Собрав оставшиеся вещи, мы вышли к машине. В дороге мы оба молчали. Грант взял меня за руку и переплел пальцы, а потом поднес к губам и поцеловал запястье. – Мне надо заехать в офис поработать, – сказал он. – Хочешь, я высажу тебя у твоего дома? – Да, спасибо. У многоэтажки Грант вынул из багажника мой чемодан и проводил меня до дверей. – Я позвоню? Я кивнула. Он мягко поцеловал меня и подождал, пока я войду. Я прислонилась к двери, не в силах отойти от шока. Только что я стремительно влюблялась в замечательного мужчину, и мы не могли насытиться друг дружкой. Будущее играло яркими красками. А сейчас я больше всего хотела побыть одна и уже сомневалась, есть ли у нас общее завтра. Грант Откинувшись на спинку кресла, я швырнул ручку. Она попала в угол тумбочки и отлетела, как бумеранг, приземлившись аккурат на последнее письмо. Понятно. Чувствуя, что выдержка мне вот-вот изменит, я схватил конверт, яростно изодрал на мелкие клочки и швырнул пригоршню бумажной трухи в направлении корзины для бумаг (половина приземлилась на пол). Я приехал в офис, как только подвез Айрленд, решив немного поработать, но прошло уже четыре часа, а делам удалось уделить минут пять. Я не мог сосредоточиться, черт бы все побрал. Конечно, Айрленд хочет детей. Она нежная, любящая, способная многое дать ребенку. Тема детей не раз всплывала в разговорах с моими бывшими пассиями, но если дама забрасывала эту удочку, ее уловом становилось расставание со мной: я сразу чувствовал, когда от меня хотели слишком многого. Однако Айрленд для меня не интрижка, от которой я не знаю, как отделаться. Сжимая мобильный, я колебался, набирать ли сообщение или лучше ее не тревожить, вернуться ли к этой теме или забыть о ней и продолжать как ни в чем не бывало? Устыдившись своего малодушия, я решительно отправил чертово сообщение. Рефлексии сегодня съели у меня и так слишком много времени. «Поужинаем сегодня? Могу заехать за тобой по пути из офиса. Закажем китайской еды и посмотрим закат на яхте». Вскоре на экране запрыгали точки, пропадая и возникая снова. Битых несколько минут я ждал ответа. «Сегодня я выпита до дна. Пожалуй, пораньше лягу спать». Блин, я хотел быть с ней, даже если это означало просто охранять ее сон, но Айрленд этого не предложила. А я не хотел бесцеремонно навязываться, поэтому не стал настаивать. «О’кей, отсыпайся. Завтра пересечемся». Она прислала мне счастливый смайлик, хотя я был уверен – ни ей, ни мне сейчас не весело. Я кое-как ответил на несколько имейлов и одобрил бюджет маркетинга, прежде чем отчалить. Работа никуда не денется, а мне не помешает более ровное настроение. Ночью нам с Айрленд поспать не удалось, и я уговаривал себя, что она права: завалиться спать пораньше только к лучшему. На полдороге я спохватился, что свернул с шоссе на два съезда раньше, чем надо. Дед всю жизнь был мне вторым отцом, а когда не стало папы, так и вовсе его заменил. Он единственный, кто скажет мне правду и не станет сластить пилюлю. Оставалось надеяться, что сегодня у его памяти не самый худший день. * * * – Грант, какой приятный сюрприз! Входи, входи же! Бабушка отступила, пропуская меня в дом, и я поцеловал ее в щеку. – Как новая сигнализация? – Прекрасно. Но твой дед спит как младенец с тех пор, как ее установили. – Ну и хорошо. – Я огляделся. В доме было тихо. – А где дед? – Внизу, в подвале, ерундой своей мается. Когда я к нему заглядывала, он делал миниатюрный гробик для этого кошмарного кукольного дома, который они с Лео так любят. Я предпочитаю не подходить, когда твой дед занят своими деревяшками. Детали такие маленькие, что я начинаю нервничать, как бы он не отрезал себе пальцы… Я улыбнулся. Дед начал многое забывать, но инструментами пользовался по-прежнему виртуозно. Деменция в принципе влияет на память, но мастерство было скорее его второй натурой, чем усвоенными навыками. Я не мог представить, что придет время, когда дед не сможет изготавливать свои миниатюрные модельки, пусть даже не помня, для кого он их делает. – Спущусь-ка я к нему. – Тогда я соберу вам перекусить и принесу. – Спасибо, ба. Я нашел деда в пижаме и банном халате, но при этом с рабочим поясом на бедрах. На носу у него сидели защитные очки, а седые волосы усеивали опилки, потому что он подстругивал неровные борта крошечного гробика. При виде меня дед улыбнулся, поднял очки на макушку и выставил вверх три пальца, заклеенные пластырем. – Мышеловка, – похвастался он. Я невольно нахмурился: – У вас тут еще и мыши?! – Я лично не видел. Я решил пустить старые деревянные мышеловки на половицы в комнатах, а петельками крепил дверцы гроба. Так вот, на прошлой неделе Лео зарядил одну кусочком сыра, поглядеть, поймается ли мышь. Утром я достал ловушку – сыр по-прежнему на месте, – он пошевелил пальцами, – вместе с моей кожей. – Дед, ты поосторожнее, – я засмеялся. – Бабушка волнуется, когда ты работаешь острыми инструментами. Смотри, оттяпаешь палец – вернешься из больницы в пустую мастерскую. – Она волнуется, как кресло-качалка, – пробормотал дед. – Находит себе чем заняться, но все в итоге так на месте и остается. Я подошел к кукольному дому ужасов оценить новые поступления. С прошлой недели в комнатах появились миниатюрные зеркала в деревянных оправах с намалеванными страшными рожами, парящие привидения и камин с оскаленной волчьей мордой тончайшей работы. Взяв в руки портал, я восхищенно рассматривал его, представляя, какой это труд. У деда действительно золотые руки. – Что у тебя нового? – спросил я, поставив камин обратно. – Ничего. В моем возрасте это идеальный вариант. Сейчас для меня что-то новое – это таблетка, ломота или осмотр простаты, который я терпеть не могу. – Дед поглядел на меня и отложил заготовку, которую шкурил. Под верстаком у него было два табурета. Дед вытянул один и пододвинул мне, а сам присел на второй. – Садись, рассказывай. Что стряслось? – Откуда ты знаешь, что у меня что-то стряслось? Дед подбородком указал на мои брюки: – А ты руки в карманах держишь. Тебя это всегда железно выдавало. Помнишь, как ты отрезал сестре волосы, когда она спала, потому что она оставила твой велик на улице и его сперли? Я даже хрюкнул от смеха. Меня не переставало удивлять, какую старину помнит дед на первой стадии деменции, однако забывает простейшие вещи, едва услышав. – На следующий день велик нашли и вернули, но мама несколько месяцев не давала мне его кататься. – В тот день ты ходил руки в брюки – наверное, прятал в кармане отрезанный сестрин хвост. С тех пор, как только ты волнуешься, руки у тебя по карманам. Я не знал, прав дед или нет, но нарочно вынул руки, прежде чем сесть на табурет. Вздохнув, я начал: – Слушай, дед, вот я эгоист? Дед нахмурился. – Ты спрашиваешь, потому что руководишь семейной компанией и на правах начальника гоняешь своих сестер? Ну, дед, спасибо, удружил! Вот не ожидал от тебя… Я покачал головой. – Нет. Я встретил женщину. Дед кивнул. – Ту красотку? Шарлиз? – Ту самую. – Хороший выбор. Такая не станет мириться с твоим характером. – Дед погрозил мне пальцем. – Это залог счастливого брака. Женись на женщине, перед которой ты немного робеешь и задаешься вопросом «что она во мне нашла?», и проведешь остаток жизни, пытаясь стать таким, которого, по твоему мнению, она заслуживает. Мудрости у деда был неисчерпаемый кладезь, но это не был тот вопрос, за ответом на который я пришел. Набрав воздуха в грудь, я решился выпалить то, что не давало мне покоя: – Для меня все будто началось в первый раз. Я серьезно ей увлекся, но она… хочет детей. Дед долго смотрел мне в глаза, и много невысказанного было в этом взгляде. Объяснений, почему для меня это проблема, ему не понадобилось. Погрустнев, он уточнил: – Значит, ты считаешь себя эгоистом за то, что не хочешь детей? Я кивнул. – Ты не эгоист, сынок. Ты просто не умеешь ни в чем отказать тому, кого ты любишь. Это восхитительное качество в мужчине. Твоя ситуация отличается от ситуации чайлдфри, которые держатся за свою свободу – это и вправду можно списать на эгоизм, хотя тут уж каждый выбирает для себя… Но у тебя все иначе. Я бы сказал, что в глубине души ты даже хочешь детей, а протест этот носит скорее ограждающий характер. Ты стремишься защитить будущее дитя… и отчасти самого себя. В груди будто лег тяжелый камень. Глядя в пол, я проговорил: – Дед, я в этом не уверен. Когда я вновь посмотрел на него, дед не сводил с меня взгляд.