– Знаешь, что я тебе скажу, пижон? Я скажу, что это очень отдает недоверием. Ты мне не доверяешь. Возможно, даже думаешь, что я способен на двойную игру, так что лишний контроль за мной не помешает. Может быть, я и не прав, но у меня сложилось именно такое впечатление. – Если оно у тебя такое сложилось, то я – пас, – Ружин развел руками. – Но ты действительно неправ. Так что давай успокоимся. У тебя был сегодня тяжелый день, понимаю. Но я тебе говорю, что тоже был не на курорте. И ссориться по этому поводу смысла не вижу. – Да? – хмыкнул я, недоверчиво глядя на него. Весь такой чистенький и гладенький, что аж блевать тянет. Неужели и он умудрился где-то напортачить? Грех, конечно, но это было бы бальзамом на мою израненную душу. – Ну, рассказывай. Он рассказал. И я, откровенно говоря, был им очарован. Ружин, конечно, пару раз поступил по-свински по отношению ко мне, но он же едва не завершил нашу операцию одним махом. Просто не повезло. Собственно, я не считал, что в этом была его вина – просто случай встал на сторону Козодоя и тот смог избавиться от слежки. Впрочем, зачем на удачу грешить – от Ружина она тоже не вполне отвернулась, раз он убежал от смерти. – Ну, в общем, счет пока равный? – уточнил я, когда его повесть тоже закончилась. – Черта с два, – буркнул Ружин. – Они теперь знают, что за ними ведется слежка. Так что мы в проигрыше. Сейчас к ним и близко не подойдешь. Поэтому я хотел тебя спросить – может, какие-то мысли по этому поводу появились? – Зачем? – удивился я. – Твой план – лучшее, что можно придумать. И это не в качестве подхалимажа. Пусть они о нас знают. Только им вряд ли известно, что ты пометил путь, которым выбирался Козодой. У нас есть координаты штаба. У нас есть карта. Козодой ушел – и фиг с ним. Ты хотел прямо сегодня ночью наведаться туда – вот и наведаемся. Нечего время терять. Кстати, нам потребуется специалист-медвежатник? – Наверное, – рассеянно сказал Ружин. У него был такой вид, словно он прикидывал, насколько я прав. Возможно, так оно и было. – А у тебя что, в этом городе есть связи с уголовниками? – Зачем с уголовниками? – оскорбился я. – Я, к твоему сведению, к уголовному миру вообще только по касательной отношусь. – Знаю-знаю, – усмехнулся он. – Наемные убийцы – обособленная каста, так? – Вот именно, – кивнул я. – Просто сегодня паренька одного встретил… Я рассказал ему о Ежи Лозецки, чьи мама и папа были поляками и который собственными руками собрал тачку, больше смахивающую на «Челленджер» сразу после катастрофы, чем собственно на тачку. И мы сошлись во мнении, что такой парень нам будет просто необходим. В документах ФСБ все больше упоминалось о компьютерах и компьютерной памяти, но это была непроверенная информация. Где гарантия, что сектанты не записывали свои сведения от руки и не хранили их в несгораемых шкафах? Да и, даже в случае полной их компьютеризованности, использование сейфов отнюдь не исключалось. Допустим, прятать съемные носители. Мало ли для чего вообще эти ящики могут понадобиться? Поэтому я сразу сел на телефон и позвонил Лозецки. Но трубку взяла какая-то девица с писклявым голосом, которая лишь после долгих пререканий согласилась позвать парня. Мотивировка ее была проста и безмятежна: рабочий день закончился и Ежи занимается своими делами. Я посоветовал ей тоже заняться своими, а именно: сменить прокладки, чтобы улучшилось настроение, и не лезть в мужские. Девица презрительно хмыкнула, но Лозецки к телефону все-таки позвала. Я, честно говоря, совсем забыл, что он дал мне номер гаража. – Ты на Люську не обижайся, – добродушно сказал мне польский паренек. – Она думала, что это мой папашка. Они друг друга на дух не переносят. Полный антагонизм. – А что, мы с твоим папашкой похожи? – поинтересовался я. – Ничего общего. Но по телефону спутать можно. – Ежи, помнишь, я говорил, что, возможно, предложу тебе подработать? – Такое не забывается. – Двести баксов. Работы всего час или два. Нужен человек, который разбирается в железе. И может работать с сейфами. Короче, ты в самый раз подходишь. – Да ты меня не так понял! – расхохотался он. – Я в железе не очень секу. У меня есть возможность доставать детали, а ковыряюсь со всем этим добром не я. Но, если нужно, могу доставить тебе этого парня. – А он надежный? – осторожно осведомился я. – Как железная дорога. – Тогда подвози его к «Сибири» к трем часам ночи. – Сегодня? О`кей. Он положил трубку. Я тоже положил трубку. И заметил, что Ружин удивленно смотрит на меня. – Ты чего? – спросил я. – Двести баксов, – сказал он. – Из каких это, интересно, фондов ты собрался доставать деньги? Уж не из собственного ли кармана платить будешь? Это же весь аванс уйдет. – Ага, – кивнул я. – Весь аванс. Только ты не ругай меня сильно. Очень уж хочется «Вестникам» насолить. – Ну, ты даешь! – усмехнулся он. – А почему его сюда именно к трем часам подвозить надо? – А потому что мы в центр к четырем часам пойдем. – Именно к четырем? – Именно к четырем. Видишь ли, если там есть охрана, – а ведь наверняка есть, – то в четыре часа она будет в самом неохраноспособном состоянии. – Логично. Значит, до четырех? – До трех, – поправил я. – В четыре мы уже должны быть на месте. И не забудь позвонить в ФСБ. – Само собой, – кивнул он. Я вернулся в свой номер. Анжела сдержала слово и не заснула в ожидании меня. А потом уже я не давал ей заснуть до двух часов ночи. 18 Без десяти три в дверь тихо постучались. Анжела спала уже почти час, доверчиво прижавшись ко мне и даже возложив ногу – красивую, но нелегкую. Стук в дверь ее нисколько не потревожил. Это было неудивительно: свои яростные любовные этюды мы перемежали с винными посиделками, так что ко времени отхода ко сну девушка была ну оч-чень навеселе. Меня данное обстоятельство вполне устраивало: не хотелось, чтобы она оказалась в курсе моего ночного отсутствия. Чем меньше будет знать, тем лучше. Для нее же самой. Осторожно сняв с себя сначала ее руку, потом ногу, – при этом она даже не проснулась, только как-то уж совсем по-детски причмокнула губами, опухшими от страстных поцелуев, – я встал, подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Ружин. Увидев меня в одних трусах, он недовольно поморщился. – Ты что, еще не собран? – Долго собраться, что ли? – огрызнулся я. – Сейчас оденусь. Нам в штаб только к четырем. – К тебе в три твой медвежатник приехать должен, – напомнил он. – В курсе, мать писала, – успокоил я. – Если ты не будешь сейчас приставать с разговорами, то я вполне успею и одеться, и встретить его. Ружин недовольно поджал губы и скрылся в своем номере. Я, конечно, большую часть вечера разговаривал с ним грубо и у него были основания вот так поджимать губы, но это была моя маленькая месть за его откровения в самолете. Там он безо всякого зазрения совести смешивал меня с дерьмом, причем делал это, не ограничивая себя ни временными, ни пространственными рамками. Так почему бы ему самому не испытать, каково это – когда тебе прямо в глаза дают понять, что ты дерьмо, и цена тебе – меньше, чем ничего? Я, к слову, не обманул – через пять минут нанес ответный визит, будучи уже в полной боевой готовности. Ружин вышел, и мы, тихие, как тараканы, спустились вниз. Дежурный спал, а дверь была заперта. И здесь сработал старинный советский обычай: жить полнокровной жизнью разрешается только до одиннадцати часов ночи. Но мы этот обычай безжалостно нарушили. Ружин дважды громко стукнул по пластиковой заслонке, которой было прикрыто окошко администратора и, когда в проеме нарисовалась заспанная физиономия, бесцветным голосом попросил: – Открой дверь, любезнейший. – После одиннадцати часов в нашей гостинице… – начал было тот. – Я в курсе, – перебил его Ружин. – Это в вашей гостинице. А я хочу покинуть вашу гостиницу. И я это сделаю. За деньги или бесплатно. Для тебя будет лучше, если я сделаю это за деньги. Дежурный посмотрел на Ружина и решил, что тот прав. Тем более что в руках у напарника уже шуршала – призывно и очень развратно – купюра достоинством в пятьсот рублей. Разбогатеть не разбогатеешь, но за столь небольшую услугу, как открывание двери, вполне солидно. Недовольно сопя, администратор выпустил нас наружу. Мы вышли, даже не удостоив его прощальными взглядами. Это был какой-то новый тип, я видел его впервые. Ружин, думаю, тоже. И нас с ним ничего, кроме только что потраченной пятихатки, не связывало, поэтому мы не стали размениваться даже на такую мелочь, как стрельба глазами с целью поставить слегка зарвавшегося парня на место. Кошмарное творение Лозецки уже поджидало у края тротуара. Стоило нам выйти на крыльцо, и дверцы гроба на колесах распахнулись, выпуская в ночь две фигуры. При довольно тусклом свете неона в одной из фигур я узнал самого Лозецки. Вторая была незнакомой. Я спустился к ним. – Вот, – сказал Лозецки, – то, что ты просил. – А он сможет? – я подозрительно посмотрел на дебильную физиономию кандидата в медвежатники. – Конечно! Это мой внучатый племянник. Глуп, как пробковое дерево, но руки золотые. Домой двести баксов принесешь, понял? – властно сказал Лозецки, обращаясь уже к недоразвитому представителю своего рода. Тот пролопотал что-то невразумительное и, засунув в рот три пальца одновременно, принялся с увлечением обсасывать их. Все. Сразу. – Хорошо, – устало согласился я. – На безбабье и кулак – блондинка. – Впрочем, тут я немного покривил душой. Все складывалось, как нельзя удачнее. Во всяком случае, дебил с гениальными пальцами устраивал меня куда больше, чем гений с пальцами дебила. Я не имею в виду Ружина. Хотя и его тоже. – Ну, давай! – Лозецки взмахнул рукой, сел в свою погремушку и умчался в ночь. Мы остались втроем на пустынной улице. Внучатый племянник по-прежнему обсасывал пальцы. – Что-то он странный какой-то, – с сомнением сказал Ружин, имея в виду нашего нового помощника. Я согласно кивнул. С ним было трудно не согласиться. – Эй! – мой напарник решил напрямую обратиться к малохольному гению. – Ты хоть знаешь, сколько будет дважды два? Тот выплюнул пальцы, задумчиво посмотрел на Ружина и сказал: – Ме-е-е-а! Это было вообще черт знает что. Я сопнул носом и сказал: – Вот что значит несоблюдение техники безопасности! Если бы его родители воспользовались презервативом, в мире было бы одним идиотом меньше. – Ладно, – Ружин вдруг смягчился. – Главное, чтобы нам помог. А там пусть остается идиотом. Пошли, – и он направился к автостоянке. Я – за ним, а идиот – за мной, дыша прямо в затылок. Я не стал возражать, хотя приятных ощущений от столь интимного контакта не испытывал.