— Что там было видеть. — Он мгновение наблюдал за мной. — И что ты не договариваешь? Я собралась с духом. — Он не просто вампир, который убил Калеба Франклина. — Я помолчала. — Он вампир, который напал на меня во дворе университета. Этан застыл, как изваяние. Ярость и собственнический инстинкт вспыхнули в его магии, завращавшись вместе по комнате. — Он тот, кто напал на тебя. Я кивнула. — Вначале я его не узнала. Но когда мы оказались в поезде, и освещение стало получше — когда я увидела его лицо и, не знаю, почувствовала что-то знакомое в его запахе или магии — я поняла, что это он. Я потрясла головой. — Я не знаю его имени. Я все еще не знаю его чертового имени. — Сейчас мне это казалось столь важным, настолько, что мой голос задрожал, и я покачала головой, с трудом сглотнув, когда меня захлестнули эмоции. Накатила волна гнева, за ней последовал поток сочувствия. — Мерит, — произнес он голосом, полным эмоций, беспокойства. Я лишь покачала головой и подняла руку. Я была еще не готова к сочувствию. — Он работает на Рида. Он планировал добраться до меня, чтобы выбить тебя из колеи. Ты настоящая цель Рида. Он хочет причинить тебе боль. Манипулировать тобой. Вот какой он человек. — Нахрен Эдриена Рида. Его голос был настолько резким, настолько решительным, что мне пришлось снова посмотреть на него. Его лицо выражало свирепость воина, человека, намеревающегося уничтожить своих врагов. — Смерть будет мучительной для Эдриена Рида, но сейчас не об этом, он для меня не важен. Единственное, что меня интересует в Риде — это опасность, которую он представляет для моих людей, для тебя. Это меня очень сильно заботит. Это было очень близко к извинению. Очень близко к признанию, что Рид заставил его сделать что-то достойное сожаления — включая звонок моему отцу. — Какова связь Рида с Бродягой? — спросил он, прежде чем я смогла заострить внимание на этой теме. Что, вероятно, было лучшим для нас обоих. И все же, он заставлял меня говорить. Сообщать о фактах, вместо того, чтобы позволить ускользнуть обратно в свой страх. — Это, должно быть, Селина. — Почему? — спросил он. — Она заплатила вампиру, чтобы тот убил меня. Она была в долгу перед Ридом на протяжении многих лет; он финансировал ее образ жизни. Может, она взяла на это деньги у Рида, и так он узнал о Бродяге. Или, может, Рид был не просто источником денег. Он криминальный авторитет. Быть может, он и убийцу предоставил. Хотя, если это так, то зачем так долго ждать, чтобы показать его мне? Взгляд Этана потемнел, вероятно, потому что он подумал о Бальтазаре. — Рид человек, который умеет выжидать. Я кивнула. — Он любит драматизировать. Нет, правильнее будет сказать: он любит эмоционально трахать мозги. И он, ей-Богу, в этом преуспел. У меня такое чувство, будто это снова происходит. Как будто я начинаю с самого начала. У меня складывается ощущение, что все не на том месте. — О, Мерит, — произнес Этан. Он потянулся к моим рукам, проигнорировав мои попытки оттолкнуть его, и привлек меня к себе. Он обнял меня, обернув руки вокруг моего тела, как будто мог вытеснить остальной мир или защитить меня от его острых граней. Я уткнулась лицом ему в грудь, позволив слезам, которые я сдерживала в течении нескольких часов, наконец пролиться. — Я позволила ему сбежать, — сказала я, когда разрыдалась еще сильнее. — Я, мать его, позволила ему сбежать. И я ненавижу себя за это. — У тебя есть право на твои эмоции, но они незаслуженно суровы. Ты спасла ребенка, Мерит. — Я позволила ему сбежать. — Я посмотрела вверх на него. — Три раза, Этан. Три раза он причинил мне боль и ушел от этого. Когда он получит по заслугам? Когда его заставят понести наказание? — Не знаю, Мерит. Я не знаю, добьешься ли ты правосудия, и получит ли он по заслугам. — Он отстранился, чтобы посмотреть на меня. — Ты не ребенок, и знаешь, что мир несправедлив. Ты получила свою долю несправедливости, и тебе сегодня сурово об этом напомнили. Но я клянусь тебе, Мерит — клянусь своей жизнью, своим Домом и своей душой — он никогда снова не тронет тебя. Внезапно я почувствовала себя такой уставшей. — Он попытается. Он попытается, и Рид попытается. Он подвергнет нападкам тебя, меня или моего отца. Воспоминание о моем отце — или о моей затянувшейся ссоре с Этаном — заставило меня отвести взгляд. Но Этан взял меня за подбородок двумя пальцами, заставив встретиться с ним взглядом. Его глаза были сужены, брови нахмурены, когда он смотрел вниз на меня. — Это мы решим, пока будем разбираться со всем остальным. Твой отец был жесток к тебе множество раз. Почему же телефонный звонок стал стеной между нами? — Может, потому что он изменился. Вылетели слова, о сдерживании которых я даже не знала. Я не злилась на Этана. Не очень. Я была напугана. Я заставила себя встретиться с Этаном взглядом. — Думаю, я надеялась, что его изменил «Тауэрлайн». Что это признак того, что он принимает меня такой, какая я есть, понимает, что ему придется иметь со мной дело на моих условиях, а не на его. Что у нас могут быть другие отношения. Что что-то может зародиться. А если Рид нацелится на него, если Рид избавится от него… — То я отниму эту новую семью, — сказал Этан и обхватил мое лицо руками. — Мне очень жаль, Мерит. Я не хотел рисковать им. Я лишь хотел защитить тебя, потому что ты самое близкое к семье, что у меня было за четыреста лет. Ты мое чудо. Его руки обернулись вокруг меня, когда я снова зарыдала. — В будущем, — произнес он спустя некоторое время, когда мои слезы утихли, — я буду говорить с тобой, прежде чем вовлекать — даже потенциально — твою семью. — Спасибо. — Я прочистила горло. — Спасибо тебе за этой. Ты, должно быть, сегодня рассердился и волновался, и я прошу за это прощения. — Я волновался, — согласился Этан. — И был зол. Ты зарождаешь обе эмоции, Мерит, и нередко. — На его губах появился намек на веселье. — Прости, — снова сказала я. — Но я бы сделала это снова. Он посмотрел на меня, глаза ярко горели. — О, серьезно? Я чувствовала, как из меня вытекает страх, как будто его близость — и наше вновь обретенное взаимопонимание — выкачали его из меня, впитали. И когда страх отступил, вернулась бравада. Боже, я любила браваду. — Я люблю тебя, Этан, и люблю этот город. И как бы я с этим ни боролась, я люблю этот чертов Дом. Он часть меня, а я часть его. Я не собираюсь стоять здесь и смотреть, как человек разрушает все, что ты построил. Не собираюсь. И если это означает, что я должна гоняться за человеком, который угрожает этому Дому, или извиняться перед тобой больше, чем мне того хочется, пусть будет так. Я этого не хочу, но для меня это приемлемо. Потому что я не могу жить без тебя. Наступила тишина. — Ну, — произнес он спустя целую минуту, — после такого и орать-то на тебя не хочется. — Это было частью плана, — сказала я с жидким смешком. — Страх — это то, что Рид использует против нас. В отношении Селины — она боялась, что станет посредственной. В отношении тебя — ты боишься, что превратишься в монстра наподобие Бальтазара, что мне навредят. И в отношении меня — я боюсь, что снова стану тем уязвимым человеком. — Это его талант, — печально согласился Этан. — Находить эти больные места и давить на них. Страх, мой Страж, неотвратим. Он один из наших наиболее важных инстинктов. Он уберегает нас от смерти. Борьба через страх — это результат выбора. Это выбор, который ты сделала после той апрельской ночи год назад. Это выбор, который ты продолжишь делать, потому что это внутри тебя. Я люблю тебя и верю в тебя, больше, чем когда-либо в кого-либо верил. И это просто пугает. Я подумала, что это была самая приятная вещь, которую он когда-либо говорил мне. Я обхватила его щеки руками, притянула его голову к себе и поцеловала. — Я люблю тебя, Этан. — Я люблю тебя, Мерит. — Он улыбнулся. — А теперь такое чувство, что мир восстановился. Подходящее ли это для меня время, чтобы указать тебе на то, что, несмотря на то, что вчера ты меня отчитала, сама сделала то, за что ругала меня? Он был прав, поэтому я позволила ему выйти сухим из воды. — Ты хочешь сказать, что я позволила Риду поймать себя на крючок? Что я побежала сломя голову навстречу опасности, вероятно, устроенную Ридом, даже если немного разрушила его план, заставив его агента вступить в игру немного раньше, чем он, наверное, планировал? Да, я знаю. — А затем я разыграла свою собственную карту: — Думаю, можно сказать, что я обошла Дарта Салливана. Он знал о прозвище, но ему оно явно не нравилось, судя по тому, как скривилась его верхняя губа. — Если тебе станет лучше, можешь назвать мне свое прозвище для меня. — Это испортит все веселье. — Он вздохнул и снова обнял меня. — Мы можем снова поругаться, Страж. Мы можем упрекать друг друга, пока солнце не вылезет на небо. Но правда такова. Я люблю тебя. И я нашел тебя однажды той апрельской ночью. Я всегда буду искать тебя, и всегда отыщу. А что касается твоего монстра, мы найдем его вместе, — сказал Этан, целуя меня в лоб. — Мы спустимся вниз, поговорим с Люком и найдем его. И так или иначе, мы найдем и Рида. И тогда пусть Бог помилует его душу. * * * Я умылась, стерла слезы со своего лица и кровь с рук, и мы спустились вниз в Оперотдел. Люк и Линдси поднялись, когда мы появились в дверях, поспешив к нам. — Все в порядке? — спросила Линдси. — Малик не сообщил нам подробностей, лишь то, что ты вернулась и, вроде бы, была целая и невредимая.