– А чей дневник? – я потерла ноющий лоб. – О, – выдохнул арис Нейтон, пока я пыталась согреть ладони, – личная реликвия защитников. Лучше спроси, как я ее добыл. Невероятная удача! Вчера столкнулся нос к носу здесь, на территории гимназии, с Арриеном тен Лораном. Ты ведь знаешь, он брат энсгара Эсташа тен Лорана, который и подписал наше разрешение на поездку в пустыни? – Нет, я не… – Так вот, мы заговорили о чудовищах, об экспедиции, и этот приятный молодой человек упомянул в разговоре о дневнике, а когда понял, насколько ценной может оказаться для нас подобная вещь, согласился сегодня лично его принести. Это заставляет нервничать не на шутку. Мне даже страшно прикасаться к дневнику. Мы, конечно, собирали материалы повсюду, но дойти до самих защитников! Я полагал, подобный шанс представится лишь в пустынях. В общем, Зоя, ты единственная, кроме меня, кто сможет взглянуть на эту ценность. – А он принесет ее прямо сюда? В кабинет? – Да. И я бы, конечно, не посмел просить ни о чем подобном, но он сам предложил. Обещал вечером, когда будет свободен, ко мне заглянуть. И я ужасно взволнован. Арис взглянул на часы и прошелся по кабинету, а я отчетливо представила, как он бродит так уже долгое время, поскольку невероятно нервничает и очень ждет встречи. Оно и понятно, поведать подробности о чудовищах из первых уст могли именно защитники, ведь они боролись с монстрами испокон веков, начиная с первого оплота защиты – башен Царима на границе страны. – Арис Нейтон, может, я пойду, а взгляну на дневник в другой раз? – Зоя! Ты плохо меня слушала? Нет. Просто плохо себя ощущала, совершенно не в состоянии вновь увидеть защитника. Ведь опять могу наброситься, сморозить очередную глупость или выкинуть чего похуже. Мало отката, так и нервы совсем на пределе. – Не будет другого шанса взглянуть на дневник. Я не могу взять на себя ответственность хранить столь ценный артефакт в собственном кабинете. В моих планах изучать его всю ночь, а утром вернуть. Тебе же достаточно просмотреть рисунки. – Я сегодня вообще не в состоянии, арис… Да и перед глазами плыло. – Зоя, ты в полном порядке, выглядишь как обычно, это все нервы. Я сам волнуюсь. От стука в дверь мы оба синхронно вздрогнули, да еще и посмотрели друг на друга с такими выражениями, словно обоих вот-вот хватит удар: учителя от радости, а меня от предчувствия очередного конца света. – Добрый вечер, – оказывается, арис уже распахнул дверь и теперь обеими ладонями ухватил и тряс руку защитника. Я мгновенно отвернулась, надеясь стать максимально незаметной. – А это Зоя! Моя уникальная помощница, – тут же представил арис. Мне пришлось подняться и развернуться лицом к защитнику. – Вы меня, наверное, не помните, – пролепетала и спрятала за спиной вспотевшие от волнения ладони, вместо того чтобы протянуть их галантному мужчине. Ему пришлось заменить привычное приветствие легким поклоном. – Я вас помню, – со спокойной и непоколебимой уверенностью ответил защитник. – Очень досадно, – сорвалось у меня с языка. – У Зои отличная, просто феноменальная память, – тут же вмешался учитель, говоря о своем и не замечая ни моего состояния, ни легкого удивления защитника моим ответом. Вздох сам собой сорвался с губ. Ну вот, началось. – Зоя! – арис Нейтон вскричал с таким надрывом в голосе, что я не на шутку испугалась и думать забыла о нормах поведения. – Мои очки, где мои очки? Только сейчас я обратила внимание, что, пока прятала от защитника руки и пятилась в дальний угол комнаты, учитель пытался вывернуть наизнанку собственный стол. – Их здесь нет! От подобной скорби могло бы дрогнуть любое сердце. Вновь отсрочить драгоценную минуту прикосновения к дневнику из-за такой мелочи, как очки. А ведь без них не разглядеть в деталях вожделенные строки и иллюстрации. – А где вы ими пользовались в последний раз? Может, на уроке? – Подождите, – умоляюще сложил руки учитель, обратившись к защитнику, – только не уходите, не оставляйте дневник без присмотра. Я мигом! – Арис Нейтон, давайте… – начала я – и закончила в захлопнувшуюся дверь: – схожу. Преподаватель улетел так скоро, словно у него выросли крылья, а порыв воздуха от двери усилил озноб. Спокойный и невозмутимый защитник прошелся вокруг стола, остановился неподалеку, достал из внутреннего кармана мягкой замшевой куртки книжку в кожаной обложке и положил ее на столешницу. Затем он вдруг стянул куртку с плеч и подал мне: – Возьмите. Я перевела ошеломленный взгляд на его руку. Мне? Он предлагал ее мне? Я представила, как закутываюсь в теплую ткань, крепко сжимаю на груди полы куртки, так крепко, что потом никто не вытряхнет из этой чудесной вещи. И отшатнулась, словно он протягивал по меньшей мере змею. – Не надо! – Прошу прощения, – мужчина опустил руку, – не хотел напугать вас… курткой. – Мне она ни к чему. Я снова сжала руки покрепче, чтобы ни в коем случае не вцепиться в заманчивый предмет, совершенно не представляя, как девушкам положено вести себя в подобных ситуациях, а потому добавила, скрывая собственную неловкость: – Здесь не холодно! – Тогда почему вы дрожите? – Я дрожу от озноба, а не от холода. – Разве одно с другим не связано? Удивительно, но в его голосе не было и намека на насмешку, затаенную жалость к человеку с явно ограниченными умственными способностями или досаду, когда люди находят поведение собеседника неадекватным. И он точно охарактеризовал мой жест, назвав его испугом, словно мог считывать эмоции. – В данном случае не связаны. Просто оставьте вашу шикарную вещь на собственных плечах. Я в порядке. В полном-преполном порядке. Он слегка наклонил голову, будто отстраненно изучая нечто интересное, а потом, абсолютно не меняя выражения лица или тона голоса, ответил: – Нет, не в порядке. Я растерянно замолчала. Обычно мне доводилось всех шокировать, а теперь меня саму выбили из привычной колеи. Он как-то не так реагировал, вел себя не так, но оставался исключительно вежлив. Пришлось опустить глаза и сосредоточиться на изучении кончиков его туфель, поскольку для полноты душевного смятения не хватало только нашивки в виде очертаний крыльев, что виднелась на плече его рубашки. Напрочь проигнорировав его абсолютно верное утверждение, на которое я не нашла ответа, и рискуя вновь оскорбить воспитанного мужчину, я молча плюхнулась на стул и стянула со стола дневник, открыв его резко и совершенно без должного уважения. Учитель бы руки оторвал, увидев. Вот сейчас изучу и пойду, и он тоже пойдет и унесет свою куртку с собой. Мало ведь идеального поведения, защитник еще и одевался с безупречным вкусом. Сам красивый, и вещи красивые и, наверное, ужасно удобные. Я громко вздохнула и перелистнула страницу. Перелистнув, вдруг осознала, что абсолютно ничего не уловила на предыдущей. Попробовала всмотреться в строчки, которые плыли перед глазами. Почему так сложно разобрать смысл? Неужели книжка написана на древнем языке? – Если перевернуть дневник, читать станет удобнее, – прозвучал совет. Я перевернула, и все встало на свои места, теперь непонятные значки складывались в слова, но, странное дело, то тут то там недоставало черточек. Стоило присмотреться к буквам, как часть черт начинала куда-то уплывать или перескакивать. Словно оживали. Я потерла лоб, передернула плечами, которые вновь сжало в холодных тисках, и перевернула еще одну страницу. Здесь была картинка, она изображала одно из чудовищ, но стоило попробовать уловить детали, как части рисунка опять куда-то перескочили. Я нервно захлопнула дневник. Взгляд сам собой метнулся к красивой нашивке из золотых нитей на плече у защитника. Это схематическое изображение крыльев я разглядела и запомнила вчера, но теперь в нем тоже недоставало фрагментов. Мужчина как раз склонился над столом, заинтересовавшись одним из рисунков, выполненных мной для ариса Нейтона. Я же поднялась и быстро протянула руку, коснувшись нашивки. На ощупь она оказалась цельной, никаких оборванных нитей или недостающих частей. Откат! Будь он неладен! Рухнули все планы учителя. В теперешнем состоянии я ни одного изображения правильно не запомню. Арриен тен Лоран повернул голову, проследил за моими пальцами, выводившими плавные линии на его плече, потом взглянул на меня, отчего я осознала, что ощупываю не просто нашивку, но, в общем-то, самого защитника. – Простите, – севшим голосом пробормотала я, собираясь тут же отдернуть руку. Но вместо этого стиснула ткань в кулаке, слегка покачнувшись. Защитник даже не поморщился от щипка, но накрыл ладонью мой кулак, крепко прижав к своему плечу, чтобы не вздумала снова рвать чужую одежду, и осторожно уточнил: – Хотите взять нашивку на память? В шоке от самой себя я вскинула голову, успела поразиться тому, как же близко прильнула к нему, такому ужасно красивому, к какому девушки, наверное, льнут довольно часто, и попыталась отобрать руку. – Разожмите для начала ладонь. Разжала. Он отпустил. Точно канатоходец на представлении, покачиваясь в стороны, я отступила и запнулась о ножку стола. Защитник рефлекторно дернулся ко мне, но, предупреждающим жестом выбросив ладонь: «Я не буду падать», – я тут же приземлилась на ловко подставленный стул. Скрип ножек по полу еще звучал в ушах, к тому же я успела заметить быстрое движение мужской ладони. Надежной и широкой. Ее тепло до сих пор ощущалось кожей. – Вы все еще в полном-преполном порядке? – уточнил защитник. – Всего лишь в полном – и то не до конца. – Не лучше ли отправиться домой и отдохнуть? – спросил он, проявляя чудесное умение невозмутимо поддерживать беседу абсолютно с любым собеседником и в любом состоянии, но ответить мне не довелось. Дверь распахнулась, и в нее влетел счастливый арис Нейтон. – Нашел! Он лихорадочно зашарил взглядом по столу и остановился на моей руке, которая неуважительно сжимала древний дневник, заложив пальцем страницу. Какое счастье, что не уронила, пока качалась и ощупывала защитника. – Ты уже читаешь? Право слово, судя по выражению учительского лица, лишить ребенка желанной конфеты было более гуманно, чем прежде преподавателя раскрыть этот чудесный дневник. – Просто взглянула на рисунки, – я быстро переложила книжку на стол. Учитель мигом сцапал ее, придвинул к себе и, сбив на кончик носа очки, трепетно перевернул первую страницу. – Арис, – я кашлянула, пытаясь привлечь внимание. – Дам тебе посмотреть, но попозже, – отмахнулся Нейтон.