила руками шею отца. – Говори шепотом, папа, – сказала она. – Я боюсь, дама нас услышит. По-моему, она сумасшедшая. – Почему ты так думаешь, Люси? – Она подошла близко ко мне. Я подумала, она хочет что-то сказать. Мне показалось, что она больна. – Ну? И что дальше? – Она смотрела на меня. Тут Люси, не находя слов, чтобы выразить то, что она хотела сказать дальше, растерянно замолчала. – Что же тут такого удивительного? – спросил отец. – Ничего, папа, но она как будто бы меня не видела, когда смотрела на меня. – Так, а что случилось дальше? – Та дама сама была испугана – вот что меня напугало. По-моему, – промолвило дитя с большим убеждением, – она сумасшедшая. Рейберну пришло в голову, что женщина, вероятно, слепа. Он тотчас же встал, чтобы разрешить сомнение. – Подожди здесь, – сказал он. – Я сейчас вернусь. Но Люси обеими ручонками вцепилась в него и заявила, что ей страшно оставаться одной. Они вышли из беседки вдвоем. С открытого места они сразу же увидели незнакомую женщину, которая стояла, прислонившись к стволу дерева. Она была в глубоком вдовьем трауре. Бледность ее лица и стеклянный взгляд служили более чем достаточным оправданием испуга девочки и извиняли тот тревожный вывод, который она сделала. – Давай подойдем поближе, – шепнула Люси. Они сделали несколько шагов по направлению к женщине. Теперь можно было легко рассмотреть, что она молода и изнурена болезнью, но (возможно, в данных обстоятельствах это наблюдение не вполне уместно), по-видимому, обладала в более счастливые дни на редкость привлекательной внешностью. Когда отец с дочкой приблизились к ней еще немного, она заметила их. Поколебавшись, она отделилась от ствола дерева и шагнула им навстречу с очевидным намерением заговорить, но вдруг остановилась. В ее глазах, взор которых дотоле был отсутствующим, появилось удивленное и испуганное выражение. Если раньше еще можно было сомневаться, то сейчас не оставалось никакого сомнения в том, что перед ними не несчастное, слепое существо, брошенное и беспомощное. Вместе с тем что могло означать выражение ее лица? Оно вряд ли было бы более изумленным и озадаченным, если бы незнакомые мужчина с девочкой, во все глаза глядевшие на нее, внезапно провалились сквозь землю! – Боюсь, вы плохо себя чувствуете, – обратился к ней Рейберн в высшей степени благожелательно и любезно. – Не могу ли я чем-нибудь… Дальнейшие слова замерли у него на устах. Это казалось непостижимым, но то странное впечатление, которое у него уже сложилось о ней, теперь подтвердилось. Если бы он мог поверить собственным глазам, выражение ее лица определенно сказало бы ему, что женщина, с которой он только что заговорил, не видит и не слышит его! С тяжелым вздохом огорчения и разочарования она медленно двинулась прочь. Провожая ее взглядом, Рейберн снова увидел собаку – маленького гладкошерстного терьера. Пес не резвился, как это свойственно его неугомонной породе, а весь съежился, опустив голову и поджав хвост, словно парализованный страхом. Хозяйка позвала его, и он, очнувшись, апатично потрусил за ней. Пройдя всего несколько шагов, она неожиданно замерла на месте. Рейберн услышал, как она вдруг заговорила сама с собой. – Неужели я ощутила это снова? – вымолвила она, как если бы ее мучило какое-то сомнение. Потом она медленно подняла руки и нежным, ласковым жестом раскрыла объятия, словно собираясь, как это ни странно, обнять пустоту! – Нет, – грустно сказала она себе, с минуту подождав. – Может быть, это повторится завтра… Сегодня – больше ничего. – Она подняла глаза к ясному синему небу. – Прекрасный солнечный свет! Милосердный солнечный свет! – вполголоса проговорила она. – Я умерла бы от страха, случись это в темноте. Снова она позвала собаку и медленно двинулась прочь. – Она идет домой, папа? – спросила малышка. – Попробуем выяснить это, – ответил отец. К этому моменту он пришел к убеждению, что бедняжку, судя по ее состоянию, нельзя отпускать на улицу одну, без заботливых провожатых. Из соображений человеколюбия он решил попытаться снестись с ее друзьями. III Женщина вышла из парка через ближайшие ворота; прежде чем свернуть на оживленную, людную улицу, ведущую в сторону Кенсингтона, она остановилась и опустила вуаль. Немного пройдя по Хай-стрит, она вошла в респектабельного вида дом, в одном из окон которого висело объявление о сдаче квартир. Рейберн помедлил с минуту и затем, постучавшись, спросил, может ли он видеть хозяйку дома. Служанка проводила его в комнату на первом этаже, чисто прибранную, но почти без мебели. Унылое коричневое однообразие поверхности стола оживляло единственное белое пятнышко. Это была визитная карточка. Люси с бесцеремонным детским любопытством схватила карточку и по буквам прочла фамилию: – З, А, Н, Т. А что это такое? Отец отобрал у нее карточку и положил обратно на стол, невольно заглянув в нее. Фамилия была напечатана, а адрес приписан карандашом: «Перли-отель», Джон Зант». Появилась хозяйка. При виде ее Рейберну страшно захотелось снова очутиться на улице. Способы, посредством которых можно культивировать общественные добродетели, более многочисленны и разнообразны, чем принято считать. Способ, практикуемый этой дамой, явно приучил ее подходить к своим ближним с позиций беспощадной справедливости. Когда она посмотрела на Люси, по выражению ее глаз можно было прочесть: «Боюсь, эту девчонку не наказывают так, как она того заслуживает». – Вы хотите посмотреть комнаты, которые я сдаю? – осведомилась она. Рейберн сразу же изложил цель своего визита – как только можно более ясно, вежливо и кратко. Он отдает себе отчет в том, добавил Рейберн, что он, возможно, повинен в непрошеном вмешательстве. Выражение лица хозяйки дома не оставило сомнения в том, что она полностью с ним согласна. Однако, предположил он, его намерения могут послужить для него оправданием. Выражение лица у хозяйки изменилось – теперь оно говорило о явном несогласии. – Мне известно только одно, – сказала она, – дама, о которой вы говорите, – это в высшей степени достойная особа, слабая здоровьем. Она сняла у меня квартиру на втором этаже с прекрасными рекомендациями, и с нею на удивление мало хлопот. Я не позволяю себе вмешиваться в ее дела и не имею причин сомневаться в ее способности самой позаботиться о себе. Рейберн неблагоразумно попытался было сказать несколько слов в свое оправдание. – Позвольте мне напомнить вам, – начал он. – О чем это? – О том, что я наблюдал, когда мне случилось увидеть эту женщину в Кенсингтон-Гарденз. – Ваши наблюдения в Кенсингтон-Гарденз нисколько меня не касаются. Если вы цените свое время, то имейте, пожалуйста, в виду, что я больше не смею вас задерживать. После того как ему было вежливо указано на дверь, Рейберн взял Люси за руку и откланялся. Когда он уже достиг порога, дверь открылась. Перед ним возникла дама из Кенсингтон-Гарденз. Они с дочерью стояли теперь спиной к окну и были видны ей против света. Вспомнит ли она, что мельком видела их в парке? – Простите за беспокойство, – обратилась она к хозяйке. – Ваша служанка сказала, что, пока меня не было, заходил мой деверь. Иногда он пишет то, что хочет передать, на своей визитной карточке. – Она посмотрела, не написано ли что-нибудь на обратной стороне карточки, и, кажется, была разочарована, не найдя никакой надписи. Рейберн немного задержался в дверях, надеясь услышать что-нибудь еще. Тут его и настиг бдительный взор хозяйки дома. – Вы знакомы с этим джентльменом? – с подковыркой обратилась она к своей квартирантке. – Нет, насколько я помню. Ответив так, женщина впервые посмотрела на Рейберна и вдруг словно отпрянула назад. – Да, – сказала она, поправляясь, – по-моему, мы встречались… – Охваченная смущением, она замолчала, не закончив фразы. Рейберн сочувственно закончил фразу за нее: