* * * Мануэль, Элиса и Самуэль ужинали в гостинице. Писателя забавляли проделки мальчика, который то и дело совал под стол куски еды для собаки, а еще ему было приятно находиться в компании молодой женщины. С момента приезда сюда она изменилась, словно, покинув Ас Грилейрас, сняла траурную вуаль и встряхнулась, перестав напоминать старую, пожелтевшую от времени фотографию. Элиса смеялась, болтала и в шутку ворчала на сына. Ортигоса еще никогда не видел ее такой живой и уверенной в себе. Они рассмеялись над очередной выходкой Самуэля, и в тот момент писатель четко ощутил поселившиеся в сердце любовь и страх, что он больше никогда не увидит мать и сына, которые заняли важное место в его жизни. Мануэль улыбнулся. Голос Элисы вывел его из задумчивости: — Я позвонила брату. Помнишь, я тебе рассказывала? Он женат, у него две дочки. — Самуэль меня просветил. Похоже, сестры ему понравились. — Да. — Элиса улыбнулась. — Так ужасно, что мы все это время не общались… Еще одна ошибка из длинного списка. — Очевидно, что теперь она смотрела на свою жизнь по-новому. — Мы долго говорили. Думаю, наши отношения наладятся. — Она протянула руку и накрыла ею ладонь Ортигосы. — Ты нам очень помог. Если б не твоя поддержка, у меня не хватило бы решимости уехать из поместья. Писатель покачал головой: — Все мы сильнее, чем думаем. Ты сделала первый шаг. Тебе выплачивают содержание, этого хватит на жизнь. — Дело не в деньгах, Мануэль. Отчасти я не покидала имение из-за Франа, а еще из-за его родных. Не знаю, поймешь ли ты меня… Жизнь в Ас Грилейрас течет размеренно, и мне было приятно ощущать себя одной из них, хотя я прекрасно понимаю, что меня терпели только из-за сына. — Элиса посмотрела на Самуэля, игравшего с собакой. Писатель сразу же вспомнил о Катарине, которая обожала мальчика, но недолюбливала его мать. Молодая женщина продолжала: — Но есть в этой семье нечто одновременно и завораживающее, и пугающее. Жизнь в поместье идет своим чередом, без сюрпризов, меня это устраивало. По крайней мере, какое-то время. — А сейчас? — Я серьезно подумываю о том, чтобы распрощаться с имением. Мой брат одобряет эту идею. Самуэль сможет познакомиться с другими своими родственниками, а на будущий год пойдет в садик, так что… — Звучит здорово, — прервал Элису Ортигоса, накрывая своей ладонью ее руку. — Я еще на кладбище хотел тебе сказать: это твоя жизнь. Твоя и Самуэля. Не торопись и спокойно обдумай, как намерена поступить. А когда примешь решение, я помогу воплотить его в жизнь. Однако это будет твой выбор, а не кого-то из Муньис де Давила, не мой, не твоего брата… Только твой. Элиса улыбнулась и кивнула. Бронтофобия[31] Услышав, как заработал двигатель автомобиля, Лаура захлопнула книгу. Окно у нее за спиной было приоткрыто, и на протяжении последних пятнадцати минут женщина слышала, как муж и старшая дочь о чем-то говорят на крыльце. Разобрать слова ей не удавалось, но беседа текла плавно, а иногда слышался смех. Лаура не ждала, что Андрес зайдет в дом, чтобы попрощаться. Вот уже несколько лет оба они предпочитали уходить по-английски, и еще пару недель назад Лаура даже не обратила бы на это внимания. Но сегодня такое отношение мужа больно задело, хотя она думала, что рана давно затянулась. Женщина встала, положила книгу на кресло и улыбнулась при виде Антии: та по обыкновению уснула на диване, несмотря на неоднократные попытки матери отправить дочь в постель. Шулия сидела на висящих на крыльце качелях и читала. Это было ее любимое место с тех пор, как ей исполнилось четыре года. — Папа уже уехал? — спросила Лаура, хотя ответ был очевиден: перед домом стоял лишь ее собственный внедорожник, машина Ногейры исчезла. Девушка подняла взгляд от книги и несколько секунд молчала, прежде чем ответить. — Да, — наконец произнесла она, удивляясь, что это нашло на мать. — Ты хотела ему что-то сказать? Облокотившись о перила, Лаура посмотрела вдаль. Она ничего не ответила дочери, поскольку и сама не понимала, зачем вышла. Собиралась ли она что-нибудь спросить у мужа? Или, наоборот, ждала, когда он сам с ней заговорит? Женщине показалось, что она видит свет вдалеке, и Лаура вытянулась, чтобы рассмотреть получше. — Неважно, — обронила она, не сводя глаз с горизонта. — А я думаю, важно, — ответила Шулия очень серьезно, тоном внезапно повзрослевшего подростка. Мать удивилась и обернулась, чтобы посмотреть на дочь — правда, всего лишь на секунду: теперь она была точно уверена, что что-то увидела на небе. — Я слышала, как вы болтали. Кажется, будет гроза, — сказала Лаура, продолжая вглядываться в даль. Шулия снисходительно улыбнулась. Она прекрасно знала, что ее мать, такая умная, талантливая, сдержанная и спокойная, испытывает страх перед этим явлением природы. Заглянула в смартфон. — В прогнозе погоды грозы не значится. — Мне все равно, что там показывает интернет. Нам лучше пойти в дом, — упрямо возразила Лаура. Шулия посмотрела на спокойное ночное небо, усыпанное звездами, и не стала возражать: в этом вопросе спорить с матерью бесполезно. Лаура ненавидела грозы из-за того, как ощущала себя в эти моменты. Они вызывали в ней неподдельный ужас; накатывала паника, из-за чего иррациональный страх перед бурей только усиливался. Мозг против ее воли воспринимал непогоду как живое существо, наделенное сознанием, свирепое и враждебное. Лаура не верила в приметы, предчувствия и предсказания. Выйдя замуж за гвардейца, она поначалу очень тревожилась, когда он дежурил в ночную смену, и проводила долгие часы без сна, воображая себе всякие ужасы: что Андрес попал под колеса грузовика или его сбила не остановившаяся по требованию стражей порядка машина; что его застрелил преступник или наркоторговец, которые, по слухам, умудрялись перевозить через Галисию тонны своего товара за одну ночь. Ногейра мог сам о себе позаботиться и вообще уже вышел на пенсию. Наверняка он поехал к Мануэлю, чтобы пропустить стаканчик. Но муж ушел не попрощавшись, начиналась гроза, и глубоко засевший внутри первобытный страх снова дал о себе знать. Лаура пошла на кухню и включила духовку, продолжая поглядывать в окно. В свете молний на горизонте мелькали резкие контуры холмов. Женщина молча и сосредоточенно двигалась по комнате, доставая и раскладывая на столе ингредиенты для пирога, который так любил Андрес. — Ты сейчас печь собралась? — удивилась Шулия, бросив взгляд на часы: они показывали одиннадцать вечера. Темное покрывало ночного неба за раскрытым окном вдруг прорезала яркая вспышка. Девушка не удивилась: если говорить о грозах, ее мать, похоже, ощущала их приближение с помощью шестого чувства с тех пор, как ее отец погиб в море во время ужасного шторма. Лаура ничего не ответила и начала смешивать яйца с сахаром, но мыслями вернулась в ту кошмарную ночь. Ее мать немало времени провела в порту, ожидая возвращения лодки. Когда стемнело, а буря промчалась дальше, несколько сердобольных женщин чуть ли не силой привели несчастную домой. Лаура помнила, как, едва переступив порог, мать упала на пол и разрыдалась, воскликнув: «Теперь он точно не вернется!» Сейчас старушке уже перевалило за восемьдесят, но она по-прежнему жила одна в том же домике недалеко от порта. Ходила за продуктами, посещала церковь, зажигала свечку перед фотографией мужа, который вышел в море и не вернулся. Она так и не смогла забыть любимого, а вот ее дочь едва помнила отца. Однажды Лаура спросила мать: «Когда ты поняла, что папы больше нет?» «Когда ушла из порта без него. Много лет я проклинала тех женщин, что заставили меня нарушить данное обещание и пойти домой. На самом же деле мне некого винить, кроме себя. Он не вернулся, потому что я перестала ждать». Шулия молча наблюдала, как мать закончила замешивать тесто, поставила пирог в духовку, вымыла руки и вытерла их о безупречно чистое полотенце. Несмотря на размеренные и спокойные движения, было очевидно, что Лаура охвачена тревогой. Она то смотрела перед собой, ничего не видя, то бросала взгляды на затянутое тучами небо. Девушка тоже повернулась к окну, и вдруг раздался первый удар грома. — Помоги мне, — сказала мать. — Твоя сестра заснула на диване. — Как всегда… — Расправь постель, надо ее перенести. Лаура взяла Антию на руки и улыбнулась, подумав о том, что скоро ее малышка станет слишком тяжелой и перетащить ее в спальню будет уже не так просто. Осторожно двигаясь, чтобы ноги девочки не задели какую-нибудь мебель, мать шла по коридору по направлению к комнате, которую они с младшей дочкой делили последние шесть лет, но в дверях остановилась в задумчивости. Перехватила поудобнее выскальзывающее из объятий тело Антии — та весила уже прилично, — развернулась и сказала старшей дочери: — Думаю, твоей сестре лучше спать в своей постели. Не говоря ни слова, Шулия побежала в детскую и сняла с кровати покрывало с Минни-Маус. Затем удалилась в свою комнату, поцеловав мать и прекрасно понимая, что сегодня та не уснет, пока не приедет отец. Шулия тоже знала историю про порт и разыгравшуюся бурю и в свои семнадцать лет считала, что возвращаться домой стоит лишь тогда, когда тебя там кто-то ждет. * * * Розовые огни борделя бросали отблески на лица сидевших в машине людей. Мануэль обернулся и посмотрел на Кофейка, который, как обычно, устроился сзади. — Кажется, Лукас наконец отнесся серьезно к совету остаться дома и не ездить к шлюхам, — заметил Ортигоса. — Он тебе не звонил? — удивился Ногейра. — Нет. — Писатель на всякий случай еще раз проверил входящие вызовы. Пока было рано, на парковке приткнулась всего пара машин. Барный стул, на котором обычно сидел охранник, стоял на своем месте под навесом крыльца, но самого Мамута друзья нигде не видели. — Мы с Офелией составили список тех, кто в ночь гибели Альваро выезжал на место происшествия. Я уже кое-кого из них обзвонил, но большинство, как и судмедэксперт, вышли в ночную смену. Если у нее не будет много работы, она свяжется с остальными, чтобы узнать, не контактировал ли кто-то с обитателями Ас Грилейрас до того, как те приехали в больницу. Из-за угла здания показалась высокая фигура Мамута, который на ходу застегивал ширинку, что объясняло его отсутствие на посту. Охранник оглядел парковку, заметил автомобиль Ногейры и замер, пытаясь разглядеть сидевших внутри. Писатель и лейтенант вышли из машины. Мамут вернулся на свое привычное место. Возможно, из-за того, что клиентов почти не было, охранник охотно ввязался в беседу. — Разумеется, я прекрасно все помню, наблюдать за парковкой — моя обязанность. Ньевес меня даже в туалет не пускает. Дон Сантьяго — наш постоянный клиент, он весьма щедр. Когда на стоянке много автомобилей, он просит меня присматривать за его машиной, чтобы какой-нибудь пьяный идиот ее не поцарапал. — Значит, ты их видел. — Естественно. Это была суббота — самый напряженный день, клиенты едут развлекаться. Около здания заняли все места — не то что в воскресенье, когда люди предпочитают проводить время с семьей. — Мамут ухмыльнулся, и в неоновом свете вывески сверкнули белые, явно вставные зубы. — Я видел, что приехали два автомобиля и остановились в дальнем конце парковки, у выезда на трассу. Это показалось мне странным, поэтому я пошел проверить. Иногда к нам заезжают наркодилеры, пытаясь сбыть свой товар, и я должен их прогонять: Ньевес не хочет, чтобы о ее заведении пошла дурная слава. Мануэль улыбнулся, но Мамут, не заметив иронии, продолжил: — Я увидел дона Сантьяго и успокоился. Из второго автомобиля вышел тип, который иногда с ним приезжал. Они недолго о чем-то говорили и при этом почти кричали. Слов я не уловил — мешала громкая музыка, доносящаяся из клуба, — но было ясно, что дон Сантьяго очень зол. Он сел в машину, хлопнул дверью и уехал, бросив своего спутника. — И это всё? — Тот чувак постоял немного, и вдруг рядом с ним остановился автомобиль. Я обратил на него внимание, потому что машина свернула на парковку не с шоссе, а со стороны леса. — Мамут махнул рукой в направлении виднеющихся вдалеке деревьев. — Там иногда парочки уединяются, ну, вы понимаете… — Охранник бросил на собеседников многозначительный взгляд. — Это был пикап. Он приехал с грунтовой дороги, вон там, слева. Из автомобиля вышла женщина и какое-то время разговаривала со спутником дона Сантьяго. Ногейра посмотрел на дальний конец парковки. — Далековато. Ты уверен, что на пикапе приехала именно дама? — Высокая, волосы длиной вот досюда, — Мамут поднял правую руку к шее. — Она была одна. Выйдя из машины, не закрыла дверь; в салоне горел свет, и я прекрасно рассмотрел, что там больше никого нет. Они с парнем немного поговорили, затем обнялись, он сел в свою машину, она — в свою, и оба выехали на шоссе. — Обнялись?