— Бункер какой-то. С пятьсот квадратных метров, наверное. Как по-твоему? Напарник водителя, Стиббе, молча кивнул. На подъездной дороге стояли две машины, одной из которых был белоснежный «Порше»-кабриолет. Ронни заглушил мотор, и оба вылезли из кабины, одновременно хлопнув дверцами. Навстречу им уже шла женщина лет сорока с небольшим: длинные светлые волосы, узкая юбка, ворот блузки щедро расстегнут. Высокие каблуки цокали по каменной плитке. Не успел Ронни открыть рот, как женщина раздраженно подняла палец, продолжая говорить по мобильному телефону. — Can I put you on hold for just a minute, James?[2] Ронни и Стиббе многозначительно подмигнули друг другу — как всегда, когда клиентка бывала хорошенькой. — Вы Джесси Андерсон? — спросил Ронни, хотя видел лицо женщины и в газетах, и по телевизору. — Вы опоздали почти на два часа, — резко заметила Джесси. Ронни пожал плечами. — Скульптор, Улесен, с упаковкой не справился. Нам со Стиббе пришлось ему помогать, времени ушло больше, чем… — Это не мои проблемы, — отрезала Джесси. — Сроки надо соблюдать. Завтра я позвоню вашему начальству, потребую пересмотреть счет за доставку. А теперь разгружайте, у нас мало времени. Элин покажет, где смонтировать скульптуру. Она махнула женщине помоложе — темноволосой, в очках, — резко повернулась и зацокала обратно к дому, снова вернувшись к телефонному разговору. — Sorry for that, James. As I was saying, don’t pay any attention to the rumors. The market in Skåne is booming and Gislövsstrand is an excellent investment opportunity…[3] — Элин Сиденвалль, ассистентка Джесси, — представилась молодая женщина. Ей было лет двадцать пять, в речи слышался стокгольмский выговор. Блузка застегнута под горло, а каблуки значительно практичнее, чем у начальницы. В одной руке женщина держала папку-планшет. — Скульптуру надо установить внизу, в гостиной. — Внизу? — спросил Ронни. — В наряде ничего про лестницу не сказано. Элин заглянула в документы. — Установить в гостиной на нижнем этаже, — прочитала она. — Вот именно. Про лестницу ничего нет, — констатировал Ронни. — Это дом ступенчатой этажности, он выстроен на склоне, — сухо объяснила Элин. — Холл, кухня, гостевая, гардеробная и еще несколько комнат — на верхнем этаже. Общие пространства, спа и хозяйская спальня — на нижнем этаже с выходом в сад и к морю. Скульптура будет стоять в гостиной, непосредственно под кухней. Вот, сами посмотрите! Она протянула Ронни планшет и постучала по нему пальцем. Обычно Ронни в таких случаях начинал протестовать, но шеф предупредил их, что с этой клиентки надо сдувать пылинки. Элин Сиденвалль вопросительно вскинула бровь. — Ну? Работаем? Ронни смиренно вздохнул и откинул задвижку на задних дверцах фургона. — Две сороки весны не делают, или как ты там говоришь, а, Стиббе? — проворчал он, удостоверившись, что Элин его не услышит. Прошел почти час. Перевозчикам удалось стащить скульптуру вниз по лестнице и установить ее в гостиной. Элин зорко наблюдала за ними и прерывала их труды, как только возникал хоть малейший риск того, что они заденут стены или перила. Потом она взяла рулетку и лично удостоверилась, что скульптура стоит именно там, где должна. Однако Джесси Андерсон осталась недовольна. Ронни и Стиббе пришлось трижды перетаскивать скульптуру взад-вперед, прежде чем Джесси наконец отпустила их с миром. Элин проводила обоих к выходу. Ронни — может, у него резко понизился сахар, а может, дело было в незапланированном спуске по лестнице — не удержался и нарушил инструкции шефа. — Про вас вчера в газете было, — сказал он. — Николовиус написал новое письмо; вот он вас припечатал. — Ронни, к своему удовольствию, заметил, что ассистентка скривилась. — Кто бы ни был этот Николовиус, он ненавидит вашу начальницу. И вряд ли он в этом одинок, верно? Элин промолчала. Ронни подмигнул ей и полез в фургон. — Откроете ворота? — спросил он, опустив окошко. — Поезжайте, и они откроются автоматически, — сухо ответила ассистентка. Элин Сиденвалль еще постояла, глядя, как закрываются ворота и исчезают в прибрежном лесу габаритные огни фургона. Одинокий уличный фонарь бросал на асфальт круг света, за пределами которого тьма казалась еще гуще. Чайки смолкли. Где-то вдалеке кричала неясыть. Жутковатый звук заставил Элин передернуться, и к ней вернулось чувство, преследовавшее ее со вчерашнего дня, когда она прочитала то самое послание. «Эстерлен не станет мириться с этим злодеянием, — писал человек, называвший себя Николовиусом. — Час возмездия близок. Виновные дорого заплатят за свою жадность». Эти слова не давали Элин покоя. Неужели она одна из виновных? И что имел в виду анонимный автор, говоря, что они дорого заплатят? Элин вдруг необъяснимым образом показалось, что за ней кто-то наблюдает. Словно в непроглядной темноте таились не только совы. Кто-то желал им с Джесси зла. Снова прокричала неясыть. — Глупости, — буркнула Элин. Джесси же говорила — не надо принимать близко к сердцу. Они не позволят какому-то консерватору, который трусливо прячется за псевдонимом, напугать себя. Элин глубоко вдохнула раз, другой, вернулась в дом и убедилась, что заперла за собой дверь. Рядом с просторным холлом поместилась внушительная кухня с поверхностями из нержавеющей стали и гладкими каменными столешницами. Из динамиков доносилась негромкая музыка. Элин поднялась на лестничную площадку, которая словно парила над гостиной. В гостиной Джесси восторженно рассматривала только что смонтированную металлическую скульптуру: почти двухметровый, толщиной с человеческую руку, гигантский рыболовный крючок. Крюк установили на постаменте так, что его крепление было развернуто к морю, а острие направлено на площадку, где стояла сейчас Элин. В целом инсталляция напоминала огромную, запрокинутую назад «J». — Magnificent[4], верно? — Джесси провела рукой по металлу от петли, где должна крепиться леска, наискось по изгибу и дальше, по острию с мощной зазубриной. — The Hook[5]! На него вот-вот начнут клевать покупатели. И заинтересованная пресса. Несмотря на шутливый тон Джесси, Элин пришлось подавить дрожь. Скульптура казалась ей отвратительной, но она сочла за лучшее промолчать. — Ты правда думаешь, что это сработает? — спросила она. — Сколько раз можно объяснять? — фыркнула Джесси. — Это же основа риелторской стратегии. Крючок — способ отвлечь внимание, сместить фокус. Пальцы с длинными, кроваво-красными ногтями задержались на зазубрине. — И газеты вместо «Местные жители продолжают протестовать против застройки для миллионеров» напишут: «Местный художник дарит скульптуру знаменитому риелтору». Джессика опустила руку. — У нас все готово для tomorrow[6]? Элин кивнула. — Председатель совета по вопросам культуры придет в десять. — А газеты? — «Симбрисхамнсбладет», «Истадс Аллеханда», «Сконска Дагбладет» и «Сюдсвенскан» готовы. «Ди Уикенд» тоже хотят кое-что сделать, но раньше следующей недели не смогут никого прислать. — Окей. Да уж, не «Вэнити Фэйр»… — Джесси криво улыбнулась. — Но мы молодцы. Вот видишь, скульптура уже окупается. Этот мерзкий крюк привлечет сюда посетителей фестиваля искусств, а жителям того и надо. Вуаля — и больше никаких жалоб! Никаких анонимных писем в газету, никто больше не собирает подписи против застройки. Клиенты вернутся, и деньги потекут рекой. Джесси снова погладила гладкий металл. — Они у нас на крючке, — пробормотала она. — Все разом. С улицы вдруг донесся какой-то шум. — Что это? — сказала Элин. — Наверное, перевозчики пакуются. — Нет, я видела, как они уезжают. Несколько минут назад. — Значит, надо выйти и посмотреть, что там. Джесси поднялась по лестнице, прошла через кухню и прихожую — Элин следовала за ней — и распахнула дверь. — Вот дерьмо! Дрожащий призрачный свет рядом с бытовкой отбрасывал длинные тени на гравийную площадку. — Пожар! — охнула Элин.