— Покемарить — это хорошо. — Андрей снял с вешалки пальтишко и свернул его рулетиком. — Только ты разбуди, если что. — Хорошо, ты поспи, поспи… Сентябрь принес мне новые заботы. Еще в конце августа прибежище на Остоженке сгорело. Кто-то из музыкантов, наглотавшись до полусмерти седатиков, отключился, забыв выключить конфорку с варящимися там макаронами. Пожар потушили только тогда, когда дом практически полностью выгорел изнутри. Надо было как-то зарабатывать. И тут подвернулся удачный случай. Дело в том, что за пару дней до этого я сидел в своей любимой забегаловке «Обсервер», что на Кадашевской набережной, и во время очередного, ставшего к тому времени обыденным, вечернего воспивания кружечки пива на стул рядом приземлился дебильного вида детина, чьи плечи были раза в полтора шире, чем у меня, а интеллект раз в пятьдесят пониже. Было видно, что парень уже немного набрался и ему явно хочется подраться. Видно, оценивая внешний вид соседа, он тупым взглядом скользил по мне, пытаясь найти хоть что-нибудь, к чему можно придраться. Я сидел и спокойно пил пиво, делая вид, что не замечаю взглядов питекантропа. Наконец в какой-то момент запотевшая, а потому влажная кружка слегка скользнула в моей руке, и я был вынужден ее перехватить. Незнакомец, видимо, счел это достаточным поводом для начала дружеского разговора. — Что, миленыш, дрожишь? Боишься? Не трусь, дядя Суксь детей не обижает… — хрипло произнес громила и заржал. — Слышь, пацан, как тебя вообще пустили сюда, кутяшка? Я и сам был не в духе. Почему-то вспомнилось, как полковник Кулагин рассказывал мне, какая туфта эти все восточные единоборства, что полной херью являются попытки учить боевым искусствам только для самообороны. «Бей первым, — говаривал он. — Бей первым и насмерть, а не то удар противника может быть последним, что ты увидишь в своей жизни». Поэтому, когда новый знакомый протянул руку к моему подбородку с целью, видимо, потрепать его, я ударил этого урода в остающийся открытым кадык. Не замахиваясь, но изо всех сил, чтобы как минимум на несколько секунд лишить противника движения. Второй мой удар, уже в полразмаха, был направлен прямо в переносицу громиле. Когда я был маленький, то жутко боялся драться, в том числе и из-за того, что противнику при этом будет больно. В десятилетнем возрасте физически отвечать на нападки других мне приходилось, но я ни в коем случае не бил по лицу, боясь сломать нос обидчику. Только потом я понял, что такой удар редко когда способен нанести столь серьезный вред, но в данный момент тычок был рассчитан не на это. Такой удар сбил бы противника со стула, и он, может быть, хотя бы чуть-чуть отрезвился, одумался. Будь мы на улице, я бы разнес громилу даже не в два, а в полтора счета, несмотря на его телесный перевес, но сейчас приходилось все-таки соблюдать хотя бы видимость приличия. Как это ни странно, охрану бара не особенно взволновало произошедшее, а противник уже поднимался, явно намереваясь ответить мне добрым десятком ударов на причиненную боль. Что же, парень сам этого хотел. Я взялся за локоть руки, которой поднимавшийся громила, выпятив вперед плечо, будто бы специально облокотился на стол, и слегка повернул его руку против часовой стрелки. Бедняга опять упал, но сейчас, когда его рука была в надежном захвате, он явно находился в проигрышном положении. Тем не менее послышались глухие матерные ругательства и попытки разъяснить мне, что он, дядя Суксь, собирается проделать с таким ублюдочным сосунком. Я никогда особо не любил подобные заявления, поэтому резко повернул локоть этого огромного засранца еще дальше, пока не почувствовал, что рука противника вывалилась в области плеча из суставной сумки. Большего не требовалось. Громила привалился к стойке и стал тихо постанывать. Заплатив за пиво, я встал и пошел по направлению к выходу. Поскольку в мои планы явно не входило составлять себе в этом заведении имидж гуманиста, перед тем как отдалиться от стола, я один раз двинул ногой куда-то по направлению лица противника, к сожалению, практически не видного в полумраке питейного заведения. Около выхода ко мне подошел субтильного вида человек лет тридцати. Судя по всему, он явно не собирался причинять мне какое-либо зло. Человек протянул руку и произнес: — Здравствуйте, меня зовут Владислав, мне хотелось бы поговорить с вами о возможности вашей работы на мою фирму. Кстати, хочу сделать вам комплимент — немного грубовато, но весьма точный и аккуратный бой. — Да разве это бой? Так, немного утихомирил хулигана. В некотором роде добровольная помощь представителям охраны правопорядка. — Верно, — ухмыльнулся Владислав. — Со сломанной рукой порядок особо не понарушаешь. — Она не сломана, просто вывернута немного. Если быстро вправят, через недельку все вернется в норму. — О, еще больше восхищен. Мы ценим профессионализм. — Ну хорошо, а что за работа-то? — Давайте уйдем отсюда, а то тут сильно накурено. Да и потом ваш противник, если будет слишком настырным, может опять попытаться причинить себе вред. Мы вышли из забегаловки и перешли к реке, на другую сторону улицы. — Видите ли, мы занимаемся организацией работы для красивых девушек за рубежом. — Был бы я красивой девушкой, давным-давно нашел бы себе работу. Ну или по крайней мере в ней бы не нуждался. — Ни минуты в этом не сомневаюсь. Но вы не поняли. Наше предприятие — филиал испанской фирмы «Arribo», и мы занимаемся обустройством русских девушек в лучших фотоагентствах, домах моды и даже киностудиях во всем мире. — То есть торгуете женщинами из русских селений? — Ну нет, зачем так грубо, мы делаем самое лучшее, что могут делать люди, мы — творцы мечты. Мы исполняем самые заветные желания юных девушек, которые понятия не имеют о том, на каком поприще они хотят работать, но мечтают быть знаменитыми, богатыми и, конечно же, вечно красивыми. К нам они приходят отчаявшимися посредственностями, а через месяц, после всех формальностей, становятся предметом зависти богатых женихов всего мира. — Звучит завораживающе. Когда в следующей жизни появлюсь на свет отчаявшейся посредственностью, обязательно обращусь к вам за помощью. Но все-таки в чем будет заключаться работа, которую вы мне предлагаете? — Дело в том, что многие из девиц, о которых я вам рассказываю, идут к нам совершенно самостоятельно, не посоветовавшись с родителями, с женихами. А потом, после того как тайное становится явным, к нам в офис приходят разъяренные родственники и кричат, что их дочерей обманом продают за рубеж, безо всякой на то воли родителей и прочее, и прочее. Эти люди шумят, скандалят, иногда пытаются наброситься с кулаками на сотрудников фирмы. Вот пару месяцев назад отец одной из таких девушек, кстати, сейчас она у Кардена работает, денег в месяц зарабатывает больше, чем ее родители за всю жизнь видели, так вот, отец этой несчастной ворвался к нам во время съемок пробной видеокассеты, ну, нам нужны пробы, фотоагентства не будут же кота в мешке покупать, так вот, ворвался он, значит, выдернул из своих штанов ремень, сгреб дочку в охапку, задрал ей вечернее платье и выпорол. — Прямо при всех выпорол? — Выпорол, представляете? Так вот, нам нужен человек, который прекрасно разбирается в искусстве — а ведь это искусство, вы со мной согласны? — аккуратной драки. Дело в том, что мы наняли в охранники одного бугая, так тот очередного вопящего что-то жениха просто чуть зрения не лишил. Так о стену звезданул, что у того сотрясение мозга было и временная слепота наступила. Ну сами понимаете, куда это годится? И вот поэтому нам нужен охранник, который спокойно, профессионально, но все же жестко будет оберегать нас от взбесившихся родственников. Вы меня понимаете? — Думаю, да. — Вот и отлично. Я вам сейчас оставлю свой телефон, звоните, договоримся. У нас очень приличные условия, зарплата высокая, питание за наш счет. — Хорошо, я вам обязательно на днях перезвоню. И перезвонил ведь. Вот и служу в этой конторе. Я сплюнул и достал вторую сигарету. Щелкнул зажигалкой, она горела неравномерно — то нормально, то почти затухала. Бензин кончался. Надо будет заправить, что ли… К двери, возле которой я курил, подошла девушка и постучалась. — Закрыто уже, завтра приходите. — Ну, может, вы хоть расскажете, что конкретно нужно, чтобы устроиться? И где будет работа? Вот тут, — она вынула из сумочки вырванное из какого-то новомодного журнала объявление, — вот тут говорится, что за рубежом. А где поконкретнее? Я вдруг понял, что почти ничего не знаю о фирме, в которой работаю. Нет, то есть имею представление, что сюда приходят девушки, их снимают на пробные видеокассеты, эти кассеты рассылаются по разным странам, а иногда и покупатели — представители от фирм приходят (почему-то вспомнилась странная фраза Андрея о ночных клиентах), потом девушек провожают за границу, и они там работают. Но как, где, сколько, как потом возвращаются назад, понятно не было. Просто не интересовался я такими вещами, в конце концов, не в фотомодели же меня пригласили? — Ой, придите лучше завтра, обо всем и расспросите. — Хорошо, а может, какие-нибудь данные принести? Ну, характеристику, там, или анкету какую заполнить? Я ведь языков не знаю. Это, наверное, важно? Но ничего, я быстро учусь! — Ничего не могу сказать, я вообще-то охранник. — Охранник? В таком костюме? Девушка засмеялась и почему-то покраснела. — Ну я тогда лучше завтра приду… Поздним вечером, уже почти ночью, меня поднял с постели телефонный звонок. — Алло, Ен, это Сну говорит. Еле-еле твой телефон нашла. Ты же где-то в Электроуглях жил? — В Электростали, — хмуро пробурчал я. — А, нет разницы. Слушай, у тебя переночевать можно? А то я только что вернулась, а матери с отцом дома нет, на дачу, что ли, уехали, остановиться негде. — Да приезжай, конечно, жалко, что ли? Адрес хоть запомнишь? Федеративный проезд, дом 38. Да, это в Но-вргиреево. Квартира 6. Нет, кода нет, то есть есть, но домофон. Ты сейчас где? На Курском? Ну, через сорок минут будешь. Хотя подожди, лучше на электричку… А, не ходят уже. Ну приезжай, приезжай. Вид, который имела приехавшая Сну, передать весьма трудно. Лицо ее узнавалось с большим трудом, копоть и несколько комариных укусов почти обезобразили его. Одежда насквозь была пропитана грязью. Земля, пыль, сажа, мазут и черт знает что еще сливались в единый плотный слой так, что разобрать происхождение каждого фрагмента было практически невозможно. Вдобавок от Сну несло невообразимой смесью ароматов всех видов, начиная от запаха дыма и кончая едкой аммиачной вонью, смрадом тройного одеколона и мерзким алкогольным дурманом. Огромные мешки под глазами и сбившиеся в комья волосы являлись своеобразным последним штришком, заканчивающим этот портрет. Полезшая было целоваться Сну вызвала во мне такую волну непроизвольного отвращения, что я даже отшатнулся. — Так, — сказал я. — Все нежности только после того, как ты себя постираешь. Ишь, театралка-гимназистка, тоже мне, второстепенный персонаж пьесы «На дне». Мыться, я сказал! Примерно через полчаса дверь ванной распахнулась. Вот теперь другое дело! Передо мной в моей же собственной рубашке на голое тело стояла девушка, в которую я, черт возьми, был все еще влюблен. — Ну теперь можно и нежности, — сказал я и потянулся к розовой и весьма соблазнительной девичьей плоти. Пока одной рукой я пытался расстегнуть себе верхнюю пуговицу на рубашке (она единственная почему-то застряла), мне постоянно вспоминалась фраза, произнесенная однажды библиотекаршей, которая работала в моей школе, сорокалетней женщиной, считающей себя при этом старой и мудрой: «Эти молодые, они ничего не умеют, даже любить не умеют, просто трахают друг друга без разбора, все равно что кролики весной». Впрочем, мысль эта мелькнула и исчезла, а вместе с ней исчез и окружающий мир… Неудивительно, что поговорить удалось только на следующее утро. Проснувшись и согрев чай, Сну забралась под одеяло, прижалась ко мне и начала рассказывать… — А чего же ты из лагеря уехала? — Да, понимаешь, ребята прикатили из Петрозаводска. Тоже из наших. Экологи, их душу. Ну мы и отправились. — Куда? — А ты не слышал? Под Выборг. Там местный лесничий совсем обнаглел, участки леса продает под дачи и прочую муть. Ну мы решили немножко его… того… припугнуть. — Как? — Да думали, приедем, дом его подпалим слегка. Потом намекнем: мол, не хочешь неприятностей с природой — не торгуй ею… — Идиотская идея. — Да знаю уже. Все-то еще круче получилось. Приехали, все нормально, устроились поблизости, небольшой лагерь разбили. Просто чтобы понаблюдать, присмотреться. Ну, день следили, два следили, хотели уже на следующий день за дело приниматься, а тут машина подъезжает, оттуда крутой такой чувак вылезает, весь в золоте, голова бритая. Ну явно покупать приехал. А Кузька и говорит, мол, у меня фотоаппарат есть, сейчас мы эту гниду с поличным поймаем. Подкрался к дому, смотрит, фотоаппарат достал, приготовился. А минут через десять бледнеет и нас зовет. Мы подбегаем и видим — этот лысый вовсе не покупает-продает, а с лесником сношается. Не, понимаешь прикол? Наяривает его за милую душу, будто тот баба какая могучая. Ядреный русский мужик, бля. Ну, Кузьке-то что, он это дело сфоткал, а мы продолжаем дальше смотреть, чем закончится. Ну, закончили они, значится. Сполз этот новорус с лесника, оделся и деньги ему протягивает. Платит, блин. Простились они, лесник его на прощание в щечку поцеловал. Просто абзац! Тут я и не выдержала, дернула через кусты, через дыру в заборе наружу, и выворачивает меня. Полчаса, наверное, кишки наружу давила, еле успокоилась. Послала ребят своих в задницу и домой решила рвануть. Денег, правда, ни копейки, так Кузька мне на дорогу дал, а сами они остались, решили с того бритоголового за молчание потребовать. — Ну-ну! — Я хмыкнул, прикидывая, сколько времени прошло с момента расчленения славного эколога Кузьмы глупым голубым бритоголовым. Видать, много уже. Охо-хонюшки! Велика Россия, а жрать нечего… — Так вот, послала я это дело, и домой. А в электричке Джюси встретила с друзьями, так они меня в Евпаторию позвали, сказали, там вино, солнце и все такое. Ну что, поехала. Ой, как обратно добирались… без мата не вспомнишь, впрочем, ты же видел, какая я была симпатичная. Короче, достали меня все эти экологи, дубье дубьем, несколько патриотических слов и граната в заднице. — А как же клуб, Брат Ветер? — ехидно поинтересовался я. — Так ты и это не слышал? Посадили Братца нашего. То есть не посадили еще, но пока в Бутырке сидит, суда ждет. Его на улице остановили, а у него в рюкзаке несколько гранат было. Настоящих. Они же хотели взорвать какое-то очередное строительство. — Круто. Ну и чем теперь заняться думаешь? — Да не знаю. Летом еще место было, газетами торговать на Охотном. Может быть, все еще свободно. — Чтобы такое место да пустовало? Заняли небось. — Ну ничего, что-нибудь придумаем. — А я вот тут на фирме работаю. — Мне жутко не хотелось говорить это, но я общался с людьми, знал, что в Москве приличной работы нет, а помочь Сну хотелось. — Они девушек за границу работать устраивают. — Да кому я нужна за границей-то? Не-а, это не по мне. А что за работа?