Просто так шататься по Иерусалиму не имеет никакого смысла. Правда. «Просто так» можно шататься по Питеру или, скажем, по Парижу. По Екатеринбургу можно, я пробовала. Вот набережная, а вот река Урал. А вот памятник основателям железоделательных заводов – нашему Демидову и голландцу Генину. А вот и надпись, повествующая о том, что это памятник именно им, а не Минину и Пожарскому. А что? Вполне можно перепутать – два дядьки в странных одеждах, кто их знает, кто такие!.. В Иерусалиме такие штучки не проходят. Там как-то очень быстро понимаешь, что здесь все началось и здесь же, по всей видимости, все и закончится. Там булыжник не перекладывали с тех самых пор, как по нему бродили Иисус и Пилат. Там узкие улочки и странные стены. Там мальчишки играют в футбол на улице, которая ведет к Храму, – а зачем нужна улица, которая не ведет к Храму (писать непременно с большой буквы)… Там пещеры, чахлые деревья и кладка времен крестоносцев кажется оскорбительным новоделом. И там Митя. Мы полетели в Израиль на книжную ярмарку, и почему-то не было никакой культурной программы. Мы зашли в туристическое агентство посреди Тель-Авива и обрели Митю. Видимо, навсегда. Разумеется, он доктор наук и, ясное дело, из Питера. Разумеется, он ироничен, тонок, смешлив и до неприличия хорошо образован. Ходить с Митей по Иерусалиму каждый раз серьезное испытание, потому что он не признает никаких рамок. Вот эта вся канитель – у вас оплачено два часа, а мы гуляем уже два часа десять минут – решительно не про него. За ним хорошо бы записывать – но где там!.. Наши познания в истории, философии, географии так смешны, что это все равно, что мой сын Тимофей девяти лет от роду принялся бы записывать лекции по физике за Львом Ландау. Ну все равно ничего, кроме смеху, не вышло бы. Любая экскурсия по Иерусалиму состоит в том числе из крыш. Во-он крыша храма, где перестала дышать дева Мария, мама Иисуса. А вон, весь в зелени, дом с горницей, где проходила тайная вечеря – в Гефсиманском саду. В какой-то очередной раз мы с Митей залезли на крышу и простояли там примерно часа полтора. Митя все рассказывал, а мы все слушали. – А вон в том доме, – сказал Митя, и мы покорно повернулись и посмотрели, – музей истории Холокоста. Сходим?.. Тут я очень тихим от усталости и очень твердым от переживаний голосом объявила своим подельникам, что в музей Холокоста я не пойду. И точка. Есть вещи, которые я не могу проделывать. Ну вот я никогда не посещаю детских домов. Ни образцово-показательных, ни заброшенно-ужасных. Никаких. Я точно знаю, что после посещения такого рода заведений стану социально опасной и меня придется изолировать от общества. И в музей Холокоста – ни за что. – Да и не нужно, – сказал Митя осторожно. – А историю хотите?.. Я расскажу. Вот вам история: в одном лагере смерти очень старому и очень религиозному еврею немцы приказали сшить им кожаную куртку, но не из простой кожи, а из самого святого, что только может быть в жизни любого религиозного еврея, – из свитков Торы. Как известно, Тору делают из кожи кошерного животного, и кожа эта самая тонкая и прочная. Или куртка, сказали немцы, или мучительная смерть, и не только ему, но и всем, кто был с ним в бараке. А это человек двести, что ли. И у старого еврея получился выбор: или святотатство, отвратительное, худшее из того, что можно себе представить, или смерть – не только его, но и совсем не религиозных молодых мужиков, ничего не понимающих в том, что Тора того стоит, и перепуганных пацанят, которые держатся из последних сил, и мальчишек вроде нашего Тимофея, которые совсем ничего не понимают, кроме того, что жизнь в одночасье стала ужасной, неуютной, голодной и страшной, и непонятно, где мама и зачем нужно каждое утро вместо завтрака под окрики часового мчаться на построение и показывать выжженный на детском запястье порядковый номер!.. И вы знаете, он сделал выбор. За ночь он сшил эту проклятую куртку. И его не расстреляли. И барак не расстреляли тоже, по крайней мере на этот раз. Старик был очень старым и уж точно читал на древнееврейском. В отличие от нацистских ефрейторов. Он раскроил куртку так, что она оказалась сшитой исключительно из тех мест, где проклинались злодеи, а нацисты ничего не поняли. Совсем ничего. Ничегошеньки. Козлы потому что. И Митя рассказывал, как бы немного посмеиваясь надо мной, что я не хочу идти в музей и боюсь его!.. Это вопрос выбора, вот что. Вся наша жизнь – вопрос выбора. Какая новая и свежая мысль!.. Можно погибнуть, потому что недоумки с автоматами или обстоятельства сильнее, или попытаться их обойти, оставив обстоятельства и недоумков с носом. И с тех пор, как Митя мне это объяснил, я все время помню про старого еврея, кожаную куртку и выбор. И точно знаю, что он у меня есть. Ольга Баскова. Беспокойный отпуск Глава 1 Сергей Белоногов, майор полиции одного из многочисленных городков Центральной полосы, неожиданно получил отпуск в июле. Для семьи это оказалось праздником. Если уточнить, что отпусками полицейских не радуют и вообще у них все зависит от загруженности, Сергею повезло просто несказанно. Когда до восьмого июля осталась неделя, Белоногов попросил жену ни словом не упоминать о грядущем событии – не дай бог, сглазят! – и сам боялся об этом думать. В результате на море в Ялту они не попали. Июль, что ни говори, – один из самых удачных месяцев для отпуска, и южные городки до отказа набиты курортниками – теми, кто жаждет поджариться на солнышке и поплавать рядом с дельфинами в теплой, иногда слишком, воде. В общем, из-за этого билетов в Крым и на Кавказ не оказалось, и Белоногов малость приуныл. Хорошо, хоть сыну повезло, нашлось место в детском оздоровительном лагере на Азовском море. Теща же, напротив, не скрывала радости. – Дача давно вас ждет! – зловеще прошептала она. – Приезжайте, отдохните, тут вам и речка, и лес. «Отдохните» звучало довольно странно, если учесть, что на огороде и в саду всегда была масса работы. Жена посмотрела сначала на маму, потом на мужа и неохотно изрекла: – Может, действительно им помочь? Сергей чуть не сорвался, но вовремя сдержался. Он мечтал о самом настоящем отдыхе, на пляже с белым песочком, а не на фазенде – тесть называл дачу только так – со шлангом или лейкой в руках. – Мне обещали путевку в санаторий, – произнес он неуверенно, и жена почувствовала, что супруг, мягко говоря, обманывает. – Да что ты, какую путевку, кто тебе даст? – закудахтала она, но Белоногов счел нужным не распространяться и прекратил разговор, к которому, правда, они вернулись вечером. – Лана, ну не хочу я трудиться, трудиться и трудиться, как вождь мирового пролетариата, – жалобно проговорил полицейский. – Может, что получится с морем? – Если до восьмого не получится, едем к моим. – Лана умела расставлять все точки над i. Белоногов попытался возразить, но совсем слабо, и утром принялся искать варианты отправиться на море. Ему повезло. Возвращаясь из магазина, он столкнулся в подъезде с соседом, бледным программистом Владиком, и тот вцепился в его мужественную руку. – Серега, выручай. – Смотря как, – отшутился майор, и Владик, не выпуская его руки, затараторил: – Мы с Дашкой купили путевку в санаторий «Ай-Петри» в Таманском под Феодосией. Там классно, песочек такой золотой и водичка прозрачная. А тут Дашка в супермаркете какой-то акционный стиральный порошок купила и выиграла поездку в Таиланд. До этого за границей мы не были и неизвестно когда поедем. Теперь нам позарез нужны деньги. Выручишь, а? Заодно и в море искупаешься. Сосед смотрел на полицейского с преданностью и готовностью выполнить любое поручение и был очень удивлен, когда Белоногов легко, как ребенка, подхватил его и покружил на месте: – Дружище! Спасибо тебе, выручил! За путевку деньги тебе дам и еще сверху прибавлю. Так супруги Белоноговы оказались под Феодосией, в трехэтажном корпусе, с прекрасным парком. Отдыхающих набилось несметное множество, с детьми разных возрастов, которые разнообразили спокойную санаторную жизнь шумом и гамом. Тем не менее Белоноговы благодарили судьбу. Они взяли напрокат машину и с утра уезжали то в близлежащие городки, то на дикие пляжи, возвращаясь в номер с наступлением темноты. Однажды в очереди за билетами в дельфинарий Белоногова окликнул знакомый мужской голос: – Серега, ты? Майор обернулся и заулыбался: – Сашка? Карагодов? Какими судьбами? – Вот перевели из Питера, – его однокурсник ни капельки не изменился, оставшись таким же стройным и подтянутым. – Сначала скучал по культурной столице, потом привык и даже стало нравиться. А ты какими судьбами? – Банально в отпуске, – пояснил Белоногов. – Отдыхаю в санатории «Ай-Петри». Будет время – заходи. – Ты же знаешь, какие мы свободные, – улыбнулся Карагодов. – Лучше вы к нам. Давай обменяемся телефонами. Высылая телефон приятелю, Сергей заметил пару, которая давно привлекла его внимание. Женщина лет тридцати, стройная, белокурая, с огромными зелеными глазами и точеными чертами лица, работала в санатории медсестрой. Мужчина, намного старше, седой, почти белый, с красноватым нездоровым цветом лица, годился ей в отцы, и Лана, встречая их в парке, говорила мужу: – Видно, медсестричка отца своего позвала подлечиться. Интересно, ему все бесплатно, если дочь тут работает? – Она ему не дочь, – отвечал Белоногов. – Смотри, как он поглаживает ее спину и обнимает за талию. Это жених и невеста, не иначе. Лана махала руками: – Да бог с тобой! Какие жених и невеста! У них разница лет тридцать! – Ты же смотришь телевизор, – удивлялся майор ее упрямству. – Там такие браки сплошь и рядом. Уверен, если поспрашивать, выяснится, что дядя занимает или занимал высокий пост и, как говорится, в шоколаде с ног до головы. Лану задели его слова, и в тот же день она знала о паре все. К ее изумлению, муж оказался прав. Спутник медсестры, Евгений Павлович Дубов, имел долю в бизнесе и несколько квартир в разных городах России. Раньше он приезжал сюда с женой, но три года назад она умерла, и Дубов остался один-одинешенек: деток ему бог не дал. С Валей, медсестрой, он был знаком давно, а сошелся только год назад и звал замуж. Пара собиралась пожениться, как только у Евгения Павловича закончится санаторное лечение, и Валентина сообщила всем, что увольняется.