– На моем месте так поступил бы каждый, и не только потому, что похитили близкого человека. Дело было развалено еще до суда. Кто-то приказал это сделать, а меня просто подставили – сделали крайним, чтобы всех собак на меня спустить. Знать бы, куда повезли Качанова, хотел бы я встретиться с ним… – Мне не удалось это выяснить. Владимир Васильевич взял со стола телефон и набрал номер Елагина. – Петя, как там дела? – Не волнуйтесь, – ответил тот, – мы обязательно отыщем девушку. Сейчас попытаемся добраться до Карена… – А вы знаете, где он? – Знаю… Я как раз неподалеку от него. Это рядом с Сестрорецком на берегу озера… Только на территорию не проникнуть и не подъехать. Жду группу товарищей, чтобы вместе с ними все это дело тихо провернуть… – Озеро Разлив? – не поверил Высоков. – Другого тут вроде нет, – ответил Петр. – Что думаешь делать? – спросил бывший одноклассник, слышавший весь разговор. – Не знаю. – Мой совет, жди ее здесь, а мне возвращаться надо в студию, хочу смонтировать отснятый материал, чтобы вечером в эфир пустить. Владимир Васильевич проводил друга до двери, потом вернулся на кухню, посмотрел вниз, дождался, когда старенькая зеленая «вектра» выехала со двора, и только после этого вышел из квартиры. Глава двадцать шестая Услышав звук работающего мотора въехавшего во двор автомобиля, Елена Александровна вышла на крыльцо и помахала рукой сыну. А когда он вышел из «паджеро», крикнула: – Надеюсь, ты на все выходные! А почему без Насти? – Она попозже подъедет. Он направился к сараю, выкатил оттуда старый отцовский велосипед и направился с ним к машине. – Зачем ты его берешь? – удивилась мама. – Он ведь ржавый уже. – Он нормальный: я осенью на нем гонял, сейчас только колеса подкачаю и вдоль залива покатаюсь. Высоков знал, о каком месте говорил Елагин. Северный берег Разлива, где когда-то он ловил рыбу, приезжая сюда с удочками на этом самом велосипеде. И теперь он ехал туда. Четыре километра – не так уж и много, но это бесконечно длинный путь, если спешишь по делу, которое важнее, чем жизнь со всеми ее воспоминаниями. С трассы не так давно сделали съезд, но почти сразу перегородили его шлагбаумом, от которого в обе стороны натянули колючую проволоку. В некоторых местах проволока была перекушена, вероятно, в ней сделали проходы рыбаки или грибники. Возле одного из таких проходов Владимир Васильевич оставил велосипед, положив его за бугорком с густыми соснами. Быстро пошел дальше, на блеск близкого озера. Очень скоро уперся в высокий забор из листов профнастила, начал обходить его. Забор ушел в озеро, продолжаясь уже в воде все той же колючей проволокой. Проникнуть на территорию шансов было немного – разве что вплавь. Пришлось идти в другую сторону, и почти сразу Высоков увидел остатки строительного мусора, обрезки досок фанеры и даже небольшую кучку поврежденной металлочерепицы. Подошел и начал разглядывать, пока не обнаружил две доски-сороковки, достаточно длинные – одна почти четыре метра, вторая чуть короче. Поднес их и приставил вплотную к забору так, что концы легли на верхний край профлистов. Где-то неподалеку вдруг зазвучала музыка, и мужской голос запел: Был хороший парень Ванька Ремешков. Только в уголовку сдал своих дружков. Сдал всю банду нашу да еще Наташу, Что зимой ходила без штанцов. Старый вор в натуре дело подсказал И маляву с кичи на волю он послал: Затопите баньку, пригласите Ваньку, — Утопите в шайке, – он сказал…[14] Владимир Васильевич отошел на несколько шагов, разбежался на доски, но почти сразу спрыгнул с них – с первого раза преодолеть забор не получилось. …Но достать Ивана очень нелегко: Он в прокуратуре очень высоко. Но плевать Наташе на его лампасы – Больше не плясать ему танго… Пришлось делать вторую попытку. На этот раз разбег был сделан побольше. И скорость потребовалась большая. Высоков взбежал быстро, его качнуло, потому что верхушка листов прогнулась, но спрыгнуть на другую сторону удалось. Приземлился на подставленные руки и грудь… Но приземление не было жестким, потому что с обеих сторон забора был мягкий мох и густые кустики цветущей брусники. …Как-то по столице гнал во весь опор, Девушку заметил, затеял разговор: – Есть хороша банька, посидим там, паинька, Я же генеральный прокурор… Владимир Васильевич уже видел ровную гладь озера, призрачные высотные дома на далеком противоположном берегу, тающие в мутной дымке раскаленного воздуха. Совсем рядом большой одноэтажный бревенчатый дом с кирпичной трубой, из которой валил белый дым. …Платье из шифона, бусы-жемчуга На пол полетели, под ними ни фига. Увидал родное: грудь и все такое, Тут же полетел к ее ногам… Высоков остановился, достал из кармана пистолет, снял его с предохранителя и снова спрятал в кармане. Какой-то голый человек выскочил из дома, стоящего на самом берегу, пробежал по деревянным мосткам и спрыгнул с них в воду головой вниз, тут же вынырнул. А длинная наглая в своей бессмысленности песня продолжалась: …Но легла на шею девичья рука И нагнула к шайке голову врага… Песня внезапно оборвалась. Высоков шел к воде, и человек, стоящий в озере, наконец заметил его. Улыбнулся во весь рот и допел песню хриплым голосом: Сказку я кончаю, мать ее ити. Оттянул пятнаху вместо двадцати. Выйду по УДО я, отымею стоя Всех, кого я встречу на пути. В озере стоял Качанов, над водой были только его плечи и верхняя часть груди, покрытая татуировками. Качанов махнул рукой кому-то и крикнул: – Спокойно, Труха, это ко мне.