Приближаясь к воротам, всадники соскочили с коней. Стойко Попович дважды постучал и крикнул: — Эй, хаджи,[33] ты тут? Иди-ка отворяй, гости приехали! Чей-то высокий голос ответил: — Сейчас, сейчас! Звякнул крючок, загремело железо, и открывающиеся тяжелые ворота запели, словно по покойнику. — Уж больно жалобно скрипят у тебя ворота, парень! — усмехнулся Стойко Попович. — Ты бы смазал их дегтем. Виновато моргая глазами, паренек, открывший ворота, сдвинул на затылок феску и спросил: — Кто вы будете, ваша милость? — Из Котела приехали… Ступай-ка зови скорей хозяина, а то мы очень устали. — Хаджи Драгана нету дома, — соврал мальчишка. — Но раз вы из Котела и знакомы с ним, входите. Дайте я отведу лошадей в тень. Мальчик взял поводья и повел лошадей под развесистый тополь, стоявший посреди двора. — А вы, ваша милость, русский капитан, да? — спросил паренек у Мамарчева, привязывая его коня. — Русский. Паренек таращил глаза. — Русский, говоришь? А откуда знаешь болгарский? — Выучил. Болгарский и русский языки очень похожи. Славянские, братские языки… А ты хотел бы научиться говорить по-русски? Паренек усмехнулся: — Хотел бы, только трудно. — Вовсе не трудно. — А ведь верно, — увлекся разговором мальчишка. — Когда тут проходили: братушки, я все понимал… «Эй, братушка, — кричали они, — не бойся! Мы прогоним турка…» И как припустят лошадей вдогонку басурманам!.. Капитан Мамарчев заулыбался. — А у вас в городе есть еще басурманы? — Попадаются… Скоро конец этим зловредным вшам, верно? Одних раздавишь — другие плодятся, точно гниды в складках рубахи. Гости вошли в комнату. Мальчишка-слуга по-прежнему с любопытством вертелся вокруг них. — А эти блестящие нашивки тоже из России? — спрашивал он. — Из России. — А пуговки? — И они оттуда. А можно мне их потрогать? — Можно. Капитан Мамарчев наклонился, чтобы мальчик мог потрогать эполеты и пуговицы его офицерского мундира, затем дал свою фуражку подержать в руках. Мальчишка и к сабле прикоснулся пальцами. Изумленный, он весь сиял от радости. С его лица не сходила улыбка. Он впервые разговаривал с русским офицером! Ему, бедняжке, и не снилось, что он когда-либо сможет поговорить с таким благородным человеком! Он буквально не знал, куда деваться от радости, и был готов исполнить все, что бы ему ни приказали. — Как тебя звать? — спросил наконец Мамарчев. — Радой. — Из Сливена? — Из Сливена. — Хочешь стать офицером? — Я хочу стать капитаном! Таким, как ты! — Ладно, Радой, так и быть!.. Как освободим Болгарию, станешь капитаном или кем пожелаешь. — Нет, я хочу стать только капитаном! Мамарчев засмеялся, погладил его косматую голову и отечески добавил: — Ладно, ладно! Только расти большой и крепкий. Пока Мамарчев и Попович, сидя в комнате, разговаривали с мальчиком, трактирщик бай Драган успел подремать после обеда и неторопливо спустился вниз посмотреть, что за гости приехали. ВСТРЕЧИ И РАЗГОВОРЫ Хаджи Драган и Стойко Попович знали друг друга давно. Еще сонный, трактирщик, увидев русского офицера, сразу оживился. Но удивлению его не было предела, когда он узнал, что этот офицер болгарин, притом не откуда-нибудь, а из Котела. Сливенца, вроде хаджи Драгана, было нелегко убедить, что котленцы способны на серьезные дела, но тут он искренне обрадовался и с готовностью предложил свои услуги. Капитан Мамарчев и Стойко Попович не нуждались в каких-то особых услугах; им нужна была комната на некоторое время да корм для лошадей. — Нынче год выдался неурожайный, — начал любезный трактирщик, не отрывая глаз от эполет Мамарчева. — Верно, турецкая солдатня, улепетывая, выметала все подчистую, но для своих людей мы кое-что припрятали… Так что будьте покойны и отдыхайте! Поблагодарив его, Стойко Попович спросил: — А как тут ваши люди? Что они собираются делать, когда будет подписано перемирие? — У нас у всех одно на уме: поскорей спровадить османов и немного прийти в себя… Такие думы у нас, у сливенцев. А вы как считаете? — И мы того же мнения, — ответил Мамарчев. — А Иван Селиминский в городе? — В городе. — А он что говорит? — Тоже радуется, только все, говорит, надо делать с умом, чтоб не было промашки… Надо, говорит, дождаться перемирия, а уж тогда принимать решение. Видя, что капитан Мамарчев нахмурился, хаджи Драган добавил: — Наш Иван в политике не шибко тороплив, но посмотрим, как все обернется… — А что думает ремесленник? — спросил Стойко Попович. — Ремесленник держится особняком. Ежели увидит, что нам дают свободу, он готов выйти навстречу. Но пока положение не определилось, он предпочитает сидеть смирно. Наученные горьким опытом, люди не решаются на что-нибудь большое. Пока в трактире хаджи Драгана велась эта беседа, некоторые более деятельные жители Сливена, члены тайного общества Ивана Селиминского, уже прослышали о приезде в город капитана Мамарчева. Им не терпелось встретиться с ним и расспросить, что их ждет по окончании войны. Капитан Мамарчев па это и рассчитывал. На следующий день в Драгановом трактире такая встреча состоялась. Среди наиболее видных людей Сливена был и Селиминский. В те времена Иван Селиминский был одним из самых образованных людей не только в Сливене, но и во всей Болгарии. Получив образование в Греции, он отлично знал эллинскую культуру, постиг во всех тонкостях философию Сократа, Аристотеля, Платона, читал наизусть целые песни из «Илиады» и «Одиссеи», зачитывался произведениями Геродота и Ксенофонта, восхищался трагедиями Эсхила, Софокла, Еврипида… Иногда и сам пытался сочинять философские трактаты. И хотя Селиминский не умел по-болгарски ни читать, ни писать, хотя он с раннего детства рос и воспитывался в среде фанариотов, он не забыл Болгарию, не погасло в его сердце чувство патриотизма, знакомое каждому порядочному человеку. Селиминский пришел к убеждению, что наибольшую пользу он принесет Болгарии на ниве просвещения путем создания специальных тайных обществ, так называемых братств, наподобие греческих этерий.[34] В этих обществах он мыслил воспитывать преданных отечеству людей, которые впоследствии постепенно проникали бы в хозяйственную и политическую жизнь Турецкой империи и, находясь на важнейших государственных постах, смогли бы легко, без кровопролития, добиться независимости Болгарии… Его братства напоминали религиозные секты, чьи щупальца тайно действовали всюду. Оказывая друг другу поддержку, «братья» стремились попасть на важные посты турецкой администрации и, занимая их, старались действовать в пользу болгар, своих соотечественников. Эти люди радостно встречали русскую армию. Они тоже придерживались того мнения, что если Болгария намерена добиться освобождения, то сейчас для этого самый подходящий момент. Но, в отличие от Мамарчева, предлагавшего действовать решительно, они придерживались тактики выжидания, рассчитывая на естественное развитие событий. В ту пору в Сливене уже не было турецких властей. Городом временно управлял русский комендант князь Дмитрий Дабич, назначенный лично генералом Дибичем Забалканским. Сливенцы не могли нарадоваться свободе. Во всем городе бурно кипела политическая жизнь. Собираясь на улицах и площадях, в церквах и по домам, люди только и говорили что об освобождении Болгарии, о полной ее независимости. Городские тузы, сытые и благодушные богачи, один за другим приходили в трактир хаджи Драгана, чтобы познакомиться с Мамарчевым да потолковать с ним о политике. Большинство из них слышали об этом бесстрашном капитане, а некоторые даже встречались с ним в Бухаресте. И хотя все эти люди обычно вели себя надменно, хранили гордый и недоступный вид, держались важно, с подчеркнутым достоинством, сейчас они смотрели на Мамарчева с известным доверием и уважением. То ли русский мундир вынуждал их смирить свою гордость, то ли сам Мамарчев восхитил их своими подвигами, о которых не утихала молва, — сказать было трудно. Во всяком случае, каждый из городских толстосумов входил в трактир со смиренным видом и почтительно приветствовал прославленного капитана. Последним пришел Селиминский. Это был подвижный человек в металлических очках, за которыми прятались живые, хитрые и умные глаза. У Селиминского была курчавая борода и высокий благородный лоб. Увидев Мамарчева, он подошел к нему, пожал ему руку и тепло сказал: