О’Рурк отправился за кофе для себя, а Мендоза поинтересовался, не нужно ли ей в туалет. Это предложение Грейс тоже отклонила. А они всегда такие вежливые? Но тут она заметила, как он смотрит на часы. Неужели ему все это успело надоесть? После этого полицейский записал время в блокноте. – Мне понадобится адвокат? – спросила она. Детективы переглянулись. – Не думаю, – ответил О’Рурк. Теперь они оба что-то записывали. Один выводил длинные строчки в стандартном блокноте с отрывными страницами, другой заполнял какой-то бланк. Несколько секунд Грейс наблюдала, как поднимается пар от их бумажных стаканчиков с кофе. – Миссис Сакс, – совершенно неожиданно произнес Мендоза, – вы удобно устроились? Он что, совсем спятил? Как ей может быть здесь удобно? Конечно, нет. Грейс поглядела на него с некоторым неодобрением и заявила: – Да, разумеется. Только я сбита с толку. – Понимаю, – кивнув, согласился полицейский. Если только она сейчас не ошибалась, этот кивок вместе с безучастным выражением лица, а также тон его голоса, мягкий и даже чуточку мелодичный, – все это являлось результатом тренинга, который обязательно проходят все будущие психоаналитики. Это ее только взбесило. Но ей стало совсем плохо, когда он добавил: – Для вас, должно быть, это сильное потрясение. – Я даже не знаю, что вы имеете в виду под словом «это», – призналась Грейс, посмотрев на одного полицейского, затем переведя взгляд на другого. – Что «это»? Я же сказала вам, что совершенно не знала Малагу Альвес. И мне очень жаль, что ее… – Что? Грейс лихорадочно соображала. Как же теперь закончить предложение, которое начато так глупо? – Что ее… ей был причинен вред. Это просто жутко. Но что я здесь делаю? Полицейские переглянулись, и в этот момент Грейс поняла, что сейчас они словно обмениваются мыслями. Они давно знали друг друга и прекрасно понимали без слов. Теперь они разошлись во мнениях, но вскоре один из них все же одержал победу. Им оказался О’Рурк. Он подался вперед, положив локти на стол, и спросил: – Миссис Сакс, где сейчас ваш муж? У Грейс перехватило дыхание. Она покачала головой, глядя на них. Они казались ей какими-то экзотическими животными, и она совершенно не понимала, что им от нее нужно. – Я ничего не понимаю. Я думала, все это как-то связано с тем, что случилось с миссис Альвес. – Совершенно верно, – ровным тоном подтвердил Мендоза. – Еще как связано с миссис Альвес. Поэтому я снова спрошу вас: где же ваш муж, миссис Сакс? – Я полагаю, мой муж никогда даже в глаза не видел миссис Альвес. – Так где же он? В вашей квартире на Восемьдесят первой улице? – Что? – Грейс удивленно уставилась на полицейского. – Нет. Конечно же нет. – А почему «конечно нет»? – удивился О’Рурк. В его голосе слышалось совершенно искреннее изумление. – Ну… потому что… – Потому что, если бы Джонатан находился в квартире, она не провела бы последние двадцать четыре часа, охваченная болезненным страхом. Она бы точно знала, что он там. Она бы многое не понимала, но зато знала бы, где он. Но Грейс, разумеется, не могла дать им таких объяснений. Ведь все то, что сейчас происходило с Джонатаном, с ними обоими как супружеской парой, не имело к полицейским никакого отношения. И вместо этого Грейс произнесла: – Потому что… С какой стати ему сейчас быть в квартире? Я же сказала вам, что он на медицинской конференции. А если бы он сейчас находился здесь, в городе, то был бы на работе. Но его здесь нет. Оба полицейских нахмурились. О’Рурк сложил губы трубочкой и чуть наклонил голову. Свет от лампы наверху отразился на его лысине. – А работа его где? Он произнес это как-то очень уж осторожно, словно боялся дойти до кульминационного момента. В этом было что-то жестокое, но в то же время в вопросе чувствовалась и некая жалость к женщине. Тем не менее фраза прозвучала так ядовито, что Грейс невольно вздрогнула. Оба полицейских молчали и смотрели на нее в ожидании ответа. Они оба сидели в куртках, хотя в комнате – Грейс только что почувствовала это – было достаточно жарко. Что это? Они умышленно не снимали верхнюю одежду? Или в городе, как правило, в помещениях всегда очень жарко? Сама Грейс сняла пальто и, свернув его, уложила на колени, где оно сейчас и высилось неровной горкой. Она крепко прижимала его к себе, как будто оно могло от нее убежать. Ей было жарко. Иначе она не стала бы его снимать, потому что, снимая пальто, ты как бы даешь понять, что намереваешься задержаться. А ей не хотелось задерживаться тут ни секунды дольше, чем требовалось. Неужели им не жарко? О’Рурку, лысому парню, явно было жарковато. У него уже от пота блестел лоб. Или лысина. Короче, то место, где должны были начинаться волосы, если бы они у него имелись. Второй полицейский тоже, судя по всему, чувствовал себя не вполне комфортно. А может быть, они выглядели так из-за того, что оставались в куртках. Причем куртки на них сидели отвратительно и пузырились в области подмышек. И вдруг, совершенно неожиданно и без всяких на то предупреждений со стороны, Грейс вдруг как наяву увидела образ самой себя, висящей на краю утеса, удерживаемой тросами. Но тросов было вполне достаточно, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Эти тросы всегда были при ней, и она сознавала это: стабильность, крепкое здоровье, деньги, образование. И она была достаточно умна, чтобы по достоинству оценить все то, что поддерживает ее по жизни. Но только теперь эти тросы… начали лопаться. Рваться. Один за другим. Она даже слышала этот хлопающий звук. Правда, пока еще все оставалось по-прежнему, то есть в порядке. Тросов оставалось достаточно для того, чтобы удержать ее наверху. Да и она была не такая уж и тяжелая. Не так много требовалось этих тросов. – Он работает в Мемориальном центре Слоуна-Кеттеринга. – Грейс попыталась вложить в эти слова как можно больше серьезности, чтобы полицейские осознали всю важность момента и прониклись уважением, если не к ней, то хотя бы к этому известному учреждению. Как правило, людям хватало одного только упоминания Центра. Правда, теперь, даже произнося эти слова, какая-то часть ее самой даже удивилась: «Не в последний ли раз я это говорю?» – Мой муж доктор. – Доктор… чего? – Он врач. Педиатр-онколог. Лечит раковых больных, – добавила она, если они уж совсем полные идиоты. – Детей. Мендоза откинулся на спинку своего кресла. В воздухе повисла долгая и тяжелая пауза. Казалось, он сканирует Грейс, пытаясь обнаружить в ее словах некую закодированную информацию. Затем, судя по всему, он все же сделал для себя какие-то выводы. На столе стояла коробка. Самая обычная коробка для хранения документов, ничего особенного. Она находилась здесь с самого начала, когда эти трое только пришли сюда и расселись по местам. Наверное, поэтому Грейс и не обратила на нее никакого внимания. Но сейчас Мендоза потянулся за коробкой и придвинул ее поближе к себе. Затем снял с нее крышку, бросил на соседний со своим креслом стул и извлек из коробки папку. Она оказалась не очень толстой. Хороший знак, да? По крайней мере в медицине толстая папка всегда хуже, чем тонкая. Когда полицейский раскрыл ее, Грейс с удивлением увидела знакомый логотип больницы в виде стилизованного кадуцея, в котором жезл Асклепия был направлен вверх стрелой, а обвивающие его змеи превратились в постмодернистские кресты. Грейс внимательно разглядывала этот простой образ в полном оцепенении. – Миссис Сакс, – сказал Мендоза, – возможно, вы этого не знаете, но ваш муж больше не работает в Мемориале. Щелк! На секунду она была захвачена врасплох и никак не могла сообразить, что же поразило ее больше – то, что он сказал, будто Джонатан больше не работает в больнице, или то, что он упомянул такое знакомое, но мало известное посторонним название этой больницы. – Нет, – произнесла она. – Это невозможно. То есть я этого не знала. Он поднес листок поближе к себе и принялся внимательно изучать его, и Грейс оставалось только продолжать пялиться на знакомый логотип, просвечивающий через бумагу. – Как утверждает доктор Робертсон Шарп… «Третий, – мысленно произнесла Грейс. – Третьесортный». – Доктор Джонатан Сакс был освобожден от занимаемой им должности первого марта этого года. Щелк! Щелк! Он посмотрел на Грейс поверх листка. – Вы этого не знали? «Ничего не говори, – предупредил ее какой-то отчаянный внутренний голос. – Не предоставляй им ничего такого, что они могли бы использовать и ухудшить положение дел». Поэтому она лишь отрицательно покачала головой. – Вы хотите сказать, что, мол, нет, не знали. Необходимо сказать вслух, поняла Грейс. Для протокола. – Я не знала, – с трудом выдавила она. – Вы не знали также, что перед увольнением у него были дисциплинарные взыскания в количестве двух? Она опять покачала головой, потом, вспомнив о необходимости говорить, произнесла вслух: – Нет. – А также имело место третье нарушение больничного кодекса поведения, вследствие чего юридический консультант рекомендовал увольнение из центра без права восстановления. Нет. Щелк! Щелк! «А что там Джонатан поделывает?» – Я хочу закончить на этом, – сообщила Грейс полицейским. – Мы можем остановиться? – Нет, к сожалению, мы не будем останавливаться. – И вы говорите, что мне не нужен адвокат? – Миссис Сакс, – сердито буркнул О’Рурк. – Зачем вам адвокат? Вы что же, прячете своего мужа? Потому что если вы его скрываете, тогда да, адвокат вам понадобится, причем очень хороший. – Но… Но я никого не прячу. – Грейс почувствовала, как горит у нее лицо. Правда, она не плакала и не собиралась этого делать. – Я думала, он сейчас находится на конференции. Он сказал, что уезжает на конференцию по медицине. – Ее голос показался жалким даже ей самой. Грейс-психоаналитику хотелось накричать на себя. – На Среднем Западе. – Средний Запад большой. Где именно? – поинтересовался Мендоза. – Я думаю… в Огайо? – В Огайо. – Или… в Иллинойсе? О’Рурк недовольно фыркнул. – Или в Индиане. Или в Айове. Они все кажутся одинаковыми, верно? Для жительницы Нью-Йорка, да, они все были одинаковы. Как весь мир для Саула Стейнберга: все то, что находилось за пределами реки Гудзон, называлось «где-то там». – Я не помню, что он сказал. Там должна была проводиться конференция по детской онкологии. Он… Ее передернуло. Потому что скорее всего он уже не был тем, кем она хотела его только что назвать. Господи Иисусе! Джонатан. – И в вашей квартире его нет. – Нет! – выкрикнула она, адресуя ответ им обоим. – Я же говорила, его там нет. – Хотя телефон его, похоже, там. Его местоположение уже определили. – Да, верно. Его телефон в квартире. О’Рурк подался вперед. Казалось, его щетина успела вырасти даже за один час. «Наверное, он бреется дважды в день», – как-то неясно мелькнуло в голове у Грейс. Джонатан брился по утрам, но иногда пропускал эту процедуру, если очень торопился на работу.