А еще она очень любит природу: лесов, конечно, в Молдавии немного, зато лучшие воспоминания детства – это когда отец брал ее с собой на Днестр, где они вдвоем ловили рыбу. Глава пятая Высоков шел по коридору здания городского суда, направляясь к своему кабинету, машинально отвечая на приветствия, но думая совсем не о служебных делах. А потому, когда к нему подошел судья Иванов, он даже не понял суть обращенного к нему вопроса. – Какой пистолет? – переспросил Владимир Васильевич. – Твое личное оружие. – Так он не мой: пистолет и выданные патроны являются федеральной собственностью согласно Постановлению правительства номер сто семьдесят. – Это понятно, – согласился Иванов, – просто я хочу спросить, когда ты в последний раз сдавал нормативы. А то нас уже вторую неделю гоняют на сдачу. Вчера и я сподобился. Судью Кочергину знаешь? Ей за шестьдесят – так и ее загнали на сдачу. Она так сопротивлялась, говорила, что боится всякого оружия, тем более его применять… Сказала, что если на нее и нападут, то она тут же умрет со страху, а про револьвер не вспомнит. Она даже разницы не понимает между пистолетом и револьвером… Я подошел и за нее отстрелялся, выбил двадцать семь очков, чему удивился. В ведомости у нее будут «27», а у меня только «20». Потом еще меня заставили предъявить выданные патроны на предмет их сохранности. А у меня одного не хватало. Хотели акт составить… Этот разговор был неинтересен Высокову, но он стоял и слушал: Иванова он знал по юридическому факультету: тот учился на два курса старше, был отличником и председателем студенческого совета. – …На самом деле у меня не хватало целой обоймы: на рыбалку ездил, место пустынное, вот я и потренировался по деревьям. Нарушил, признаю. Потом пришлось просить у брата двоюродного – он заместитель командира батальона Росгвардии… Брат принес только семь… Обещал потом дать еще, но как-то забылось… – Мне вообще-то надо спешить, – напомнил Высоков, – у меня сегодня приемные часы. – Да, да, – согласился Иванов и спросил: – А как ты сам к рыбалке относишься? Может, как-нибудь в выходные смотаемся: я классные места знаю. – Нормально отношусь, только давно не выбирался. А в детстве с отцом часто ездили… – И тут Владимира Васильевича осенило: – Сергей, раз у тебя брат в Росгвардии, значит, он в любом случае связан с разрешительной системой. У меня появилась информация, что директор одной рекламной фирмы хранит в своем служебном сейфе незарегистрированное оружие. – Без проблем, – обрадовался бывший председатель студкома, – брательник с радостью все сделает: ведь это тоже ему по службе зачтется. Давай координаты фирмы, фамилию руководителя. Но с тебя услуга за услугу: после, как этого рекламиста возьмут, мы с тобой отметим это дело на рыбалке. – Договорились, – пообещал Высоков. Достал из кармана записную книжку, открыл на нужной страничке и показал запись, сделанную рукой Насти. – Какой ты каллиграф! – удивился Иванов и сфотографировал запись на камеру своего мобильного телефона. Высоков взял из его руки книжку, хотел продолжить движение, но Иванов еще раз его остановил: – Ты помнишь такого судью Колодина? Тут я вчера рассматривал в суде дело гражданки Кузякиной… смешная фамилия – Кузякина, да она еще Элеонора. Ты представляешь? – При чем здесь Колодин? – А ты слушай. Смотрю я на подсудимую, а ей вменяют несколько статей: вымогательство и прочее… ей сорок пять лет или даже больше: перетянутая вся, насиликоненная… наглая – не то слово. И вдруг у меня появляется ощущение, что видел я ее раньше. Вспоминал, вспоминал и наконец… Она, оказывается, накатала в свое время телегу на мирового судью Колодина… – А разве Олег Ильич был мировым судьей? – Ну да. Когда ушел из городского суда, попросился мировым на какой-то участок. Так вот эта дама заявляла, что Колодин у нее вымогал взятку за благоприятное для нее решение… Еще он домогался ее. Короче говоря, вызвали его на коллегию. Разумеется, ничего не подтвердилось, а Колодину все равно с сердцем плохо стало. Оказывается, от этой стервы ушел муж, оставив ей свою квартиру, доставшуюся ему от родителей еще до брака с ней, всю мебель… А она требовала с него половину всех его доходов, потому что, по ее словам, за пятнадцать лет совместной жизни потеряла ровно половину своего здоровья. Сейчас она владелица нескольких кафешек. На нее пожаловались администраторы и официанты, будто бы она установила для каждого норму чаевых, половину из которых они должны возвращать ей… – Я слышал похожую историю. – Короче, есть видео с моментами передачи средств, где она вопит, что ей мало дают, да с таким матом орет… есть запись, как она передает взятку налоговику. Ну там еще много чего… Даже совершенно скотские сцены с подчиненными ей мужчинами. Влепил я ей два года общего. – Сережа, – взмолился Высоков, – давай в другой раз: сегодня без того день тяжелый. – Да, да, – тут же согласился старый знакомый, – конечно. А брату прямо сейчас позвоню. Олег Ильич Колодин был лучшим другом отца, дружили они еще со студенческих лет. Он был и лучшим другом семьи. Мама даже как-то сказала Владимиру, что сначала Олег начал ухаживать за ней, но очень скоро познакомил ее с другом Васей, а потом пожалел об этом. А может, и не пожалел, остался другом для обоих. Он часто бывал в доме Высоковых, Владимир Васильевич его хорошо помнил, хотя подробности давних встреч с годами стерлись в памяти. А когда мама перебралась жить за город, он продолжал навещать ее и там, только уже гораздо реже – так, по крайней мере, утверждала мама, а сам Высоков уже и не помнил, когда он видел в последний раз друга отца. То, что Сперанский назвал его ренегатом, покоробило, тем более что когда-то Владимир Васильевич уже слышал подобное высказывание в адрес Колодина, и тогда тоже говорили, что он выносит слишком мягкие приговоры преступникам, а просто так такого не бывает. То есть кто-то откровенно намекал, что судья получает взятки. Но если бы это было так, то Олег Ильич перестал бы быть судьей, с него сняли бы неприкосновенность, а дальше суд, позор… Но он ведь не просто так перешел в мировые судьи, где ответственность поменьше, да и дела скучные, как под копирку: разводы, раздел имущества, бытовые ссоры и драки… Высоков заглянул в список мировых судей, но фамилии «Колодин» не нашел в нем. Подумал и позвонил матери. Мама, конечно, обрадовалась, стала говорить, что вчера хотела приехать к нему, чтобы навести порядок в квартире и приготовить что-нибудь, но не решилась, потому что теперь садится за руль редко и только для поездок на небольшие расстояния, а теперь такое движение… После этого, по обычаю, разговор должен был переключиться на то, что Володенька не женат, а ей так хочется понянчить внуков, может, зря она тогда отвадила его сокурсницу… – Она, конечно, не очень воспитанная была, но мы бы ее… – А где сейчас Колодин? – поинтересовался Высоков, меняя неприятную для себя тему. – Олег? – переспросила мама, как будто речь могла идти о другом каком-то Колодине. – Так он сейчас трудится юрисконсультом в какой-то фирме. Видела его недавно, он сказал, что не может просто так сидеть на пенсии: скучно ему, да и полезным хочет быть людям. Он же специалист высшего уровня. Хотя с виду некультяпистый какой-то, на нем даже мантия сикось-накось сидела. А почему ты спросил? – Просто вспомнил. Прости, но у меня посетители. Дверь открылась, и вошли не посетители, а судья Иванов. – Я брательнику сразу позвонил, и он сказал, что очень интересно и он сейчас начнет этим заниматься… – Иванов обвел взглядом кабинет, потом обернулся на дверь: – Уже начал, я думаю. Володя, а почему у тебя приемная пустая? Где секретарь, а еще лучше секретарша? Привез бы ту, что была у тебя в районном суде. – Она решила на пенсию уйти, а здесь пока никого не предлагали. – Не надо ни в какой административный отдел обращаться. Сам найдешь! Неужели у тебя никого нет на примете? Высоков молча покачал головой. – Да, ладно! – не поверил Иванов. – А вообще по жизни? Высоков снова покачал головой. – Ну ты даешь! – удивился бывший приятель. – Такой красавец и вдруг… Я понимаю: весь в работе, времени на личную жизнь нет. Так надо совмещать приятное с полезным, как все делают… – Подумаю, – пообещал Высоков, давая понять, что разговор закончен. Он так сказал, хотя на самом деле подумал об этом еще до появления в кабинете бывшего председателя студенческого комитета. Настя ищет работу, он ей предложит должность своего помощника с неплохим, кстати, окладом. И она всегда будет при нем. Иванов не думал уходить, вероятно, он пытался навести мосты с новым начальством. – С делом гражданина Качанова уже ознакомился? – С чего ты взял, что я буду им заниматься? – Так все знают: ты же у нас самый принципиальный. С бывшим сокурсником пришлось еще провести весь обеденный перерыв. Иванов предложил пообедать в кафе на Московском проспекте, где по его уверению, прекрасная европейская кухня. Мол, у него в этом кафе большая скидка, и он уже заказал там сегодня обед на две персоны. Пришлось идти. Кафе поразило своим интерьером. А вообще судья Иванов немного поскромничал, потому что над входом висела вывеска, где было указано, что это ресторан, чего бывший председатель студкома не мог не заметить прежде. Зал оказался просторным, в нем было пусто, что очень удивило Высокова. Но его спутник объяснил, что здесь вообще-то не очень дешево. Но самое главное Иванов оставил на десерт. Когда их обед подходил к концу, он вдруг вспомнил: – Брат отзвонился, сказал, что они уже прибыли на место. Осмотрели сейф директора и обнаружили в нем незарегистрированную «беретту» и коробку с патронами. Кроме того, там находилась внушительная сумма наличности в рублях и валюте. Директор не нашел ничего лучшего, как сказать, что эти деньги приготовлены на выплату зарплаты. На выходе задержали бухгалтера, которая пыталась проскользнуть, пряча в сумочку еще изрядную сумму… Директора повезли по его месту проживания и там нашли еще дюжину стволов. Все незарегистрированные, само собой, кроме одного травматического пистолета. Как прокомментировал брат, влип очкарик. Высоков сделал вид, что эта информация его интересует мало. Но когда вернулся в кабинет, тут же позвонил Насте, чтобы сообщить ей новость. – А я только-только вам собиралась позвонить. Сегодня произошло нечто очень странное. Я приехала на работу, чтобы в последний раз попросить выплатить мне хоть что-то, потому что кроме вчерашних ваших четырех тысяч у меня практически ничего. Странности начались сразу, потому что у входа стоял человек с автоматом, который спросил, что мне надо. Я сказала, что работаю здесь, и он меня пропустил. И тут же встретила главбуха, которая так обрадовалась, увидев меня, а прежде в упор не замечала: «Ой, Настенька, а я два дня уж тебе названиваю! Чего же ты за зарплатой не приезжаешь?» Пошли мы с ней в бухгалтерию, а там уже люди в штатском работают. Подсунула мне бухгалтер ведомость. Люди в сером проверили мои документы. Я расписалась, и вдруг мне выдают сто тысяч рублей! Вы представляете? Я смотрю на бухгалтера, а та ласково объясняет: «Это тебе, Настенька, зарплата плюс премия за хорошую работу!» А у самой рот скривило от ненависти ко мне или от жадности. И теперь я не понимаю, что это было. – У вашего директора в квартире при обыске еще кучу незарегистрированного оружия нашли, так что его до суда уже не выпустят. – Это все вы сделали, – прошептала Настя. – Сделали это специально обученные люди, – объяснил Высоков: – А я только попросил вам помочь. – Спасибо, – прошептала девушка с такой нежностью, что Владимиру Васильевичу показалось, что она вот-вот заплачет. – Не стоит, – бодро произнес он. – Вы работу не нашли еще? Если нет, то я, вероятно, смогу предложить вам ответственную должность… Правда, на нее объявлен конкурс. – Что за должность? – осторожно поинтересовалась Настя. – Должность моего помощника, если она вас, конечно, устроит. Но зарплата неплохая: не сто тысяч, разумеется, но на жизнь должно хватать. – А вдруг я конкурс не пройду? – Пройдете. Только в нашем ведомстве проверяют всех поступающих на работу сотрудников на предмет судимости… – Этого нет. – Алкоголизма и наркомании. – Тоже не ко мне. – Прочих нехороших излишеств. – Тогда я не пройду по конкурсу, потому что я очень люблю помечтать.