— На что ты намекаешь? — Вы сами знаете, господин Крыстевич. — Если этот намек касается меня и моего благодетеля и покровителя его сиятельства князя Богороди, то вы глубоко заблуждаетесь, Мамарчев! — Видно по вашим делам, господин Крыстевич! — И я хотел сказать то же самое, — ответил Крыстевич, вставая со стула. — Красноречивее всего говорят дела! Вот мы, например, помогаем чем можем болгарскому народу, заступаемся за него перед султаном, просвещаем тянущихся к науке болгарских детей, трудимся, печемся… Мамарчев презрительно сжал губы — ему хотелось пустить солененькое словечко, но он сдержался. — А каковы твои дела, Мамарчев? — не унимался управляющий. — Сотни погибших, которых ты сумел обмануть… Пять виселиц, поставленных в Тырнове… — Зачем вы оскверняете память погибших, господин Крыстевич? Зачем глумитесь над народом? — По этому вопросу, Мамарчев, мы с вами придерживаемся различных мнений. Вы за революцию, а я за эволюцию. — Да, я вас понимаю, вы за эволюционное умерщвление нашего народа, за то, чтоб он умирал медленной смертью, чтоб постепенно стереть его с лица земли… В этом смысл вашей эволюции! Знаю, в этом вопросе мы стоим на двух полюсах. Молодой управляющий с трудом сдержался. Он сказал с деланным хладнокровием: — Дальнейшие разговоры излишни, Мамарчев. Отныне я запрещаю вам носить офицерскую форму, хранить у себя какое бы то ни было оружие, в том числе и вашу саблю, и ездить верхом на лошади! Слушая холодный голос управляющего, капитан Мамарчев не верил своим ушам. Как можно лишить его формы, сабли и коня? Ведь это же чудовищно! Это же издевательство! — И это все? — спросил наконец Мамарчев. — Не все, Мамарчев! — Я слушаю. — С сегодняшнего дня по приказу его величества султана вы лишаетесь и ежемесячного пособия, которое вы до сих пор получали! — А чем же я должен жить? — Нас это не интересует. — У меня жена, дети. — Вы только сейчас об этом подумали, Мамарчев? А где вы были раньше? Почему раньше не позаботились о жене, о детях?.. Капитан Мамарчев не стал отвечать. Он посетовал на себя, что проявил минутную слабость перед этим жалким изменником. — Впрочем, — сказал он, — мне от вас не нужно никакой милости. Обо мне есть кому позаботиться… А вы, господин Крыстевич, в один прекрасный день еще пожалеете об этом разговоре! Мамарчев повернулся и зашагал к выходу. — Благодарите падишаха за то, что вы до сих пор живы! — крикнул ему вслед управляющий. Мамарчев его не слышал. РАССТАВАНИЕ Капитан Мамарчев возвратился домой очень обеспокоенный. Жена ждала его с нетерпением. Встреча с управляющим не предвещала ничего хорошего. И действительно, ее предчувствия оправдались. Увидев встревоженное лицо мужа, она сразу поняла, что случилась беда. Привязав под навесом коня, Мамарчев поправил сдвинутую назад фуражку и молча подошел к хижине. Мысленно он все еще продолжал спор с управляющим. Не случайно при виде жены он как будто даже вздрогнул и поглядел на нее с удивлением. Вокруг него весело щебетали выбежавшие из дома дети, как всегда бывало, когда он возвращался домой. В таких случаях, любуясь ими, отец ласково хлопал их по щечкам. Однако в этот раз он был молчалив и сердит. — Кончилась, Рада, моя свобода, — начал он. — Пес показал клыки. — Что случилось? Рада подошла к нему поближе. Мамарчев сел на деревянную скамейку под смоковницей, откуда часто любил смотреть на море, и взволнованно продолжал: — Прекратят выплату пособия. С нынешнего дня мы здесь самые последние бедняки. Дети облепили отца со всех сторон, а самый маленький забрался к нему па колено и стал внимательно прислушиваться. Малыш часто улыбался, разглядывая парчовые погоны, и явно ничего не понимал. И хорошо, что не понимал, потому что в том, что рассказывал отец, было мало радости. — Что же нам теперь делать, Георгий? — спрашивала жена. — Я и сам не знаю. — Может, сообщить Сыби? Авось поможет чем. — Только этого ему не хватало! — махнул рукой Мамарчев. — Мало ему браильских неприятностей,[60] так еще с нами станет возиться. И потом, как знать, может, его и след простыл. Над Сыби висит смертный приговор, так что ему не до нас. — Тогда давай снова попросим Богороди. Мамарчев смерил ее строгим взглядом: — Не вздумай еще раз повторить это имя! — Он человек влиятельный, Георгий… — «Влиятельный»! Вот до чего довел он меня своей влиятельностью! Разве не знаешь, что Крыстевич его правая рука? Или ты вообразила, что Крыстевич действует на свой страх и риск? Что велит Богороди, то он и делает. — А может, он перестарался? — Ничего удивительного, холуй не может не перестараться. Разгневанный Мамарчев встал и начал ходить взад-вперед, не находя себе места. Жена с тревогой следила за каждым его движением — таким возмущенным и злым она видела его впервые. Он ходил долго, пока нервы его наконец немного успокоились. Рада снова заговорила: — Все образуется, Георгий, не огорчайся. И потом, мы с Марийкой можем вязать сети с рыбаками, так что голодными не останемся. — Дело не только в этом, — сказал Мамарчев, снова сев на скамейку. — Этот мерзавец и работать нам не даст. Разве не видишь, что он решил нас уничтожить? Он служит Турции, а я — своему отечеству. Вот причина гонений. — Ну и что из этого? — В этом главное, Рада! Он разобщает людей, сеет между ними ненависть. Возьми, к примеру, нашего Сыби… Почему князь Богороди сейчас даже взглянуть в его сторону не желает? Потому что Сыби не стал плясать под его дудку, подобно Крыстевичу, а избрал другой путь. — Ох боже, боже! — воскликнула в отчаянии женщина. — Весь мир перевернулся! — Не перевернулся. Напротив, все стало на свои места — кто с нами, кто против нас! Я рад, что Сыби пошел моей дорогой, а не поддался на уговоры Богороди. Не заискивая перед султаном, а через бунт и революцию мы добьемся свободы. Это надлежит знать каждому. Вот почему я так счастлив, что Сыби пошел моей дорогой. Образ молодого племянника вдруг вырисовался в сознании Мамарчева со всей ясностью. Кто мог подумать, что из слабенького, кроткого мальчишки выйдет такой страстный и горячий патриот?! Ведь Мамарчев лишь несколько раз видел Сыби — тогда тот был еще маленьким мальчиком, — и ему было довольно трудно представить себе его взрослым. Однако его письма позволили капитану увидеть образ храброго, мужественного и гордого юноши. Особенно отчетливо Мамарчев помнил, как он вместе со своими волонтерами в 1829 году прибыл в Котел. Тогда он почти не обратил внимания на маленького мальчугана, хотя тот уже в ту пору отличался необыкновенной любознательностью и надоедал всем своими бесчисленными вопросами. В отличие от других детей, он не носил фески, а щеголял в черной барашковой шапчонке, в узких крестьянских штанах и безрукавочке. Мальчик постоянно вертелся возле капитана, то и дело посматривая на его золотые эполеты. Его жадные, горящие как огоньки глаза вспомнились Мамарчеву вдруг. Вероятно, теперь они обрели более твердый, гранитный блеск, в них присутствуют дерзость и сила горного орла. И это вселяло в старого капитана веру и надежду. В лице племянника он видел своего достойного преемника и продолжателя славных патриотических дел. Глядя с грустной улыбкой на море, капитан Мамарчев говорил с таким мечтательным видом, словно возле него не было пи души. Долго сидел он на скамейке, вспоминая прошлое и предаваясь мечтам. Тревожная душа его волновалась как море, бушевавшее у его ног. Как много людей встречал он в своей жизни, самых разных, хороших и плохих! Как часто ему сопутствовал успех и сколько довелось пережить неудач! Но что же все еще поддерживало и окрыляло его в этой бурной и беспокойной жизни? Что давало ему силы жить и устремленно глядеть в будущее? Любовь к отечеству! Вечная, как это море. Порой ее преследуют бури и ураганы, но она необорима, как это море. Ради нее человек готов на любые страдания. Что такое жизнь одного человека по сравнению с нею?! Сидя под смоковницей с задумчивым и мечтательным видом, капитан Мамарчев напоминал высеченного из гранита легендарного витязя. Он заметно постарел, волосы его поседели, да и усы тронуты серебром. А высокий открытый лоб прорезали глубокие борозды — следы многих битв и страданий. Только глаза хранили прежний блеск, светились бесстрашием, как будто были неподвластны времени. Разве стареют глаза у орла? Разве у сокола может померкнуть взгляд? Этим глазам было дано оставаться гордыми и неустрашимыми до конца жизни; одна только смерть могла сомкнуть их и закрыть навсегда… На этот раз капитану Мамарчеву не довелось встретиться с рыбаками. Они без него ушли в открытое море. На другой день по приказу управляющего к нему в хижину пришло несколько заптиев, чтобы забрать у капитана его форму, саблю и коня. Капитан Мамарчев не стал сопротивляться. Заптии дали ему документ на изъятые у него вещи. Мамарчев тут же разорвал его в клочки, сказав при этом: — Я и без этой бумажки получу все, что вы у меня отнимаете!