Часть 12 из 49 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я вас вполне понимаю, но вашему ополчению запрещено переходить через Балканский хребет. Мало того. Чтоб облегчить заключение перемирия, которое скоро, вероятно, будет подписало, вам надлежит распустить своих волонтеров.
— Тут я ничего генералу Дибичу обещать не могу, — ответил Мамарчев.
Не забывайте, ваше благородие, что вы русский офицер!
— Да, это мне известно. И пока я офицер на русской службе, я, естественно, обязан подчиняться приказам главного командовании. Можете быть спокойны: военный порядок и дисциплинарный устав я знаю.
Подав руку, капитан Мамарчев простился с нарочным Дибича. И в тот же миг решил действовать быстро и без колебаний.
Он вызвал в Котел воевод Дончо Ватаха, Бойчо из Церапина и Кара Танаса.
Встреча состоялась в доме Стойко Поповича.
— Достопочтенные воеводы! — начал Мамарчев. — Должен вам сообщить неприятную весть, полученную мной из главной квартиры Дибича.
Воеводы глядели на него с нетерпением.
— Нашим добровольческим частям, — продолжал Мамарчев, — запрещено под любым предлогом переходить на ту сторону Балканских гор. На этом основании можно предположить, что у русского командования зреет мысль, которая нам, болгарам, особой пользы не сулит.
— Что же это за мысль? — спрашивали воеводы.
— Как видно, и на этот раз вопрос о нашем освобождении будет отложен. Потому я и позвал вас, людей, разбирающихся в военном деле, чтоб как следует посоветоваться и принять решение на пользу нашему отечеству.
Воеводы слушали его с напряженным вниманием.
— Я полагаю, — продолжал Мамарчев, — что на первых порах нам следует подчиниться этому приказу… А тем временем, пока еще не подписано перемирие, надо поднять восстание и провозгласить независимость Болгарии.
— А это возможно, капитан?
— Возможно. Сейчас самый момент. Только в Котеле да Сливене у нас наберется около двух тысяч человек, способных взяться за дело. А если к этому прибавить тысячи полторы-две ваших гайдуков, то получится армия в четыре тысячи бойцов.
Воеводы с волнением слушали каждое его слово.
— Я думаю, начнем с Тырнова, с нашей древней столицы! — с воодушевлением продолжал Мамарчев. — Там власть турок слаба, и мы сметем ее запросто. Затем ударим на Елену, Раброво, Котел, Сливен…
— Захватим горные перевалы…
— Совершенно верно, захватим горные перевалы! И пока у турок связаны руки, мы провозгласим независимость Болгарии. Уж тогда-то и великие державы, вроде Англии и Франции, волей-неволей должны будут признать наше право. Мы поставим их перед свершившимся фактом. Верно?
— Верно, капитан.
— Мы тоже, как все прочие народы, имеем право на собственное свободное управление.
— Все это хорошо, капитан, — согласились с ним воеводы. — Ну, а русские, не повернут ли они против нас свои пушки? Может получиться скверная штука.
— Нет, не повернут. Они тоже будут поставлены перед свершившимся фактом. Это даже облегчит им задачу: требуя при подписании мира независимости для Греции и Сербии, они заодно потребуют ее и для Болгарии. Почему Греция и Сербия имеют право на свободное управление, а мы не имеем?
— В Греции положение турок шаткое, так что ей добиться независимости — раз плюнуть, — заметил Дончо Ватах.
— Точно так же и Сербия, — добавил Бойчо-воевода. — Не зря же мы проливали кровь на их кручах! А про нас нынче никто не думает. Соткал полотно, забросил кросно… Так вот и с нами вышло.
— Я думаю, нам следует поторопиться, — вмешался Кара Танас. — Пока мы будем судить, кто прав, кто виноват, заключат мир и снова про нас забудут. Я берусь поднять Жеравненский и Котленский края.
— Оружие… Где мы оружие возьмем? — забеспокоились воеводы.
— Оружие мы возьмем у русских, — сказал капитан Мамарчев. — Да и наши парни уже запаслись кое-чем. Сейчас важно воспользоваться Моментом. Как только братушки уйдут, все кончено. Стони тогда, Болгария, в рабстве еще век.
Под конец капитан Мамарчев предложил воеводам быть со своими людьми в Котленских и Сливенских горах в полной готовности, чтобы, если пробьет урочный час, все были на местах.
Воеводы полностью согласились с Мамарчевым и заверили его, что все будет исполнено.
Прежде чем расстаться с воеводами, капитан Мамарчев доверил им еще одну тайну.
— Братья, — сказал он им, — вы знаете, что я, как офицер русской армии, не имею права участвовать в каких бы то ни было военных действиях без разрешения моего командования. Поэтому мне придется уйти с русской службы. Этим я развяжу себе руки и получу возможность действовать более свободно и независимо.
— Делай как лучше, капитан, — ответили воеводы. — Что касается нас, то мы исполним свой долг!
— Благодарю вас, братья, — сказал Мамарчев и каждому подал на прощание руку.
Обняв его, воеводы покинули дом Стойко Поповича и разъехались по местам — вернулись в горы к своим гайдукам.
Мамарчев всю ночь глаз не сомкнул: все обдумывал план восстания. Утром он посвятил во все детали этого дела Стойко Поповича. Тот одобрил его решение.
— Только об одном я забыл потолковать с воеводами… — сказал Мамарчев.
— О чем же?
— Это касается меня лично. Правда, не одного меня…
Попович посмотрел на него подозрительно.
— Я человек в летах, — смущенно продолжал Мамарчев. — Жениться мне уже поздновато, и все же мне придется обзавестись семейством, чтоб и русские убедились, что я действительно решил остаться в Болгарии.
— Ты прав.
— До сих пор моя волонтерская жизнь не позволяла мне ни семьей обзавестись, ни о собственном гнезде подумать.
— В Сливене живет одна хорошая девушка, дочь почтенных родителей. Ты ее знаешь… Мы с ее отцом старые приятели.
— Ты имеешь в виду Раду?
— Ее… Она столько раз спрашивала про тебя… А теперь, после того как увидит тебя в офицерской форме, раздумывать не станет.
— Мне она тоже по сердцу.
— Я постараюсь все уладить, — заверил его Стойко Попович. — Можешь положиться на меня… Да мы и вдвоем можем поехать в Сливен.
— Что ж, поедем… Как только русские увидят, что я женюсь, они окончательно убедятся, что я решил уйти со службы. А для дела это крайне важно.
И мысли снова вернули капитана Мамарчева к планам будущего восстания.
В СЛИВЕНЕ
В городе восемь тысяч домов, двести мельничных жерновов, двести валялен, двести тысяч дюлюмов виноградников, дивные сады и многое другое — все в прекрасном состоянии…
Из воспоминаний Ивана Селиминского
В середине августа капитан Мамарчев поехал на своем красивом белом коне в Сливен. Вместе с ним отбыл и Стойко Попович.
Стоял знойный летний день. Всадники ехали по узенькой горной тропе молча. Они уже высказали друг другу все, что у них было на душе.
Мамарчев обозревал тенистые леса, глубокие овраги, прислушивался к журчанию ручьев, и сердце его переполнялось счастьем и радостью. Сколько раз, будучи еще мальчишкой, он проезжал по этим местам; сколько раз бродил по этим тропам и буковым чащам; сколько раз склонялся над здешними родничками, чтобы напиться студеной воды и плеснуть ею себе в лицо! И вот он снова тут, опять душа его ликует, сердцу его легко!..
Снова он ехал в Сливен, после того как двадцать три года скитался на чужбине. Многое за это время изменилось, много людей — близких и знакомых — ушли в иной мир. Многих он забыл, многие, может быть, едва помнят его. Как-то его встретят? Что станут говорить, увидев его в офицерском мундире? Будут ли радоваться, когда перед ними предстанет в офицерской форме болгарин? Тронет ли это бунтарские сердца сливенцев? Пойдут ли они за ним, услышав его боевой призыв?
Приближаясь к городу, капитан Мамарчев и Стойко Попович увидели у самой дороги родничок; вода с журчанием лилась из нескольких отверстий в камне. Спешившись, всадники решили напоить лошадей.
Отсюда открывался вид на Сливен и его окрестности. Широко раскинулись тенистые сады и виноградники, окруженные громадными орехами и стройными тополями; в садах росли яблони, сливы, персики, миндаль. Из виноградников выглядывали низенькие сторожки, покрытые плитняком или дранкой… Среди просторных, тонущих в зелени дворов краснели черепичные крыши домов. Белели минареты мечетей. Высоко выступал купол старинной церкви. Гора приняла в свое лоно город, а высокие синие камни вонзились в небо и, не страшась ни ветров, ни бурь, ни туманов, охраняли его со всех сторон, словно молчаливые и гордые стражи.
Вблизи города, в глубоких ущельях, тарахтели водяные мельницы, шумели валяльни, лесопилки, а на окраинах и в самом городе работали кожевенные и шорные мастерские, кузницы. И среди горных лесов, и в ущельях, и в городе — всюду кипела работа.
Глядя на Сливен и венцом окружавшие его горы, капитан Мамарчев испытывал двоякое чувство. Он радовался богатству и красотам родного края и скорбел оттого, что этим богатством и красотами пользуются чужеземцы, тираны, захватившие его родную землю более трехсот лет назад. Сколько же еще будет продолжаться это рабство!
Капитан Мамарчев и Стойко Попович снова сели на коней и поехали к городу.
В этот будничный день народу в городе было мало. Многие ушли на полевые работы, в мастерские.
У Стойко Поповича было в Сливене немало знакомых, но ему не хотелось попусту отвлекать людей от дела, поэтому он предложил капитану отправиться в большой трактир, находившийся в болгарском квартале Клуцохор.
Трактир представлял собой невысокое здание с галереей и с широкими навесами. Вокруг галереи вились виноградные лозы, опоясывавшие все здание. Во двор въезжали через высокие кованые ворота с небольшим черепичным навесом.