- Что там, Федор? - Горит дом, надо помочь тушить. Я засобирался. - Подожди, - удержала меня Тася. Она хотела еще что-то сказать, но в это время в дверь нашего домика сильно постучали. И я отчетливо услышал слова: - Открывай, старый черт, а не то раскатим твою гнилушку! - Сейчас, - ответил дребезжащим голосом дед и, шаркая, пошел в сенцы. Я бросился к половице, где было спрятано наше оружие, но Тася каким-то чужим голосом приказала: - Ложись ко мне и притворись пьяным! Я юркнул в ее теплую постель. Мою она швырнула под кровать и легла рядом. Мне вдруг стало не по себе: стыд и в то же время жгучая затаенная радость возбуждали мое сознание, холодные струйки пота потекли из под мышек, во рту пересохло. Я впервые лежал с девушкой в постели… А голос незнакомца в соседней комнате спрашивал: - А в той конуре у вас кто? - Геологи… геологи у нас остановились. - Какие там геологи? - спрашивал уже другой, визгливый го-лось. - Обыкновенные, - дерзко отвечал дед. Басистый голос пригрозил: - Ну ты, старая рухлядь, покороче, а то… - он не договорил угрозы. Визгливый голос раздался у самой двери: - А ну, показывай! Дверь открылась. Тася вскрикнула и села на кровати, прикрывая грудь одеялом. - Что вам здесь надо? - О-о! Какое прелестное создание, - протянул у двери бас. - А там кто? Я неестественно громко храпел, отвернувшись к стенке, а сердце тревожно колотилось. - Это мой муж, он пьян. - А-а, - пробасили рядом. А Тася продолжала возмущаться: - И потом: почему вы врываетесь в чужое жилище, по какому такому праву? Я вот пожалуюсь на вас Виктору Лаврентьевичу. - О-о! Да она заносится! - шутливо сказал бас, и серьезно спросил: - Откуда вы знаете его? - Он мой друг, мы с ним вместе учились. В комнате на минуту воцарилась тишина. - Ну-ну, - снова протянул бас. Шаги направились к выходу. - А может, это уполномоченные, - вдруг сказал визгливый. Наступила пауза. Мне показалось, что бандиты вернулись в комнату. Сердце мое, начавшее было успокаиваться, вновь тревожно забилось. Я сжался и приготовился к прыжку. Девушка, кажется, угадала мою решимость и положила холодную ладонь мне на щеку. - Ладно, Сеня, потом проверим, - проговорил бас. Шаги удалились. Я облегченно вздохнул и повернулся на спину. Хотел встать, но Тася легонько потрогала меня за плечо: лежи. Дед закрыл задвижку в сенях и, прикрывая наши двери, пробурчал: - Это Косой был, со своим прихвостнем. Мы молча лежали, разговаривать не хотелось, мысли путались. Я жалел, что не увидел в лицо Косого, не разглядел этого бешеного и в то же время спокойно-корректного человека. А надо бы. Надо бы посмотреть на эту гадину, но не смог - Тася не дала этого сделать. Ох, Тася, Тася! Как же хорошо ты все предвидишь! Только теперь я понял, зачем она заставила меня притвориться пьяным: она рассчитывала, что бандиты не станут возиться с каким-то пьянчужкой, храпящим под боком жены, я в этом убедился: бандиты даже не пытались повернуть меня лицом и посмотреть. Тело мое горело, но я боялся пошевелиться, боялся даже малейшим движением обидеть или побеспокоить Тасю. Не мог я и встать - раз она пожелала, чтобы я лежал, - значит, так надо, а зачем? Уснул я под утро тяжелым, кошмарным сном. Мне приснилось, будто я лежу на стоге сена, светит солнце и вдруг мне на лицо полился дождик. Я хотел зарыться в сено, ухватился за пучок, а это… одеяло в руках, а надо мной стоит улыбающаяся Тася и брызгает в лицо холодной водой. - Вставай, муженек, пора на работу. - И наклоняясь к самому уху: - А то всех бандитов проспишь. На дворе ярко светило солнце, лучи его причудливыми бликами пробивались в комнату через маленькое оконце. На кухне покашливал дед, через щели нашей двери пробивался запах самосада. Бабка Устинья постукивала посудой, потрескивали лучины в самоваре. - Встаю, отвернись. Тася вышла к старикам. За чаем дед сидел молча, насупившись, и смотрел в одну точку, куда-то выше окна. Бабка глубоко вздыхала. - Появилась же проказа у нас, ядрена мышь! - вдруг прорвало деда. - Гады, собаки! Что же они здесь пиратничают? Все ищут активистов да палят домишки! Ефима-то к чему разорили? Ай-яй-яй, варнаки и только. - Какого Ефима? Не Чернова, случаем? - настороженно спросил я. - Его - партейца нашего. Сердце мое сжалось: это сообщение поразило меня. «Эх, здесь жгли человека, а я преспокойно спал в мягкой постели!» - Сам-то Ефим пострадал? - Нет. Слава богу, сумел через окно уйти. Я облегченно вздохнул. Дед со свистом прихлебывал чай из блюдца. - Отпор бы им какой дать, только вот оружия нету, а то бы собрались мужики… - Сидел бы уж на печи - вояка! - перебила его бабка. - А что, я бы еще сгодился, ничего, что стар. - Еле ноги таскает, а туда же. - Не я, так другие дали бы им по шее. - Вот-вот, - успокоилась бабка и принялась загребать загнету в печи. - Но где же власть-то наша? Где же помощь, которую мы просили? Нету, не слышат нас! Он ударил жилистым кулаком по столу. Бабка оглянулась и зло сверкнула глазами. - Что разъерепенился, старый? Дал бы людям спокойно чай попить. - Дедушка прав, - тихо сказала Тася. - Помощь здесь нужна и как можно скорее. - Вот-вот, доченька, правильно говоришь. Хоть бы вы в городе-то похлопотали, а то депеша наша где-то, видно, затерялась. Скоро ли там будете? - Да вот Федор на днях собирается образцы везти. - Правильнее сказать - понесет, ведь ехать не на чем, - вмешался я. Дед почесал затылок, задумался, потом вскинул мохнатые брови и сказал: - Найдем какую-нибудь клячу - добрых-то эти изверги поотбирали. Может, Евлаха приедет, так сговорим его. - Мироныч подмигнул. - Ну как, Федор, сделаешь дело: выполнишь нашу просьбу? - спросил он. - Нам надо еще камни пособирать,- ответил я.