Мне нравилось ласкать киску, а что более важно, киску Фрэнки. Я понял, что ее бедра дрожат, когда прижал к ним ладони, чтобы открыть их шире. Не было никакого предупреждения, что она вот-вот кончит, но я знал — скоро. Тело напряглось, когда она сделала сдавленный вдох и задержала дыхание. Я уже собирался остановиться и спросить, все ли с ней в порядке, когда под моим языком ее клитор запульсировал раз, другой и Фрэнки выдохнув закричала. Это напугало меня до чертиков. Я на мгновение замешкался, а она лихорадочно зашептала: — Нет, нет! Не останавливайся. Я быстро втянул клитор обратно в рот и поклонялся ему, пока пульс не замедлился. Все это время стоны Фрэнки разрывали мою сдержанность. Это было так сексуально и наполнено нуждой, что я боролся с собой, чтобы не погрузиться в нее мгновенно. — Риск, — всхлипнула она. — Сейчас. Пожалуйста. Трахни меня сейчас же! Я чуть не сломал себе шею, когда вскочил с кровати, что бы избавился от брюк и боксеров. Голый, как в день своего рождения, я оказался между крепких, кремово-белых бедер Фрэнки за одну десятую секунды — время, которым мог бы гордиться любой гонщик Формулы-1. Ползком поднялся по дрожащему телу и поцеловал Фрэнки, когда она потянулась ко мне. Я забыл, что она почувствует свой вкус на моих губах и языке, но это не стало проблемой. Она погрузила свой язык в мой рот и застонала. Это было так возбуждающе знать, что ей нравится ее собственный вкус. Мне это чертовски нравилось. — Пожалуйста, — взмолилась она. — Трахни меня. Заставь меня кончить снова, рок-звезда. — Презервативы. — Они нам не нужны, — выдохнула она. — Я принимаю таблетки с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. Помнишь? Если раньше я был возбужден, то осознание того, что я буду трахать Фрэнки без защиты, почти заставило меня плакать. Я потянулся вниз, обхватил член и дважды провел рукой вверх-вниз, размазывая предэякулят. Прижался головкой к мокрым складочкам Фрэнки и провел по ним. Она дернулась, а я ухмыльнулся. — Тебе это нравится, Вишенка? — Я выровнял наши лица. — Тебе нравится, когда я играю с этой киской? Ее глаза закатились, она покачала головой, слишком сосредоточенная на том, какие чувства испытывала, не обращая внимания на мои слова. Я сглотнул и посмотрел вниз. Прикусил губу, выровнял член, но вместо того, чтобы смотреть, как погружаюсь в ее горячую, влажную киску, я смотрел на лицо Фрэнки. Наши глаза встретились, когда я двинул бедрами вперёд и медленно скользнул в нее. Лицо моей девочки раскраснелось, грудь быстро поднималась и опускалась. Страх причинить ей боль исчез, когда ее ноги обхватили мою талию и она потянула мои бедра вперед, заставляя погрузиться в нее полностью. — Риск. Мои глаза закрылись, а зубы впились в нижнюю губу, когда эйфория поглотила меня. Я представлял себе разные варианты секса с Фрэнки и знал, что ощущения будут незабываемыми, но никогда не думал насколько будет невероятно. Казалось, я не мог пошевелиться. Был настолько ошеломлен ощущениями, что если бы ветерок подул мне на яйца, я бы скорее всего, кончил. Открыл глаза и сосредоточился на Фрэнки. Она была объята желанием и смотрела так, словно я только что достал для нее луну. — Ты в порядке? — Мой голос звучал болезненно для моих собственных ушей. — Только скажи мне правду. — Я не чувствую боли, — промурлыкала она. Ее руки скользнули вверх по моим, к шее, а затем зарылись в волосы. — Это идеально. Знала, что так и будет. Я от всего сердца согласился с ней. — Пожалуйста, не разочаруйся во мне, если я кончу слишком рано. — Я понял, что мое тело дрожит. Все чего я хотел: входить и выходить из тела Фрэнки. — Не думаю, что смогу долго продержаться, ты чувствуешься… слишком хорошо. Ухмылка Фрэнки была почти как у Чеширского кота, когда она пошевелила бедрами, вызвав у меня стон. — Вишенка, пожалуйста. — Вишенка, — задумчиво произнесла она. — Ты всегда называл меня так из-за цвета моих волос. Теперь ты можешь добавить к этому списку ещё одну причину так меня называть. Я наклонился и зацепил зубами ее нижнюю губу. Глаза Фрэнки сверкнули вызовом, а затем, прежде чем я успел понять что происходит, она толкнула меня на бок и оказалась сверху. Каким-то образом я так и не выскользнул из ее тела. —Детка, — прошипел я, когда она опустилась, принимая меня на всю длину. — Ты уверена? — Есть такое правило, что в наш первый раз ты должен быть сверху? — Что? — Я покачал головой. — Нет, но... Ох! Я чуть не потерял сознание, когда Фрэнки начала двигаться на моем члене. Сдвинул бедра, почти защищаясь от того, что она делала со мной, положил одну руку на ее узкую талию, а другой ласкал грудь. Она облизала губы, схватила меня за предплечья и, не отводя глаз, начала медленно насаживаться на меня. Мгновенно пальцы на ногах подогнулись, когда я попытался заставить свое тело оставаться неподвижным. В тот момент я понял, почему люди становились зависимыми от секса. Необузданное удовольствие, наполнившее мое тело, взяло верх надо всем. Мой разум, чувства, желание делать что-либо, кроме как кончать, были безвольны. Я отвел глаза от потрясающего, полного удовольствия лица Фрэнки, чтобы посмотреть, как мой член входит и выходит из ее киски. В течение последних трех лет, я представлял себе как это может выглядеть, и с радостью мог сказать, что реальность превзошла все, что напридумывало воображение. Потому что, наконец-то, черт возьми! — Да, — прошипел я. — Оседлай меня, детка. Трахни меня. Я приподнял бедра, чтобы встретиться с ней, когда она опустилась на меня и мы оба издали звуки, которые не возможно описать. Это был щелчок выключателя медленного секса. Почти мгновенно темп изменился и Фрэнки, оседлав меня, трахала так, как будто завтра не наступит. Против нее не было защиты, она полностью подчинила меня своей власти, и мне нравилась каждая секунда этого подчинения. — Фр-Фрэнки. — Тяжело дышал я. — Я собираюсь кончить. — Да. — Она упала на меня. — Войди в меня. Наполни меня. Боже! Положив обе руки ей на талию, крепко прижал свои бедра к ее. Она сжалась вокруг меня и откинула голову назад. Я пытался смотреть везде одновременно: на ее лицо, грудь, тело, мой член, врезающийся в киску. Мои чувства были полностью перегружены Фрэнки и когда я встретился с ней взглядом, понял, что вот-вот кончу. Мои губы приоткрылись, когда что-то похожее на электрический импульс сжало мои яйца и они напряглись. Застонал, нарастающее давление ослабло и моя сперма хлынула внутрь Фрэнки. Ощущение блаженства было таким сильным, что мне показалось будто я на секунду потерял сознание. Я был истощен, более удовлетворён и расслаблен, чем когда-либо в своей жизни. Закрыв глаза, громко поблагодарил Бога за его метод размножения. Смех Фрэнки заставил мой размягчающийся член дернуться внутри нее. Ее дрожащее тело легло мне на грудь, а мягкие губы коснулись моих. Мне показалось, я весил пол тонны, когда поднял руки, что бы ее обнять. — Фрэнки, — я открыл глаза и посмотрел на неё, — я люблю тебя. Она уткнулась своим носом в мой. — И я люблю тебя. Всегда любила и всегда буду любить, рок-звезда. Поцеловал ее, прежде чем откинуть голову на матрас. Я был уничтожен. По крайней мере, так думал, пока Фрэнки не села поудобней, чтобы пальцами расчесать волосы. Я все еще был внутри нее, когда мои глаза скользнули по фарфорово-белым изгибам, которые дал ей Бог и внезапно почувствовал, что устал не так сильно, как думал. Мой медленно твердеющий член согласился со мной. Смех Фрэнки, когда я перекатил ее под себя, превратился в стоны и настойчивые требования. Я так сильно любил ее тело своим, что знал: сегодня вечером мы не закончим распаковывать остальные наши вещи. Без шансов. Глава 4 Риск — Риск, ты можешь выглядеть еще более несчастным? Внезапное вторжение в мои мысли заставило тело напрячься. Я посмотрел на Мэя Актона, первого с кем заговорил в свой первый день в школе. Он не сильно изменился. У него были все те же волосы до плеч, что и всегда, только теперь кроваво-красные, а не естественного темно-каштанового цвета. Он похудел за эти годы, но все еще выглядел как Мэй, которого я знал. Успех и слава не изменили его. Он был тем же идиотом с Камберленд-роуд, который считал, что пердеть смешно. Интересно, был ли я для него все тем же Риском, потому что не ощущал себя таковым. Инстинктивно я поднял руку к жетону на шее и сжал его в пальцах. Шесть месяцев трезвости. Этот жетон много значил для меня, как и другие, которые у меня были. Я надеялся поменять его на новый через месяц. Ждал этого с нетерпением, потому что это было исключительно мое достижение. Решев никогда больше не принимать наркотики и не пить алкоголь, я впервые увидел свет в конце очень темного тоннеля. Я начал употреблять и наращивал темпы в течение нескольких лет. Время от времени по одной кокаиновой трубочке на выходных, а затем ежедневно — нюхать и пить. Какое-то безумие охватило меня. В начале моей карьеры наркотики и алкоголь до потери сознания были единственным способом забыть о Фрэнки, о том, как плохо без нее, но я не винил ее. Примерно через восемь месяцев после того, как мы расстались и я уехал из Саутвода, я первые переспал с женщиной. Единственным способом заставить себя сделать это был кайф, который дарили наркотики. Этот метод помогал — употребление было единственным средством, что бы не видеть лицо Фрэнки каждый раз, глядя на другую женщину. Я привык к кайфу, который давали мне алкоголь и наркотики. Единственное время, когда мне не нужно было ничего принимать, — это когда выступал на сцене, потому что удовольствие от живого выступления не сравнимо ни с каким другим. Я пытался воспроизвести это чувство, когда у меня было свободное время, потому что иначе чувствовал, как меня затягивает и поглощает черный мрак безнадежности. Семь месяцев назад, вмешательство друзей и руководства спасло мне жизнь. Впервые я укололся героином, потому что кокаина и выпивки было уже недостаточно и, практически покончил с собой. Передозировка. Но я был одним из немногих счастливчиков, оставшихся в живых. Когда вышел из больницы, сразу попал на 90-дневный курс реабилитации. Я часто разговаривал с психотерапевтом и написал две дюжины песен во время детоксикации. Впервые за много лет у меня появилась ясность. Теперь мне не хотелось жить, как раньше и это был огромный шаг, потому что я хотел жить для себя, а не для кого-то другого. — Я не несчастный. Просто думал кое о чем. — О чем? — Не твое дело, проныра. Вот о чем. Мэй фыркнул. — Тебе не кажется странным возвращаться сюда? — Да, странновато. Хейс, который сидел позади меня в минивэне, сказал: — В хорошем смысле странно? — Просто странно, — пожал плечами я. — У меня никогда не было причин возвращаться сюда. — Мои родители не возвращались, с тех пор как переехали во Францию, пять лет назад. Родители Хейса переехали в Лондон вскоре после того, как мы переехали в Лос-Анджелес, — отметил Мэй. — Им не нужно находиться здесь, чтобы мы могли приехать сюда. Мы выросли тут, здесь родилась «Blood Oath». Мы написали и выпустили здесь наш первый мини-альбом (прим.ред.: мини-альбом/миньон или «EP» — «Extended Play» — студийный музыкальный альбом, который содержит меньше композиций, чем полноценный студийный альбом, например 1-2 песни). Часть нашего первого полноценного альбома тоже родилась тут. Это место — часть нас самих. Он, конечно, был прав, но все равно ничего не понял. — Я все это знаю, — начал я. — Странно, потому что бывшая девушка, которая бросила твою жалкую задницу, все еще здесь. Мэй и Хейс одновременно выругались. — Что? — спросил Энджел, не обращая внимания на вспышку их гнева. — Кто-то должен был это сказать, поскольку вы оба, парни, танцуете вокруг этой темы. Он не стеклянный, перестаньте относиться к нему будто он вот-вот разобьется. Он трезв и чист по собственному выбору. Упоминание о бывшей не заставит его броситься на иглу. Эйнджел Рейес не был первоначально членом группы «Blood Oath». Он присоединился к нам через девять месяцев после нашего переезда в Лос-Анджелес. Однажды мы услышали его игру в каком-то баре. Он был мексиканцем, переехал в Штаты, когда ему было семь лет, переезжал из штата в штат, а в десять лет поселился в Лос-Анджелесе с мамой и младшей сестрой. Как и мы все, не был привязан к одному инструменту. Хорошо играл на барабанах, альте и клавишных. Но именно на барабанах показывал настоящий мастер-класс. Эйнджелу было свойственно называть вещи своими именами, это становилось причиной многих ссор, но он был чертовски хорошим барабанщиком и знал это. Прекрасный человек и такой же брат для меня, как Мэй и Хейс, он просто был слишком честен, иногда во вред себе. Когда тема разговора коснулась Фрэнки, я не стал его поддерживать.