– Думаю, что нет. Она училась на математическом. Начальник убойного отдела, в котором я тогда работал, познакомился с ней на улице… Шел и увидел красавицу девочку. Он подумал, что ей лет четырнадцать, а был поздний вечер, и он спросил, кто ее одну из дома отпускает. И тут выяснилось, что девочке восемнадцать, она учится на математика, живет в общежитии и возвращается от своего ученика, потому что занимается репетиторством, так как стипендия очень маленькая, а родственников, которые могли бы ей помогать, у нее нет… Он был поражен. Поженились очень скоро… Я на их свадьбе гулял. Прожили они восемь лет душа в душу, как говорится. А потом как-то вечером она смотрела в окно, зная, что сейчас подъедет муж, и стала свидетелем его убийства. Он поставил свой автомобиль, вышел из него, помахал рукой любимой Сонечке, рядом притормозила машина, из которой прозвучало несколько выстрелов… Он упал, но все же смог достать пистолет и выстрелить вслед отъезжавшему автомобилю. Как потом выяснилось, одного из нападавших он ранил – его потом добили свои, потому что рана была тяжелой, а к врачам с огнестрелом лучше не обращаться – в ту же минуту врачи позвонят в полицию. А тогда Сонечка связалась со мной, но еще до того, как я примчался, Гриня скончался на руках у жены. – Гриня? – Так мы его промеж себя называли. Его фамилия была Грицай, как и у Сонечки, а ты разве не знал? После его смерти она отключилась от внешнего мира. Повторяла только номер и марку машины, в которой приехали убийцы. Только это ничего не дало – машина была угнана. Мы обнаружили в салоне высохшую лужу крови, поняли, что один из убийц или ранен тяжело, или убит. Труп своего подельника преступники закопали на каком-то пустыре, куда сваливали мусор. Потом его обнаружили совершенно случайно. Софью Андреевну отправили в клинику, мальчика забрали мы с Ирочкой. Полгода он жил у нас, а когда Сонечка вышла, то взяли к себе и ее… Потом я на свой страх и риск взял ее к себе на работу, потому что мне уже по штату была положена секретарша… Взял и не жалел ни минуты. – А что врачи говорили? – Сказали, что Сонечка нормальная, разве что так контролирует свои эмоции, что может показаться, будто она каменная. На всякий случай, если вдруг возьмешь ее к себе, про мужа вопросов не задавай, про сына сколько угодно. И вообще у нее странное представление о семье, как о стае: для нее сын Петя, моя дочь Вика, Ирина Петровна и соответственно я – это одна семья, то есть одна стая, где все преданы вожаку и каждый готов отдать жизнь за него и за любого члена стаи. – Вожак – вы, конечно. – Не уверен. Мне кажется, что вожаком она считает себя, а потому следит за порядком, за отношениями внутри семьи. Она чувствует настроение каждого… Она же и тебя просветила, как рентгеном… Прочитала наше к тебе отношение, а главное, она следила за Викой. То есть ты для нее теперь тоже наш. Ну как, берешь ее к себе? Почему-то Владимир Васильевич вдруг захотел отказаться, но зачем-то ответил: – А куда мне деваться? И потом, другую работу она вряд ли найдет. – Ну почему? Она может устроиться на удаленке. Она очень хороший программист. Может набирать вслепую тексты, да с такой скоростью, что не всякая профессиональная машинистка за ней угонится. – Беру, беру, – поторопился еще раз заверить Высоков, надеясь побыстрее закончить разговор. – Ну вот и отлично. Значит, она к тебе придет завтра. А в пятницу у тебя важное мероприятие… – Какое? – не понял Владимир Васильевич. – Заседание твоего суда. Прости, неправильно выразился. А свое мероприятие мы проведем через неделю. Я сгоняю в столицу, представлюсь новому начальству, потом вернусь сюда, чтобы забрать манатки и жену… И где-нибудь в субботу закатим сабантуйчик в загородном доме по поводу моего нового назначения… Народу будет много, но как-нибудь разместимся. Площадь участка позволяет. Столов поместится много… Тебя жду обязательно… Чуть не забыл… Заболтался с тобой, а главного не сказал. Но, может быть, ты в курсе: на предстоящий процесс генеральная прокуратора присылает своего сотрудника из управления по надзору за соблюдением федерального законодательства. – Зачем? – удивился Высоков. – У нас своя городская прокуратура имеется; на суде обвинение представляет советник юстиции Мелешкин: говорят, он парень хваткий, да я и сам так о нем думаю. Зачем еще один? – Как зачем? А может, они этому Мелешкину не доверяют? А может, тебе не доверяют… Один прокурор или два – какая разница. Хотя чем больше, тем лучше: защиту Качанова представляют аж три адвоката – пусть будет и от нападения побольше народу – два прокурора. Шучу, конечно, не для нападения, а для обвинения. Один для собственно обвинения, а второй для надзора. Процесс, сам понимаешь, резонансный для всей страны, ведь не абы кого судим, а одного из лидеров преступного мира, который ушел в тень и долгие годы ускользал от заслуженного наказания. Тебе ли мне объяснять! У тебя к тому же и личный счет имеется к этому уроду. Не забывай! И почти сразу позвонил Сперанский и сказал, что из генеральной прокуратуры приедет их человек… – Из управления по надзору за соблюдением федерального законодательства, – не дал ему договорить Высоков, – уже знаю. И снова раздался звонок, на сей раз беспокоил водитель, который сказал, что уже вернулся. – Женщину довез, – добавил он, – очень интересная женщина. Красивая, конечно, но она как снежная королева – холодная какая-то. Мне вообще показалось, что она номера машин, что нам встречались, считает, складывает, что ли, прибавляет один к другому. – В каком смысле? Не понял. – Да и я не понял, – попытался объяснить Анатолий, – но она смотрит на номера, и у нее губы едва заметно шевелятся. Он вдруг засмеялся. – Что смешного? – удивился Высоков. – Вы извините, но анекдот вспомнил. Назначили нового председателя городского суда. Он решил осмотреть все здание, заглянул в один зал и увидел одиноко стоящего человека. Спрашивает: «А кто это»? «Да это адвокат, который умер во время своего выступления на процессе». «Когда умер? – «Два месяца назад!» – «А чего же вы его не захороните?» – «Так у него губы шевелятся». Смешно правда? – Это вам Сперанский рассказал? – Ну да… То есть не мне, но я в это время за рулем его машины сидел и слышал. А как вы догадались? – Просто Николай Степанович – самый веселый судья в мире. Про него действительно рассказывали чуть ли не анекдоты. Однажды Сперанский рассматривал дело об ограблении и попытке изнасилования. Адвокат подсудимого принес справку от врача, в которой утверждалось, что подсудимый уже два года проходит курс лечения от импотенции, следовательно, попытки изнасилования не могло быть. И зачитывая решение суда, Николай Степанович заявил, что два года – маловато, а потому он назначает подсудимому курс лечения – восемь лет в колонии строгого режима. И добавил, что врачей там много и методы у них исключительно передовые. Они дружили втроем: Сперанский, Колодин и Высоков-старший. Сперанский и назвал Василия Николаевича Вася Неприкосновенное Высочество. Теперь Николай Степанович называет своего бывшего друга Колодина ренегатом. Но Олег Ильич живет в тесной однушке, а у Сперанского большая квартира в городе и кирпичный особняк в Комарово. И для обоих Владимир как сын, по крайней мере, оба они так утверждают. Николай Степанович даже заявил, что очень скоро уйдет на пенсию и рекомендует на свое место сына погибшего друга… Но об этом лучше не думать. Сейчас главное – это Настя. В субботу они пойдут подавать заявление, а потом начнут готовиться к свадьбе. День тянулся медленно, а после обеда состоялось заседание квалификационной коллегии судей, которое шло медленно и скучно. Очень долго зачитывал свою речь Николай Степанович, хотя сводилась она к тому, что в целях повышения квалификации, а также морального облика судей необходимо провести в самое ближайшее время переаттестацию… Каждая последующая фраза предсказывалась с точностью до запятой, но Владимир Васильевич, чтобы не заснуть, пытался угадать, что будет сказано дальше. «Квалификационная коллегия судей наделена властными государственными полномочиями, что позволяет нам повысить уровень независимости и беспристрастности выносимых судебных решений… Кодекс чести судьи является для всех нас планкой…» Сидеть неподвижно было невыносимо; Высоков рвался домой, представлял, как он войдет в квартиру, где ждет его прекрасная девушка в легком, воздушном, невесомом как летний ветерок платье… – Ты что, заснул? – толкнул его в бок сидящий рядом судья Иванов. – Запоминаю, – ответил тихо Владимир Васильевич, – не мешай. Он посмотрел на сцену и с высоты своего роста увидел, что сидящая перед ним судья Валентина Ивановна Кочергина на экране своего смартфона раскладывает пасьянс «паук»… Глава двадцатая На следующее утро, провожая его, Настя сказала, что нашла себе работу. Или почти нашла. Она с самого начала не хотела сидеть на шее у любимого человека, искала вакансии в солидных компаниях. На прошлой неделе она отправила свое резюме в одну очень приличную компанию, и сегодня ее вызвали на собеседование. – Я не могу целый день сидеть без дела, – объяснила она, – и не хочу быть содержанкой. – Ты следишь за домом, – напомнил ей Владимир Васильевич. – А зачем за ним следить, когда тебя нет? Могу следить за ним и в твоем присутствии. – Если тебе нужны деньги, скажи сколько. – Мне нужна работа. А там удобный график – с девяти до восемнадцати. Станем из дома вместе выходить, но возвращаться я буду немного раньше, чтобы успеть тебя покормить. – Что за место? – Автосалон «Рено-Ниссан». Им срочно требуется администратор с приятной внешностью. – Странно, – изобразил недоумение Владимир Васильевич. – Когда люди приходят в салон, чтобы выбирать новый автомобиль, больше смотрят не на ноги администратора, а на машины. Но запрещать ей Высоков не стал. Только когда ехал на работу, подумал, что у него начинается настоящая семейная жизнь, когда жена пытается внести свою лепту в семейный бюджет; она будет делиться с ним не только своими доходами, но и всем происходящим на ее работе, он будет снисходительно слушать, немного недовольный тем, что у жены теперь есть другая жизнь и временами любимой девушки уже не будет возле него. И что-то вновь терзало его – так сильно, что Высоков едва не застонал от этой внутренней боли: внезапно он осознал, что мечта о счастье, поднявшая его на своих прозрачных крылышках так высоко, отбросила самое главное, что должно волновать, – он совсем не вспоминает убитого прокурора Марьянова. И как теперь жить, зная, что хоть и убил не сам лично, но живешь ведь с убийцей и покрываешь убийцу… Но с убийцей ли? Статья 109 Уголовного кодекса не говорит об убийстве, а только о причинении смерти по неосторожности, а значит, Настя не убийца и он не покрывает убийцу… Он пытался успокоить свою совесть, но не получалось. Рука сама тянулась к телефону, чтобы позвонить и узнать у генерала Корнеева, на каком этапе следствие, скоро ли будет раскрыто резонансное преступление? После обеда Корнеев позвонил сам. Словно издеваясь, начал говорить о каких-то совершенно не интересующих Высокова вещах: о том, что его дочь прошла второй этап президентской программы «Молодые лидеры России», а если окажется в числе победителей со своей программой совершенствования банковской системы страны, то ее включат в кадровый президентский резерв, а программу засчитают как кандидатскую диссертацию. – Ректор ее института дал самую высокую оценку, – продолжал делиться радостными новостями Корнеев. Каждая его новость раздражала все больше, а совсем уж бесило то, что генерал рассказывал ему все это как близкому человеку, как другу, который вот-вот станет родственником. – Сонечка завтра готова приступить к своим обязанностям, – наконец сменил тему Виктор Николаевич. – Прекрасно, рад, что все так хорошо у вас, только занят сейчас… Но уж раз ты позвонил, скажи, есть сдвиги в расследовании убийства Марьянова? – Есть. Автомобиль, который использовали убийцы, обнаружен и задержан вместе с владельцем. Он хотел вчера поздним вечером, на ночь глядя, скрыться из города. Он из Ростовской области, село Чалтырь… Армянин и прикидывается дурачком… Я лично присутствовал на допросе. Он, как увидел меня в генеральском кителе, чуть сознание не потерял от страха, начал на пол падать и кричать, что он не террорист. Говорит: «Мамой клянусь», слезы пустил… Втирал нам, что привез в наш город сопу и раков. Какую сопу? У него от страха крыша съехала: не ожидал, видно, что мы его возьмем. Спрашиваем, где он был ранним утром в позапрошлую субботу… Отвечает, что у земляка… Машина якобы стояла во дворе всю ночь и до обеда… он только перед обедом в нее сел, и ему показалось, что она стоит не там, где ее оставил, и бензина в баке стало меньше. Уверяет, что был заправлен полный бак, а когда посмотрел на приборы, увидел, что всего половина осталась… Представляешь, какой дурак – придумал самую тупую отговорку… Как говорится, я не я и машина не моя. Сейчас проверяем его личность и все его сказки. Но он и сам понял, что в полной этой сопе оказался. – Сопа – это рыба такая. Другое ее название – белоглазка. В Ростовской области все рынки ею завалены. Так что выгодный бизнес для тамошних жителей пригонять к нам вяленую сопу, еще и тарань, оптом сдавать перекупщикам или самим развозить по мелким магазинам. Скорее всего, он не врет: привез, отдал земляку для развоза по торговым точкам и ждет, когда деньги за рыбу придут… А еще раки – товар ходовой… Про черную икру уж не говорю. – Думаешь, опять мимо? – Думаю, что кто-то воспользовался его автомобилем. Где хоть машина стояла? – В Мурино. – Как раз по пути на Волоярви. – Ну да… А откуда ты название озера знаешь? Мы же не раскрывали название. – Долго, что ли, узнать? – спокойно ответил Высоков. – Может, ты и прав. Если автомобиль он оставлял возле дома, где установлена камера, то записи уже сейчас у наших сотрудников. Так что личности быстро установим. Если, конечно, есть камера наружного наблюдения. А если нет, то снова мы в этой рыбе по самые уши. Ну ладно, давай до связи. – Погоди, Софье Андреевне передай, что завтра буду после обеда, если вообще появлюсь. У меня завтра соревнования по стрельбе из пистолета. – Так и у меня тоже. То есть сам лично не участвую, но от ГУВД несколько команд будет. Отдельной командой городское управление, когда-то я тоже за нее выступал… А ты за честь судейских, значит, постоять хочешь? Ну-ну. У вас-то есть стрелки нормальные? – У нас есть судебный пристав, полгода как пришел. А до того был в армейском спецназе. После ранения и госпиталя жена запретила ему в армию возвращаться, и он перешел в службу приставов.