Увы, мы не знаем, в чем наша вина. Поручик Голицын, так будьте же стойки, Корнет Оболенский, налейте вина. А где-то уж кони проносятся к яру, Ну что загрустили, мой юный корнет? А в комнатах наших сидят комиссары, И девочек наших ведут в кабинет. Ах, русское солнце, великое солнце, Корабль «Император» застыл, как стрела. Поручик Голицын, а может, вернемся? Зачем нам, поручик, чужая земля? Я тут же вспомнил… я еще живу на Удмуртской… двушка… мама… пластинка… открытая дверь на балкон… Первые девушки… Девяностый год. Страна летела в пропасть, но вот сколько потом ни силился вспомнить – не было ощущения конца, не было ощущения чего-то страшного, неотвратимо надвигающегося на нас. У меня это время скорее ассоциируется с взрослением, с первым опытом, с первой девушкой и первым поцелуем. Может, потому я и не пропитался глухой, нерассуждающей ненавистью ко времени моей молодости и сохранил возможность рассуждать здраво. – Чо за хня! – Ты о чем? – Чо за хня! Вы чо, так ничего и не поняли?! Встал Вересов. Он был постарше меня, прошел Афган. Но на первые роли никогда не стремился. – Вы чо, так и не поняли? – А что мы должны были понять? – Это, б… наказание! Нам всем! – За что?! – А за все! – Конкретно? – Конкретно – за то, что страну просрали. – Ну, началось в колхозе утро… – Погоди. Ты хочешь сказать, что я, например, мать с отцом потерял за то, что страну просрал, так, что ли? – А что – нет? Я встал. – Так, харэ. Разошлись! Пистолет сам прыгнул в руку. – Разошлись, б…! Второй раз не повторяю! Подтянулись и собровцы. – Концерт закончен. Не успев толком начаться. Люди начали молча, угрюмо расходиться. По своим углам. Выждав с час, пока немного страсти улягутся – я решил, что тему эту надо решать здесь. Пока не поздно. У нас в республике – политические партии были… ну не запрещены, но их не было официально. Какая политика, когда такая ж… кругом. Тем не менее неофициально люди все же делились, скажем так, на общественников и бизнеров. Общественники верили в то, что все должно быть государственным, чтобы никому обидно не было – но в то же время, скрипя зубами, признавали необходимость в каком-то виде и частного интереса. Просто – еще не вымерли люди, которые помнили пустые прилавки советских магазинов и хамское обслуживание в них. Так же и воровство. Здравствуйте, у вас нет мяса? У нас нет рыбы, а мяса нет в соседнем отделе. Бизнеры, к которым относился и ваш покорный слуга – считали, что ставку надо делать на частный интерес и на частную инициативу. Но с другой стороны – понимая необходимость координирующей и защитной роли государства, а также как-то договариваться по-хорошему с трудовыми коллективами. Почему? А потому что деньги щелчком мыши перевести никуда нельзя, и на Кипр или в Лондон смотать, когда работяги за тобой придут и на воротах дома, который ты их по?том выстроил, повесят – не получится смотать. Так как-то мы и уживались – бизнеры и общественники, сливаясь от беды и нужды в одну партию хозяйственников. А там все просто – или у тебя дело горит в руках, или нет. Если нет – то и не выеживайся. Вот только я – да и не только я – видел одно различие между ними и нами. Мы готовы были говорить с теми, кто думает иначе, убеждать, покупать, если надо – но все же мы были настроены на изначально мирное решение любых конфликтов. А вот левые – они верили в своего рода социальную евгенику. То есть убрать силой буржуев, которые мешают, и вперед, к светлому будущему. В них это было. Всегда, и сейчас тоже. И даже Сталину они находили оправдание. Три простых слова – так надо было. Когда немного успокоились, я подошел к машине, в которой ехал Вересов, кивнул – отойдем, мол. Отошли. – Курите? Вересов кивнул, достал портсигар с заранее набитыми папиросами. – Курите. Вересов подкурился, затянулся… – Мне из группы уходить? – А это сам реши. Для себя. * * * – Если бы ты взял гитару да сбацал «По долинам да по взгорьям» – никто бы и слова не сказал. Но политику я тут разводить не позволю. Хватит уже – политики. Наелись. * * * – А если есть что сказать – скажи мне и сейчас. Вот, например – неужели при СССР с Катастрофой справились бы лучше? – А что – нет? – Нет. А почему – да? Вересов начал загибать пальцы: – Гражданская оборона работающая – раз. Армия – два. Порядок – три. Эвакуировали бы… – Куда?