Владимир Васильевич обернулся и увидел стоящего на широком крыльце высокого парня с распухшей скулой и синяком под глазом. В руке парень держал пистолет, который, судя по всему, достал, когда заметил подошедшего к дому чужака. – Ну че пришел? – продолжая улыбаться, обратился Качанов к судье. – Бабло получить хочешь? Скажи сколько. Прямо сейчас наликом и получишь. Если не хватит, то еще подвезут. Говори, сколько хочешь? – Я за Настей пришел. – Какой? – притворно удивился Каро Седой и сделал вил, что только что вспомнил. – Эта Настя? Так она не твоя. Это моя девочка. Я ее тебе дал во временное пользование. Ты попользовал ее, а теперь я забрал ее обратно. А вообще такое пользование тоже бабла стоит немерено. Она ведь девочка дорогая. Самая дорогая эскортница – хрен такую вторую найдешь. В прошлом году я в Геленджик намылился и ее с собой выписал, а потом уж отдавать не захотел. – Где она? – повторил Владимир Васильевич. – Да здесь, в бане, – усмехнулся Качанов, – заходи, посмотри на нее, красотулю, можешь напоследок попользовать… Он произнес это, уже перестав скалиться, и устремил взгляд на кого-то, кто находился за спиной судьи. Высоков, продолжая смотреть на уголовника, опустил руку в карман. – Вали его, Труха! – крикнул Качанов. – У него волына на кармане. Владимир Васильевич резко обернулся, выбрасывая вперед руку с пистолетом. Но парень успел выстрелить первым, но только один раз – две пули попали ему в голову: с шести шагов Высоков не мог промахнуться. Он обернулся и не увидел Качанова, тот нырнул в воду. И только сейчас понял Высоков, что чудом уцелел сам, повернувшись всем телом так стремительно, что сошел с мушки пистолета Трухина, целившегося ему в голову. На крыльцо выскочил еще один парень, который замер, увидев перед собой незнакомца. Попятился назад, но Владимир Васильевич выстрелил и в него. Качанова не было видно. Высоков шагнул в сторону, наклонился и посмотрел под мостки. Каро лежал под ними, пытаясь оставаться полностью в воде, выставив на поверхность только лицо, хватая воздух ртом. – Вылезай! – приказал ему Высоков. Но Карен остался под мостками, только сидел уже на корточках. – Где девушка? – Я тебе ничего не обещал, так что получай с того, кто с тобой базарил. Никто ее не воровал, она все это время здесь сидела. А когда пацаны поехали меня встречать, закрыли ее здесь в доме, но она упорхнула зачем-то. Качанов стал выбираться, решив, что ему ничего уже не угрожает. – Ты че не понял ничего? – произнес он. – Она же с самого начала в доле была, все знала… Мы же все заранее продумали. В рекламную контору ее засунули – в мою контору, между прочим, там директора все равно надо было убирать, потому что он мое лаве крысил. И про прокурора она знала, который так удачно подвернулся, да еще с документами, флешками разными… Мы-то просто хотели на том озере тебе по башке дать, а ее типа украсть… А вышло еще лучше… Грохнули Марьянова, на берег притащили, и она тебя туда сама направила… Я же говорю – умная она… Качанов выбрался на берег и пошел к крыльцу. – А я тут арию забулдырил[15], смотрю, вроде как судья со своей честью ко мне намылился. – Стой на месте! – приказал Высоков. – Где Настя? – Не знаю. У меня к тебе другое предложение. В доме берданка[16] с лимоном гринов[17], мне ее басурманы[18] подогнали, получили с какой-то акулы[19] мэриевской. Забирай берданку и уходи. А я скажу, как найти твою Настю, если слово дашь, что тему закрыли… Лады? Высоков стоял возле трупа Трухина. Наклонился и поднял пистолет, а когда выпрямился, увидел, что Качанов проскочил в дверь дома, хотел захлопнуть ее, но дверь уперлась в тело второго убитого парня. Тогда он наклонился и схватил лежащий на полу прихожей пистолет. Бросился на пол, уходя от возможного выстрела в спину, попытался перевернуться, но после выстрела Высокого остался лежать. – Хорошо стреляешь, начальник, – выдавил он. – Короче так. Бери берданку с гринами и разбегаемся. А номер Насти в мобиле у Трухи. Вот его телефон на перилах. Она там как «Амазонка» записана. Не нравилась она ему…[20] Он застонал и начал дышать часто. – Больно мне, терпеть уже мочи нет, ты мне такую дырку в пузе сделал… Гад како-ой! О-о! Вызови врачей, мать их! Только пусть быстрее… И тут же вскинул руку с пистолетом. Но Высоков выстрелил первым. Подошел и взял с перил крыльца мобильный телефон. Поднялся по ступеням и посмотрел на труп Качанова. Бросил на него пистолет Трухина и сказал, непонятно к кому обращаясь: – Вот тебе и решение суда. Спустился по ступеням и пошел искать выход, потому что через забор с этой стороны было не перебраться. Когда повернул за угол дома, увидел спешащего к нему Елагина. – С вами все нормально? – крикнул Петр. – Я в порядке, – ответил Владимир Васильевич, – а те, которые там остались, не очень. – С Кареном были четверо. Потом двое уехали. С полчаса назад они вернулись, но наши ребята их взяли. Так что вам повезло, что там только двое. – Трое, – поправил Владимир Васильевич, – мне вообще-то надо скорее… Там мой велосипед где-то. – Я его перетащил и в «тахо» уложил. Зачем вам лишний раз светиться, тем более что рядом пара машин ГУВД нарисовалась? Сейчас вас отвезут, куда скажете. И другу вашему позвоню, чтобы со своей программой поскорее здесь оказался – ему для поднятия рейтинга в самый раз сообщить об этом первым. Они вышли через калитку в воротах, сели в «тахо». Мимо прошли люди Бережной, одного из которых Владимир Васильевич уже видел, а потому сказал ему: – Привет, Иван. И удивился своему спокойствию. Мама приготовила ужин. Елагин сел с ними за стол, очевидно, не рискуя оставить Высокова без надзора. Он не задавал никаких вопросов, да и Владимир Васильевич был немногословен. Даже когда позвонил Ипатьев, сообщивший, что есть сенсационная новость, не стал интересоваться, что хочет сообщить ему школьный приятель. – Смотри вечером городской канал, – намекал Павел. – Первый наш выпуск – и сразу молния! Эта новость Качанова касается. – Я уже забыл о нем. Ипатьев помолчал в трубку, а потом произнес: – Я вдруг сегодня ни с того ни с сего вспомнил, как мы после Алых парусов к тебе пришли: Я, Лешка Лапников, Ленка Саленко, Ленька Фишкин, Тамара Новикова, еще кто-то. – Таня Антонова… – Музыку включили, танцевать стали, а потом в стену начали стучать соседи – мол, полседьмого утра… – Никто не стучал, да и не танцевали мы. – Ладно, скажу, – не выдержал Павел. – Застрелили сегодня Каро Седого, не дали надышаться воздухом воли. Мы примчались туда, а там уже Вера Бережная со своими людьми, потом следственный комитет подъехал, за ними менты, прокуратура… Такое началось! И мы все это время снимали… Елагин уехал, а потом начал собираться и Владимир Васильевич. – Так ты приедешь завтра с Настей? – в который уже раз интересовалась Елена Александровна, потому что так и не получила вразумительного ответа. – Не знаю, – ответил он точно так же, как отвечал и до этого. Он возвращался в городскую квартиру, уже никуда не торопясь. Жизнь его внезапно круто изменилась – несколько недель назад, но теперь она опять будет такой же, как была до этого – до встречи с Настей. В городском суде его вряд ли оставят, придется возвращаться в районный, но уже, конечно, не председателем, да это не так уж и важно кем. Надо только успеть помочь парню-автомеханику разобраться с его проблемами. Но это будет в понедельник, а пока еще не закончилась пятница. Высоков припарковал «паджеро» на обычное место в своем дворе. Не успел выйти, как позвонил генерал Корнеев. Отвечать не хотелось, не было желания выслушивать оскорбления и угрозы. Но пришлось – генерал вряд ли угомонится. – Вы что-то забыли мне сказать? – спросил Владимир Васильевич. – Я, Володенька, извиниться хочу… Просто самому обидно, что столько всего наговорил тебе… Не разобрался как следует. Ты вообще большой молодец. Отец бы тобой гордился. – Вы это о чем, Виктор Николаевич? – опешил Владимир Васильевич. – Ты знаешь о чем, – перешел на доверительный тон заместитель начальника ГУВД, – ты поступил так, как и должен поступать настоящий мужик. Честно признаюсь: я бы так не смог. – Не понимаю, о чем это вы? – Ладно, забыли. Но ты не забывай, что через неделю ты в нашем доме самый желанный гость. Вика, скажу тебе по секрету, выиграла этот конкурс, и теперь она в кадровом резерве… Она пока еще об этом сама не знает, но мне ее бывший ректор тоже по секрету уже сообщил. Представляешь, какая умница девочка! Владимир Васильевич сидел в машине, не зная, что делать, потому что Корнеев непрозрачно намекнул, что ему известно, кто застрелил Качанова и двух его телохранителей. Но откуда он мог узнать? Вряд ли ему сообщила об этом Бережная. И вдруг Высоков понял, откуда генерал это знает. Пули из тела Качанова уже извлекли, отправили на экспертизу и выяснили, из какого пистолета были произведены выстрелы. А зная, как стреляет судья Высоков, заместитель начальника ГУВД, получив результаты экспертизы, ни секунды не сомневался в том, кто совершил акт возмездия. Возмездия, потому что генерал Корнеев уверен, что именно Каро Седой приказал убить Высокова-старшего. Настя стояла возле дверей его квартиры. Хотела броситься навстречу, чтобы обхватить руками его шею, как она это делала обычно, но, увидев его глаза, остановилась. – Что внутрь не зашла? – спросил Владимир Васильевич. – У тебя же ключи есть. – Без тебя не хотела. – Давно стоишь здесь? – Четыре часа, – тихо ответила девушка, – но я еще во дворе сидела. Познакомилась там с молодой мамой. Ее Юля зовут, мы с ней и ее девочкой ходили в магазин, и я купила малышке игрушки… Высоков открыл дверь, пропустил внутрь Настю, а потом вошел и сам. – Чтобы без лишних слез, – произнес он, – собирай свои вещи и уходи. И тут же слезы выступили на ее глазах. – Почему? Ты же знаешь, что случилось со мной. – Давай не будем: я все знаю и про эскорт-услуги, и про Геленджик, и как ты меня привезла на озеро, куда предварительно подбросили труп прокурора… И как ты сама к Трухину в машину такси села… Она посмотрела на него глазами, полными слез. – А ты разве не догадываешься, что я полюбила тебя? И все ради тебя… – Когда любят, говорят правду, а не едут в баню с уголовным отморозком. – Я просто очень боялась за тебя. Каро – жестокий человек.