– Конечно! – Зачем? – А как же?! – озадаченно спросила экономка. – Хорошо, вы подбежали к двери. Что дальше? – Вия Валентиновна открыла мне ее, и я вошла. – Зачем? – Чтобы помочь хозяину! – Помогли? – Нет! Он уже не дышал. – И что делали вы? – Просто стояла рядом. А хозяйка вызвала полицию. Мы дождались приезда местного следователя и всей их группы. Нас потом из кабинета выгнали. И дальнейшее я помню плохо. – А что стало с корзиной клубники? – Я отнесла ее на кухню. Следователь про нее тоже спрашивал и даже захотел на нее посмотреть. – Посмотрел? – Посмотрел. Даже зачем-то порылся в ней. Будто что-то искал. Но не нашел. Вид у него, по крайней мере, был разочарованным. – Вы сказали, что слышали выстрел? – Да. – То есть вы решили, что вашего хозяина застрелили? – Да. Я так подумала. Но Фрола Макаровича зарезали, – прошептала женщина. – А как же выстрел? – Выстрелили из ракетницы. Это нам следователь сказал. – Опишите мне незнакомца, приходившего к вашему хозяину. – Да как его опишешь… – Он был высокий? Низкий? – Выше меня, но ниже вас. – Худой, полный? – Средний, но, скорее, худощавый. – Какого цвета глаза? – Не рассмотрела… – И все-таки. – Я же говорю, что не рассмотрела. Да и как тут рассмотришь, если он был в темных очках. – И это вас не насторожило? – Нет, сейчас многие в таких ходят. Вон и артисты! Я по телевизору видела, правда, давно, – вздохнула женщина. – Почему давно? – Я теперь не смотрю телевизор. – Отчего же? – Да так… – ответила Тихонова. Мирослава догадалась, что отвечать на этот вопрос женщина не хочет. Знать бы еще, по какой причине. Впрочем, разве это важно? Но на всякий случай взяла это на заметку. – Полина Ивановна, надеюсь, вы запомнили, какого цвета у него были волосы? – Волосы запомнила, – обрадовалась женщина, они у него были кудрявые, как у Пушкина на портретах. – Русые? – уточнила Мирослава. – Нет! Черные! Он же был внуком арапа Петра Великого. «О-хо-хо», – подумала про себя Мирослава и не стала говорить женщине, что у поэта были темно-русые волосы, ближе к каштановым, и светлые глаза. Вера Нащокина, жена друга Пушкина Павла Нащокина, писала, что они были голубыми. Кому-то из современников глаза поэта казались серыми. Сам Пушкин в шутку по-французски писал о своей внешности: «У меня свежий цвет лица, русые волосы и кудрявая голова». – Бакенбарды у незнакомца были? – спросила детектив. – Нет. Не заметила. Зато были усы и небольшая бородка! – Как он был одет? – Джинсовая рубашка и брюки, тоже джинсы, и кроссовки. «Не жарко ли в такую жару в джинсовой рубашке, – подумала Мирослава, – хотя если это всего лишь экипировка, то ищи-свищи ветра в поле…» Она уже почти не сомневалась в том, что все это именно так и было. – А какой у него был голос? – Обычный, – ответила экономка, – хотя он картавил, – проговорила она недоуменно, только сейчас подумав о том, что первоначально не обратила на это внимания. – Сильно картавил? – Некоторые буквы вообще не выговаривал. – Полина Ивановна, вы вот сказали, что незнакомец был худощавым. А вы не помните, щеки у него были впалыми? – Нет, что вы! Совсем наоборот! – То есть? – Полноватые. – Как у хомячка? Экономка прыснула. – Немножко. – А потом неожиданно для Мирославы добавила: – Следователь назвал его невидимкой. – Это еще почему? Вы же видели его! Тем временем Мирослава подумала: «Хотя можно сказать, что и не видела, и следователь в какой-то мере прав». – Видела! – воскликнула тем временем Тихонова. – Но следователь сказал, что в доме нет посторонних следов. – Вот как? Женщина кивнула. – Возможно, незнакомец был в перчатках? – спросила Мирослава. – Нет, ну что вы! – возразила женщина. – Перчатки я бы точно заметила. – Но как случилось, что он не оставил следов? – Не знаю, – растерялась экономка и предположила: – Может быть, он стер их? Я и следователю так сказала. – Возможно. Вы уверены, что не видели, как он выходил из дома? Женщина покачала головой. – Нет. Если бы видела, то сразу сказала бы полиции.