Ей вспомнился образ, который она представила себе в последний раз. Джонатан бредет вдоль замерзшего русла реки рядом с городом Уайтхорс на Юконе в Канаде. Он идет мимо восстановленного арктического корабля «Клондайк», в котором сейчас находится музей. Он ждет, когда здесь появится она. Грейс поняла, что она даже мысленно одела его в соответствии со своими фантазиями. На нем была теплая фланелевая рубашка и вязаная шапочка, натянутая до самых глаз, из-под которой выбивались отросшие длинные волосы. Вот так она и отправила его брести по тропе, с опущенной головой, руки в карманах. Он тосковал по ней, искал ее и надеялся. Этот образ прочно засел у нее в голове. – Но зачем он написал мне это письмо? – Наверное, чтобы еще раз оттрахать вам мозги, – ничуть не смутившись, предположил О’Рурк. – Есть такие люди, они не упустят случая лишний раз навешать вам лапши на уши. Только для того, чтобы приколоться. Это у них в крови, они этим живут. Я как-то пытался разобраться во всем этом. Действительно, что они в этом находят? Мне кажется… впрочем, забудьте. Я этого, наверное, никогда не пойму. Мне только приходится убирать за ними грязь. – Он выразительно пожал плечами, словно всю карьеру только тем и занимался, что разгадывал эту и другие тайны мира, и времени на это у него было предостаточно. – Но зачем я все это вам рассказываю? Вы же сами людям мозги вправляете. «Это верно», – подумала Грейс. – И вы написали об этом книгу. Да? «Нет, – пронеслось у нее в голове. – Это был кто-то совсем другой». – Да еще он и нас хотел сбить с панталыку. Слишком много информации. Так сказать, камушек у нас один, а птичек убить надо много. Мы послали своих людей и в Майнот, и в Уайтхорс. Мы подключили даже канадскую конную полицию. Они прочесали все тропы вокруг того самого корабля, о котором он писал. Проверили всех новичков и весь транспорт, взятый напрокат, начиная с декабря, но не нашли ровным счетом никого и ничего похожего. Потом нам позвонили из Интерпола. Он в Бразилии, это точно. Мендоза вылетел туда пару дней назад, чтобы урегулировать вопрос о его официальной экстрадиции. Это может занять некоторое время, но в конце концов они его вышлют. Как правило, у нас возникают сложности в том случае, если речь идет о бразильском резиденте. У нас с ними подписан договор. Он замолчал. – А как у вас дела? – Ну… – Но Грейс не смогла что-либо сказать, а только покачала головой. – Мы хотели, чтобы эту новость вы услышали от нас. Я бы сказал, еще день-другой, и это уже не будет тайной. А может быть, даже раньше. А мы хотели рассказать вам сами. Мы оценили ваши старания нам помочь. Грейс кивнула. – Наверное, он подумал, что в таком большом городе, как Рио, будет легко затеряться. – Нет, – возразил О’Рурк. – Он не в Рио. Он в каком-то городе, о котором я раньше и не слышал, на берегу Амазонки, называется Манаус. Может быть, я неправильно произношу это слово. Это по-испански, наверное. «Или по-португальски», – подумала Грейс, но озвучивать свое предположение не стала. – Он находится прямо посреди тропического леса. Проехать на машине туда нельзя. Только самолетом долететь или по воде лодкой. Мы думаем, он прибыл на судне, но еще не уверены до конца. Постепенно мы дойдем и до этого. И нам еще интересно, как ему удалось выбраться из Штатов. Но пока что мы остановились на судне. Там большой порт. Мендоза прибыл туда в субботу. Он звонил мне сегодня утром. Говорит, там есть оперный театр. Большое розовое здание прямо в центре города. Они привезли его на корабле по частям лет сто тому назад. Мой друг чуть не спятил от счастья. – О’Рурк неожиданно и не к месту хохотнул. – Мендоза обожает оперу. У него пунктик. Один раз даже меня затащил в Линкольн-центр, когда у него жена приболела. Это были самые ужасные четыре часа в моей жизни. К своему удивлению, Грейс тоже рассмеялась. – А какая была опера? – Боже, я и не помню. Там еще лошадь выводили на сцену, но и это не помогло. А я хотел сказать, что это поразительно – оперный театр на Амазонке. Грейс откинулась на спинку стула. Голова ее была забита всевозможными срочными делами. Ей не терпелось поскорее закончить стирку и упаковку вещей. Коробки ожидали, когда их наполнят и отправят по назначению. Грейс хотела, чтобы полицейский ушел. – «Фицкарральдо», – сказала она. – Это фильм о том, как строили оперный театр в джунглях на Амазонке. Я слышала об этом раньше. – «Фиц…» Она продиктовала название по буквам, О’Рурк достал блокнот и записал его. – Я скажу ему. Мендоза захочет посмотреть этот фильм. – Он оглядел кухню. – Похоже, у вас уже все распланировано. – Да. Кое-что отправится в Коннектикут, но очень многое я отдам на благотворительность. Придется избавиться от очень большого количества разных вещей. Я полагаю, вы уже увидели все, что хотели? О’Рурк внимательно посмотрел на нее. – Я имею в виду вещи Джонатана. Но если вам что-то нужно, скажите мне прямо сейчас. – Нет, все в порядке. Ну, разумеется, если у вас появится нечто такое, что мы должны будем увидеть… Грейс кивнула, но она уже сделала все, что могла. На этом их пути расходятся. – Ну, что ж, – сказал полицейский, поднимаясь со своего места. – Тогда я пойду. Она тоже встала, испытывая облегчение. – А где ваш мальчик? – поинтересовался О’Рурк по пути ко входной двери. – С дедушкой и бабушкой. У него сейчас весенние каникулы. – Ах да, я знаком с вашим отцом. Мы еще в декабре с ним беседовали. – Нет, – поправила его Грейс. – С другими дедушкой и бабушкой. Он у родителей Джонатана на Лонг-Айленде. О’Рурк остановился и посмотрел на нее. – Это… что ж, я удивлен. Когда мы разговаривали с ними, они сказали, что ни разу не виделись ни с ним, ни с вами. – Мы вместе ужинали в Нью-Йорке в прошлом месяце. Вечер прошел довольно спокойно, и они пригласили его погостить на пару дней. Генри сам захотел к ним поехать. Полицейский кивнул. Его шея была так неумело выбрита, что казалась пятнистой. – Это хорошо. Они неплохие люди. И им пришлось многое пережить. «Нам всем пришлось многое пережить», – пронеслось в голове Грейс. Только зачем говорить об этом вслух? Она открыла дверь. Полицейский вызвал лифт. Грейс стояла у полуоткрытой двери, чувствуя себя неловко. Момент получился любопытный, и она не знала, как сейчас следует себя вести по протоколу. Она стояла вот так же на пороге своего собственного дома с тех пор, как научилась стоять, и ждала, когда приедет лифт и заберет гостей – подружек из песочницы, нянек, гостей с вечеринки. Когда-то очень давно она вот так провожала своих ухажеров, высовываясь в коридор, чтобы видеть их как можно дольше, пока не приедет лифт. Как правило, когда провожаешь гостя, начинаешь с ним болтать просто так, ни о чем, но этот случай не подходил под разряд «как правило», и у Грейс не было общих тем с детективом О’Рурком. Однако она не могла вот так просто закрыть дверь и уйти. – Послушайте, – внезапно начал он. – Я завтра буду ругать себя последними словами, если не скажу вам об этом сейчас. Грейс ухватилась за дверь, стараясь держать себя в руках. Разные варианты слова «это», как ртуть, пронеслись сквозь нее, и ни один из них не был обнадеживающим. Ей не хотелось слышать ничего такого, за что он должен был бы отругать себя на следующий день, будь то обвинение в ее адрес или благодарность, или какое-то мудрое высказывание, связанное с ее нынешним положением. Но ей не хотелось также, чтобы он еще раз вернулся и все равно высказался. – Я знаю одну семью из Браунсвилла. Они сейчас живут в Бруклине. – О’Рурк выжидающе посмотрел на нее. – Допустим. – Грейс нахмурилась. – Дело в том, что я в прошлом году арестовал одного из сыновей. Но мы скоро поняли, что он хороший парень, просто ему друзья попались не те. И тогда мы потеряли документы против него. Ну, – он опять как-то неловко хохотнул, – так иногда бывает. Совершенно сбитая с толку, Грейс молчала и ждала, что он скажет дальше. – В общем, они жили в приюте, а вот несколько недель назад получили квартиру. От города. Ну, вы знаете, когда дают дотации. И это здорово. Но только у них ничего нет. Они спят на полу. Я хорошо знаю эту семью. И это неплохие люди, говорю вам. Грейс услышала, как лифт начал подниматься. – Я хотел сказать, раз уж вы отдаете много вещей на благотворительность, и это здорово… Я просто подумал, ну, понимаете, если бы вы захотели… – Хорошо. – Наконец до нее дошло. – Ну, конечно. Разумеется. Я с радостью. Все, что они захотят забрать. Просто замечательно. Тут есть и кровати, и постельное белье, и полотенца. А еще кастрюли и сковородки… С его лица слетело напряжение, и он почти стал похож на счастливого ребенка. О’Рурк преобразился. Внезапно он стал выглядеть, как молодой человек, юный офицер О’Рурк. Порой так случается. – Для них это было бы просто здорово. Вы даже представить себе не можете. Они быстро договорились о встрече через день. О’Рурк должен был прийти вместе с отцом парня и двумя его сыновьями и заранее нанять грузовик. – Это хорошая семья, – повторил О’Рурк. – Поверьте мне, я видел много дрянных семейств. А это хорошая семья. – Я не сомневаюсь, – согласилась Грейс. Она уже не представляла себе, что такое хорошая семья, но он, наверное, знал, о чем говорил. – Просто так важные документы не теряют. – Не теряют. – Теперь он казался немного робким. – Послушайте… Я еще вот что хотел сказать. Мы знали, что вам ничего не известно. После самой первой беседы это поняли. И мы себя чувствовали ужасно за все то, чему вынуждены были потом вас подвергнуть. Мы знали, что вы хороший человек. Грейс почувствовала, как у нее запылали щеки. Она кивнула, не глядя на него. – Я просто… выбрала не тех друзей… верно? – Вы выбрали не того парня. Это случается сплошь и рядом. «Как будто я сама этого не знаю», – подумала Грейс. Лифт уже подъезжал к этажу. Позади полицейского заскрипели дверцы, и он сделал шаг назад, махнув на прощание рукой. Грейс продолжала стоять у полуоткрытой двери, пока он не скрылся из виду. Но не сразу вернулась в квартиру. Она еще постояла на месте, прислушиваясь к знакомым скрипу и щелчкам лифта, пока тот опускался. Наконец раздался скрежет дверцы, и лифт выпустил полицейского в вестибюль, в дождливый и мрачный день, клонившийся к вечеру, и на улицу, где она когда-то жила. * * * notes Примечания