— Я тоже нуждаюсь в тебе, Фрэнки. — И я нуждаюсь в тебе, милый... но не такой ценой. Он не ответил. — Посмотри на меня. Его взгляд нашёл мой. — Когда ты впервые ушёл, это сломило меня. Буквально опустошило. Я хочу, чтобы ты знал, что... у меня был свой механизм преодоления горя, который помог пройти через это. У тебя была твоя музыка, а у меня дневниковые записи, можно так сказать... только это были текстовые сообщения... которые я посылала тебе. — Что? — Я писала сообщения на твой старый номер. Боже, наверное, сотни сообщений за эти годы. Разговоры с тобой помогали мне, это было для меня терапией. А теперь я собираюсь сделать то, о чём никогда не думала, — переслать все сообщения на твой новый номер, чтобы ты увидел, что никогда не исчезнешь. Ты всегда со мной, даже когда не рядом. Я всегда думаю о тебе, ты в моем сердце. Эйнджел протянул мне сумку. — Спасибо, сладкий. Я достала телефон, дрожащими руками зашла в сообщения, выделила все и переслала на новый номер Риска. — Может потребоваться время, чтобы все они дошли, их очень много. Хочу, чтобы ты прочитал их, а потом сел и подумал о том, чего хочешь от своей жизни. Риск ошеломленно молчал. — Это твой выбор. — Я поднял руку к его лицу. — Стань снова чистым и мы попробуем найти способ быть честными друг с другом, чтобы у наших отношений был шанс. Только так всё получится, Риск. Очистись или тогда здесь и сейчас состоится наше окончательное прощание... Принимай свое решение, рок-звезда. Я развернулась и пошла. Риск не звал меня по имени и не преследовал. Он остался стоять на краю пирса, а мои слова повисли в воздухе. Не покидало ощущение, что Риск Келлер смотрит мне вслед, пока за мной сгущался туман, опустившийся на Саутволд. Глава 26 Риск. Восемь дней спустя… — Так не может больше продолжаться, шеф. Я выдохнул белое облако дыма. Оно заполнило пространство между мной и Мэем. — Кто сказал? — Я, сказал, козел. Я хмыкнул в ответ. — Хочешь помочь мне остановиться? — Хочу и по пути выбью из тебя всё дерьмо. Я протянул косяк Эйнджелу. Мэй смотрел на него, пока тот делал затяжку. — Ты поощряешь его. — Я курю с ним траву. — Закатил глаза Эйнджел. — Делаю это уже много лет. И предпочел бы, чтобы он курил ее, а не принимал кокаин или кололся. При мысли о героине мои глаза закрылись. Я принял однажды. Всего один раз. Во время случайной передозировки, но хорошо помнил, как себя чувствовал. Хотелось, чтобы блаженство и онемение снова охватили мои тело и разум. Эти ощущения спасли бы меня от мук. Я желал ничего больше не чувствовать и не замечать в своей жизни ни хорошего, ни плохого. — Прошла неделя с тех пор, как всё дерьмо свалилось на наших фанатов на «Уэмбли», — сказал Мэй. — Мы, почти, справились с двумя другими концертами. Нолан с целой командой публицистов всё ещё стараются минимизировать ущерб. Все знают, что у Риска был рецидив и говорят, бл*дь, только об этом. Открыв глаза, я рассмеялся. — Всем на меня насрать, это просто... — Нам не насрать, puta! — огрызнулся Энджел. — Я должен быть сейчас в Лос-Анджелесе, праздновать восемнадцатый день рождения младшей сестренки, но я здесь с твоей тупой задницей. Потому что знаю — если ты пройдешь через Мэя и Хейса, то сразу перейдешь к тяжелым наркотикам. Не говоря ни слова, я уставился на стену. — Ты должен признать, что у тебя рецидив. — Мэй прислонился к стене и сложил руки на груди. — Ты нюхал кокаин, выпил чертову тонну алкоголя. Просил одного из парней достать тебе таблеток, чтобы заснуть. Когда узнаю кого — уволю его. Я снова промолчал. — Мы возвращаемся в ЛА. — Я, бл*дь никуда не поеду. Эйнджел что-то прорычал по-испански. Не понимая слов, я предположил, что он красочно назвал меня мудаком. Он демонстративно раздавил косяк в пепельнице, когда я снова потянулся к нему, глядя при этом мне в глаза. — Риск, — Мэй перехватил мое внимание. — Реабилитационный Центр в Лос-Анджелесе помог тебе раньше, поможет и сейчас. При упоминании о реабилитации мои пальцы поднялись к монетке на шее, но не нащупали ничего, кроме кожи. Я вспомнил, как сорвал ее и бросил во Фрэнки. Ее широко раскрытые глаза и слезы на щеках — терзали память. Мысли и образы постоянно крутились в голове. Хотелось блевать от силы той боли, что сконцентрировалась в сердце. Необходимо заблокировать этот бесконечный поток в сознании. Нужно найти способ остановить мысли. Надо найти выход. — Я не могу уехать из Саутволда. — Мы не долдны были возвращаться сюда, — заявил Эйнджел. — Ты просто уговорил нас. Нужно было остаться в Лондоне. Это место и эта женщина... она, бл*дь, управляет тобой. Посмотри на себя и все это из-за неё. — Не перекладывай его действия на Фрэнки, — предупредил Эйнджела Мэй. — Он причинил ей столько же боли, сколько она ему. Единственная разница, — он перевел взгляд на меня, — в том, что она никогда не желала разбить ему сердце. Именно он поступил с ней так. Когда Мэй с выражением отвращения и разочарования посмотрел в мою сторону, я почувствовал себя совсем крошечным. Он и раньше смотрел на меня, как на ничтожество, но никогда с таким безразличием. Мой лучший друг. Он постоянно прикрывал меня, даже когда я этого не заслуживал. Похоже, больше этого не будет. — Вам, ребята, лучше вернуться в Лос-Анджелес, — сказал я. — Я останусь здесь, что бы разобраться в себе. Оба мужчины усмехнулись, не поверив мне. — Эгоистичный мудак, — усмехнулся Эйнджел. — Единственное, что ты будешь делать, если мы уйдем — употреблять. Тебе плевать на нас. Достало уже. Все крутится вокруг драгоценного малыша Риска, правда? Если ты страдаешь, нам всем плохо. Понял? Всем, мать твою! Я вскочил с кровати. — Заткнись, бл*дь. — Нет, сука, — Эйнджел тоже вскочил на ноги. — Думаешь, ты крутой парень? Думаешь, я не выбью из тебя всё дерьмо только потому, что люблю? Мой голос звенел от эмоций. — Пошел ты, — прорычал я. — Не люби меня. Ненавидь и тогда всё будет чертовски проще. — Кому проще? — огрызнулся Эйнджел. — Тебе? Думаешь, если мы тебя возненавидим, то тебе будет легче жить? Почему? Дай угадаю — потому что тогда не сможем причинить боль... так что ли? Так и было. — Мне это не нужно, — я покачал головой, чувствуя, как комната смыкается вокруг. — Я не грёбаный ребенок. Больше никто не заставит меня делать то, что я не хочу. Не надо меня ломать, как он. Эйнджел посмотрел на Мэя, а Мэй уставился на меня широко раскрытыми глазами. — Мы не Оуэн и Фрида, — грубо сказал Рейс. — Мы слышали всё, что ты сказал тому жирному ублюдку на пирсе... они издевались над тобой, старались сломать, но мы не они. Мы любим тебя, идиот. Я ощутил, как дрожь сотрясла мое тело. — Почему ты не сказал мне, шеф? Я же твой Лучший Друг. Мэй выглядел обиженным. — Потому что ты бы всё рассказал маме и папе, Хейс тоже. Они бы забрали меня. А вы, ребята, были единственными хорошими людьми, которые у меня были. — Ты должен был кому-то рассказать, Риск. Чёрт, мужик... Я не знал. Помню, у тебя всегда были синяки и ушибы, но я думал, что ты просто чертовски неуклюжий. Мне так жаль. — Не стоит. — Я провёл рукой по лицу. — Фрэнки знала. — Что? — сказали парни в унисон.