В конце концов это начинает меня раздражать. – Я не верю ни в какую магию, и, конечно, раньше никогда в таком месте не бывал. Вообще не понимаю, о чем ты… – но тут голос мой сам собой прерывается. Все эти сны, которые преследуют меня последнее время… Сны о дереве, о дверях, выводящих в разные места… Это ведь просто сны, не так ли? – Я так и знал. Конечно же, ты уже бывал в Отеле, иначе откуда бы у тебя монетка? – палец Нико указывает мне на грудь. Я расстегиваю застежку шнурка и глажу пальцами такую знакомую поверхность монетки. – Я получил ее от папы. Когда был еще совсем маленьким. Нико открыто хохочет. – Значит, это твой отец ее украл. – Мой отец никогда ничего не крал, – огрызаюсь я. Нико поднимает руки в насмешливом жесте – будто сдается. – Тихо, тихо. Я не имел в виду… – Мой отец пропал, – яростным шепотом выдавливаю я. – Это его самого украли. – Ох, – Нико опускает взгляд. Ну вот, зря я проболтался. Я ведь даже никому из школьных друзей не говорил, что случилось с моим папой. Всегда думал, что если он где-нибудь в бегах и из-за этого оставил нас бабушке, лучшее, что мы можем сделать для его безопасности – это держать рот на замке. – Извини, я не имел в виду ничего такого, я просто… – Да нет, твои слова имеют смысл, – отзывается Нико. Я смаргиваю. – И какой они имеют смысл? На этот раз он поспешно сжимает зубы. – Брось, я сам не знаю, что сболтнул. Забудь. – Нет, скажи мне! – я резко подаюсь к нему. – Что ты имел в виду? Нико отшатывается. – Я… я не могу. – Почему? – я уже не стараюсь скрывать своего раздражения. Он в самом деле выводит меня из себя. – Потому что секреты Отеля – не мои секреты, и я не вправе их раскрывать, – серьезно объясняет он. – Ты даже не представляешь, насколько тебе повезло заглянуть в щелку. Большинство даже наших дверей не видит. И никому не позволено сохранять при себе монетку по выходе из Отеля. – Но у тебя же есть монетка, – скептически замечаю я. – Это другое дело. Я ведь сотрудник Отеля. Я могу входить и выходить наружу, но всегда обязан возвращаться на место. По крайней мере монетка обязана возвращаться. Мои пальцы еще крепче сжимают маленький деревянный кружок, как будто таким образом я могу вытянуть из Нико всю правду. С каждой секундой эта ночь становится все более странной. – Я имею в виду, у тебя есть своя собственная монетка… которая дает тебе кое-какие привилегии, – Нико сжимает губы в тонкую линию. – Ты же никому не собираешься говорить? – Говорить о чем? Расскажи мне, что ты знаешь о моем отце! Лицо Нико расплывается в мальчишеской широкой улыбке. – Я лучше тебе покажу. * * * Невозможно представить, чтобы я тайно вылез через окно на улицу в одной пижаме следом за каким-то странным, едва знакомым парнем с прилизанными волосами. Множество пунктов моего списка СПСУ включает в себя ночные прогулки с подозрительными незнакомцами. Но сегодня ночью все иначе. Таинственное Дерево, наши монетки… все это вместе говорит, что я просто должен отправиться вместе с ним, даже если меня тошнит от страха. Возможно, этот Нико – мой единственный шанс. Одну руку я всю дорогу не вынимаю из кармана пижамных штанов, чтобы постоянно ощупывать фотографию, которую я поспешно затолкал туда перед выходом. Мы шагаем по улицам к этой – как ее там – Двери Далласа. Я изо всех сил борюсь с подозрением, что Нико – один из злых духов из историй, которые рассказывает Ба. Не может он быть злым духом. Он просто подросток, как и я сам. Ребенок. Духи из историй Ба – не дети, наоборот, они крадут детей. А кроме того, все эти истории – просто сказки. Они не настоящие. К тому же разве может злой дух быть настолько болтливым? А Нико просто не затыкается ни на миг. Так что мне ни слова не удается вставить – хотя мне это скорее удобно. Он говорит о том, какие в Париже по ночам оживленные улицы, о северном сиянии над Рейкьявиком, столицей Исландии, о том, насколько тамошнее небо кажется больше здешнего. Он успевает спросить, куда подевались все тутошние ковбойские лошади, и зачем вообще Даллас нужен без лошадей, и сетует, что некий «Старик» вместо того не открыл дверь, например, в Орландо. Я не успеваю следить за его речью. Но несмотря на это болтовня Нико каким-то образом помогает мне чувствовать себя лучше. Он напоминает мне папу, каким я его себе представлял: отважного путешественника по всему миру, рассказывающего о своих приключениях, описывающего экзотические блюда, которые он пробовал в лесах Ливана или в перуанских горах. Но Нико, в отличие от папы, не смог бы успеть побывать во всех этих местах! Он слишком молод. В нем есть что-то неестественное – просто я не могу уловить, что именно. Как будто он пытается впарить мне некий товар, только я сам не понимаю, что и почем у него сейчас покупаю. Мы заворачиваем за угол торгового центра – и перед нами в темноте светится дверь Отеля с рисунком дерева. – Но ведь пассаж такой маленький, – я вспоминаю огромную люстру на цепях, уходящие вверх своды второго, третьего, четвертого этажей. – Этот Отель просто не может тут поместиться. – Это точно. – Тогда где же он? – Прямо здесь. И сразу повсюду. – Нико вытаскивает из кармана медный резной ключ и вставляет его в дверь. Нет, не в замочную скважину, как можно было бы ожидать. Он вставляет его именно в середину двери. Из стекла, окружающего ключ, льется яркое сияние и странный дым цвета старой бронзы. Я не могу поверить своим глазам. Мой рот изумленно приоткрывается, когда я вижу в двери отверстие в форме скважины. Нико поворачивает ключ и отпирает дверь. На нас обоих облачными клубами, как тепло из печи, катится теплый свет. Уже знакомый запах черники, острых специй и дровяного дыма оборачивает меня, как покрывало. Нико щелкает каблуками на пороге. – Отель «Странник». Очень древнее заведение, полное дверей, которые открываются во все уголки мира. – Это какая-то шутка. Ты надо мной смеешься, – выговариваю я. – Не все в мире делится на черное и белое, Кэм, – сообщает Нико. – Иногда стоит рискнуть, чтобы узнать что-нибудь новое. Я делаю шаг вперед, чтобы переступить порог и погрузиться в тепло, но Нико преграждающе вытягивает руку. – Вход в Отель всегда имеет свою цену, – говорит он. – Но… – моя рука нашаривает монетку на груди, – я думал, это значит, что я имею право войти. Нико качает головой. – Но это не значит, что ты должен так поступить. Отель – не то место, куда можно просто войти, и все тут. Он опасен. Волоски у меня на руках встают дыбом. – Но это же отель. – «Странник» – нечто большее, чем гостиница, где можно найти временный приют. У него есть так называемая миссия, его цель существования, и, поверь, ты не захочешь быть в этом замешан. Я невольно подаюсь вперед, вдыхая теплый черничный запах, слушая шелест струй фонтана у подножия мраморной лестницы. Люстра над головой кажется огромнее, чем я ее запомнил, светится ярче, ее длинные хрустальные цепи бросают вокруг радужные отсветы. Я действительно вижу все это собственными глазами. – Как здесь… прекрасно, – выдыхаю я. Нико не без гордости сцепляет руки за спиной. – Это Североамериканский вестибюль. Фойе у нас красивые, ведь это первое, что видят наши гости. За стойкой регистрации у дальней стены сидит девушка с волосами, заплетенными во множество косичек, и шуршит бумагами. Из-за бархатного занавеса по одну ее руку то и дело выходят люди в разноцветных шортах и солнцезащитных очках и поднимаются по лестнице на следующий этаж. – Переступая порог «Странника», люди переходят из одной точки земного шара в другую, – объясняет Нико, взмахом руки указывая на стеклянные входные двери. – По ту сторону – Даллас. – Он указывает на темные деревянные панели внутри. – А по эту – Отель. Хотя все это звучит захватывающе, мне вспоминается пряничный домик из сказки про Гензеля и Гретель. Все мое существо кричит от страха и хочет убежать отсюда как можно дальше, несмотря на такой теплый, притягивающий свет, льющийся изнутри. Нужно слушаться внутреннего голоса. Мне нельзя рисковать. Нико отталкивает меня назад, отступает сам и закрывает за собой дверь. Сияние Отеля тут же гаснет в ночи, и темный пустой торговый центр теперь кажется еще мрачнее и грязнее. – Ладно, на первый раз с тебя хватит, – Нико опирается о стену и играет с монеткой. – Ну вот, ты посмотрел на магию. Как себя после этого чувствуешь? Я совершенно не хочу сказать вслух ничего подобного, но вопрос вертится у меня на кончике языка с самого первого мига, когда Нико упомянул о папе. – Ты мог бы его отыскать?