— О, это отдельный разговор, — Княжев снова откинулся на подушки. — У маман хватает энергии не только на свою жизнь и большой дом, но и на чужие. Причем туда она влазит с превеликим удовольствием. Не подумай, я ее очень люблю. Но выдержать за раз больше пары часов рядом с ней тяжело даже для меня. Егор помолчал и прибавил: — Наверное, она все еще считает меня малышом. Почему-то многие родители медленно привыкают к мысли, что дети уже выросли. Самим же детям тяжело принять тот факт, что кто-то из родных может уйти. Да, наверное, и не только детям… Я вот частенько жалею, что отец не может увидеть меня сейчас. Он бы сразу понял, как разрулить ситуацию… Княжев мыслями явно вернулся к мучившей его проблеме. — А что с отцом? — Его давно нет, уже семнадцать лет. Говорят, я похож на него. Он был удивительно правильный человек, очень честный и прямой. Наверное, это сыграло не последнюю роль в том, что с ним произошло. Его ведь застрелили. Сейчас тонко подводят человека к черте: мы, мол, не при делах, это он все сам, нервишки сдали, вот и слился… А тогда были в моде другие разборки, попроще. Пара выстрелов — и проблема конкуренции решена. Если Егор и не хотел выдать свои настоящие чувства, это сделали его слова: они вылетали легко и спокойно, слишком легко и спокойно. — Его заказал конкурент? — осторожно спросила Таня. — Не знаю. Дело не раскрыли, как и многие другие. Но я на всю жизнь запомнил, как отец общался с людьми, как вел себя в бизнесе, каким был в семье. И если тянет совершить гадость — тут же вспоминаю его, и все как отсекается. Боюсь только, что когда-нибудь сорвусь: мерзостей-то сейчас все больше и больше, дела строятся именно на них. Он устало потер глаза и продолжил: — И раз уж у нас зашел разговор о моей семье, думаю, стоит рассказать все. Чтобы два раза не возвращаться, — голос Егора стал еще серьезнее. — Так вот, вскоре после смерти отца моя мать вновь вышла замуж. Не буду никак оценивать ее поступок, что-то говорить про скоропалительность решения. Вероятно, тогда свою роль сыграло многое: тяжелое время; единственный сын, то есть я, мечтающий получить качественное высшее образование; неплохо налаженный бизнес, который без твердой руки и управления мог развалиться в любой момент. Видимо, все это было сильной мотивацией для замужества. Короче, маман вышла за Степана Борисовича Шацкого. Он-то и взял управление отцовской компанией в свои руки, сохранил ее, преуспел… Для нашего же рассказа важна другая деталь: у этого человека была дочь от первого брака. Элеонора, Эля. — То есть ты и Эля… — переспросила Таня и хотела рукой прикрыть невольно открывшийся рот, но удержалась от картинного жеста. — Мы росли вместе, почти как брат и сестра. Постоянно были рядом. В нас прививали симпатию друг к другу, прямо-таки искусственно выращивали ее. Друзья поощрялись только общие, увлечения — похожие, будущее — совместное. Княжев покачал головой, как будто не верил своим же словам. — Поначалу я всячески старался уйти от этой опеки, особенно в университете, когда захотелось хлебнуть свободы после домашних правил. Но по натуре я не революционер. Мне противно постоянно сражаться, быть в обороне… И в какой-то момент я уже не воротил нос на предложения Эли сходить куда-то вдвоем, наши романтические ужины перестали быть обузой. Я решил: «Почему бы и нет, если сердцу все равно для кого биться? Единственная любовь, детская, закономерно оказалась несчастливой, поэтому нет никакой разницы, кто будет рядом». А потом как-то незаметно, случайно стал замечать мелочи, то, что раньше было неважно. Совсем малюсенькие детали, но они укладывались где-то внутри меня. Кирпичик за кирпичиком. Когда же стена дошла вот сюда, — Егор провел ребром ладони по горлу, — все… Дыхания не осталось. Таня не шевелилась, словно любым движением могла помешать волне откровенности. А Княжев оперся обеими руками на колени и сцепил пальцы в замок. Смотрел он прямо перед собой. — Еще летом я убеждал себя, что это глупости, что жить нужно без идеализации партнера. Так даже лучше. Но не смог. И с Элей мы расстались, ты это знаешь. М-да… Но все это я рассказываю тебе еще вот по какой причине. Несмотря на все трения и шероховатости, мы с Элей все равно часть семьи. Она же является и совладельцем «Центринвеста». И может прийти ко мне. В любой момент. Со своей проблемой или даже просто так, без повода. — Егор перевел глаза на лицо Тани. — Мы с ней остались друзьями, очень близкими. Но только друзьями. В этих словах нет двойного дна. Они значат лишь то, что значат. И ты должна мне верить. Повисла пауза. Таня лихорадочно облизала губы. — Ты ждешь от меня какого-нибудь ответа? — Да. Того, что ты все правильно поняла. — Хорошо. Надеюсь, я все поняла верно. А ты, ты сам себя понимаешь? — вопрос вылетел раньше, чем она успела его обдумать. — Полагаю, да. Я не знаю, что будет впереди, но пока мне комфортно с тобой. Согласен, иногда не подозреваешь, чего от тебя ждать: очередной колкости, взрыва или улыбки. Но ты настоящая, и это главное. Неживых людей мне с лихвой хватает в бизнесе. Так что поживем — увидим. — Вряд ли я ошибусь, если предположу, что твоя мама совсем не рада вашему с Элей разрыву… Таня нашла торчащую из рукава кофты ниточку и рассеянно мусолила ее пальцами. — У нас с маман редчайшее свойство — полное несовпадение взглядов на жизнь. Знак качества, отмеченный не одним годом. — Егор лениво следил за механическими движениями Тани сквозь полуопущенные веки. — Но решения относительно себя я принимаю сам, без оглядки на стенания родственников. — А как же твое «Я не революционер»? — Таня не могла не заметить явного противоречия. — Все так, но опыт общения с Элей не прошел даром. Теперь малейшие сторонние посягательства повлиять на мою личную жизнь я пресекаю в корне. И в этом смысле меня можно назвать монархистом. Отношения должны определять только те двое, кто в них участвует. Ниточка оторвалась. Егор потянул Таню к себе, и она ухом прижалась к рубашке. Так можно и полюбить запах ментола… Казалось, стук сердца Княжева заполнил всю комнату и мешал слушать его же слова. — Так хорошо, что ты сегодня рядом… А представляешь, если бы так было каждый день… Большой уютный дом, обволакивающее тепло камина, мы устроились на диване, а вокруг бегают дети… — Какие дети? — Таня приподняла голову, чтобы убедиться, что ослышалась. — Наши. Я всегда мечтал о сыне. И о девочках. Двух… Голос Егора стал немного неразборчивым, а Таня почувствовала, как ее сердце ухнуло куда-то вниз и на его месте образовалась пустота. Во рту разлилась неприятная горечь, а перед глазами начали плясать яркие мушки. Их мельтешение ускорялось, и они сливались в крупные точки, из которых выросли детские лица. Одуряюще накатывала боль. «Не надо, только не сейчас», — мысленно молила Таня. Она закрыла глаза и постаралась переступить через волну паники, но стало лишь хуже. «Надо сказать ему, прямо сейчас, пока еще не поздно, — лихорадочно застучала в мозгу мысль. — Будь с ним честна, он не заслужил обмана. Пока вы не увлеклись друг другом еще сильнее, скажи ему!» Таня широко распахнула глаза и ухватилась взглядом за подхват на шторе в виде кисти. Так, смотри только туда. А теперь попробуй размотать его, нитку за ниткой, медленно и сосредоточенно. Не спеши. Просто распускай кисть. Важно укладывать витки на пол ровно, чуть по спирали. Вот так. Хорошо… Скоро размотанные нити достанут до подоконника. Тогда можно будет и отдохнуть. Мелькающие блестки потускнели, и Таня окончательно поняла, что приступ так и не начался. Она откашлялась и все равно просипела: — Егор, у меня не может быть детей. Никогда. На пару секунд Таня замерла в ожидании реакции, а потом извернулась и не поверила своим глазам: Княжев спал, откинув голову на диванную подушку. Черт! Глава 17 Таня с легким стоном уронила голову на руки. В душе поднимался страх, что в следующий раз, когда надо будет произнести эти ужасные слова — без сомнения, это произойдет скоро, — у нее попросту может не хватить смелости. Или выдержки, чтобы не впасть в истерику, за последнее время они и так участились. Егор спал. Как же хочется дотронуться до его щеки! Пусть слегка. Лишь бы пальцы перестало колоть холодными иголочками. Он проснется — и страшные слова выскользнут изо рта и перестанут жечь ее изнутри. Но он же только что провалился в сон. Тяжелый, пустой, но спасительный. От такого ум проясняется через пару часов, а тени под глазами блекнут. Только даст ли она ему эти несколько часов? Или будет думать только о себе? Таня потерла веки, поежилась и поискала глазами хоть какой-то плед или покрывало. Ничего. Тогда она аккуратно высвободилась из объятий Егора и на цыпочках пошла по широкому коридору, который уперся в массивную темную дверь. Ручка после нажатия чуть слышно щелкнула. Таня пошлепала ладонью по стене где-то на уровне своей макушки, потом поняла ошибку и опустила руку ниже. Вот он, выключатель. Так и есть: перед ней спальня. Егор остался и здесь верен своему лаконичному принципу «Ничего лишнего». На кровати с легкостью могли поместиться два, даже три человека достаточно внушительного роста и комплекции. Вероятно, для высокого человека, как Княжев, это удобно, особенно если хочется без сил просто свалиться и забыться сном. Лежи хоть по диагонали, хоть по вертикали, хоть в форме звезды. Хотя сама Таня любила коленками упираться в стенку или спинку дивана и так чувствовать опору и как бы чье-то присутствие. У изголовья расположились незамысловатые бра с абажурами, напоминающими пергамент, и эти светильники были единственным украшением стен. На прикроватных тумбочках ничего не лежало, но из одного ящика торчал край зажатого бумажного листа. На окнах — плотные гардины серого цвета с нежным фисташковым отливом, без портьер: наверное, окно выходило не на солнечную сторону. Справа от двери проход в гардеробную с приглушенно горящей подсветкой. Одним решительным движением Таня сдвинула в сторону гладкое покрывало, свисающее до самого пола, и потащила на себя одеяло. Как же все-таки здорово, что бабушкины неподъемные перины больше не в моде, иначе бы ее намерение осталось только намерением! Одеяло не поместилось целиком в руках и тянулось за Таней живописным шлейфом, из-за чего она была вынуждена постоянно оглядываться назад и ступать мелкими выверенными шажками. Голова Егора была все так же неудобно заброшена назад. Лицо прояснилось, но оставалось еще очень сосредоточенным. Таня накрыла Княжева самым краем одеяла и раздумывала, как освободить пол от остальной части. Внезапно Княжев еле слышно застонал, и его брови сошлись к переносице. Образовавшаяся глубокая морщинка поразительно не шла ко всему облику Егора, она делала его совсем другим человеком. И Таня, глупо испугавшись этой перемены, схватила сумку и выскользнула в коридор. Там, в темноте, она снова замерла и стала кусать губы. Как быть дальше? Все-таки уйти — и разрушить то хрупкое взаимопонимание, что сложилось у них с Егором за последние дни? А это значит, отказать себе даже в малюсенькой вероятности счастья. Ведь может же оно быть у нее, должно случиться хоть когда-то! Неужели она не заслужила и капли благополучия? И вовсе не страданиями, не слезами, а просто фактом своего существования? Господи, как она хочет остаться! Но тогда будет вынуждена смотреть в глаза человеку, который ей доверяет. Смотреть и беззастенчиво обманывать его в самом важном — в мечтах. Хотя почему обманывать, если она собирается рассказать Егору обо всем? До этого вечера не говорила, а теперь скажет. Ведь никто же не кричит о своих проблемах на каждом перекрестке. О них знают только те, кого эти трудности касаются. Но тогда получается, что, если бы Егор не упомянул о детях, она бы продолжала подло молчать? Да нет, призналась бы. Конечно бы, призналась. Просто и теперь она все еще не верит, что у них это серьезно, не на пять минут… Кожа дивана заскрипела: наверное, Княжев во сне повернулся на бок, и Таня решилась. Она загадает. Как в детстве: если Егор сейчас проснется — она все ему расскажет, немедленно. Если же не проснется, то… Она тянула с окончанием и слушала тишину в гостиной. Может, что-то бросить на пол для шума? Если не проснется, то… Княжев продолжал спать, а ее рука никак не могла распахнуть дверь в никуда. Если не проснется, то… Тогда все подождет до утра. Пальцы отпустили дверную ручку и сжались в кулак. Так, чтобы иметь свежую голову, ей тоже нужно поспать. Где? Да рядом с Егором на диване. В чем? В одежде, раздеваться совсем не обязательно. Но тогда как завтра идти на работу? В помятых джинсах и вязаной кофте? В компании, конечно, лояльный дресс-код, но не до такой же степени. Значит, придется встать пораньше и заскочить домой. А сейчас… Сейчас ей нужна ванная. Та обнаружилась слева от спальни. Огромная, как и все в этой квартире, с удобной душевой кабиной, на стенках которой тускло мерцали капельки воды. Эта комната, в отличие от остальных, не выглядела нежилой, вероятно, из-за флаконов шампуней, гелей для душа, пены для бритья и прочих необходимых вещей. Все они аккуратно были выставлены на толстой каменной столешнице, в которую был вмонтирован длинный умывальник с изогнутым краном. Зеркало над раковиной освещалось накладными бра в форме ракушек, и отблики света создавали эффект неясного присутствия в комнате кого-то еще. Таня включила воду тонкой струйкой и вытащила из сумки влажные салфетки. Надо попытаться хоть так смыть косметику с лица и этим избежать грязной маски утром. Конечно, зубы почистить не удастся, хотя зубных щеток в стакане было несколько, в том числе почему-то и розовая. Расчесав напоследок волосы, Таня прокралась в зал, погасила свет и юркнула под одеяло. Она старалась не задеть Егора, но он словно почувствовал ее появление. Княжев буквально сгреб Таню в охапку и пристроил ее голову на своем плече. Пару раз он шумно выдохнул прямо в Танино ухо, а потом отвернулся чуть в сторону, но все равно задевал дыханием ее волосы. «Наверное, у птицы перед взлетом так же подрагивают перья», — успела подумать Таня перед тем, как заснуть. Глава 18 Утро началось с непонятного пиликающего звука. Он прокрался в сон Тани, мешал и тревожил. Через пару секунд к звучанию добавилось царапающее дребезжание. А еще спустя полминуты мелодия разнообразилась низким буханьем металла по металлу. Не в силах сразу распахнуть ресницы, Таня судорожно пошарила рукой вокруг. Куда же запропастилась ее любимая подушка, которая так легко превращается в шлем? Откуда доносится ментоловый запах? И когда это она успела купить такой гладкий шелковый пододеяльник?.. Стремительно исчезающая дремота совпала с резким морганием, а запах свежей мяты усилился. — Доброе утро, соня, — прохладные губы Егора побежали по ее лицу и вернули воспоминания о вчерашнем вечере. — Просыпайся… — Да тут уж хочешь не хочешь, а проснешься. Что за странная какофония? Незамолкающие звуки раздражали своей настойчивостью и заунывностью, но Княжев не торопился прерывать свое занятие и отвечать. Лишь когда без поцелуя не остался ни один уголок лица Тани, Егор вылез из-под одеяла и потянулся к валяющемуся у подлокотника телефону. «Так вот кто издавал эти проникновенные децибелы! Никогда бы не подумала, что резко наступившая тишина может звенеть и казаться нереальной.» — Данное творение родилось в результате кропотливых проб и подборок и ни разу не подвело. Проверено многими людьми не единожды в течение нескольких лет, и у всех вердикт одинаков: под этот шедевр ты гарантированно проснешься. Даже если спал всего два часа. Княжев опустил телефон в карман джинсов и протянул руку Тане. Что ж, оставим это нагретое гнездышко из одеяла. Она вложила пальцы в его ладонь и хотела спустить ноги на пол, но Егор решил по-другому. Он обхватил ее за талию, помогая встать на диване, отчего тот возмущенно скрипнул на подобное обращение с собой. Так она оказалась выше Егора, и тот смотрел на нее чуть снизу. Лукаво изогнувшаяся правая бровь противоречила его кающемуся голосу: — Да-а, мои ухаживания определенно превращаются в какую-то комедию. Пригласил девушку на свидание и заснул… — Если тебя это успокоит, — улыбнулась Таня и несмело зачесала назад взлохмаченную челку Княжева, — я не девушка, а женщина. И… доброе утро! Егор ничего не ответил, а поцеловал Танино запястье, словно в благодарность за прощение. Его язык прочертил легкую линию от основания ее большого пальца через всю ладонь и захватил в плен мизинец. Княжев ласкал его ртом по всей длине, и от этого вида Таня ощутила сладкую волну возбуждения. Она шла от ладони и скручивалась в животе тугим кольцом. Боже, как же хочется немедленно податься навстречу Егору и припасть губами к полоске кожи на шее между волосами и воротом рубашки! Ноздри ее мимо воли расширились и громко втянули воздух. Конечно, она оценила изящный намек Егора.