Я тоже ему кое-что посоветовал: — Аман, по-моему, тебе надо с собой взять свою кровать. Вчера я заснул на сырой земле — сегодня в боку колет. Приближается осень, и земля уже холодная. Корову ты отпустишь, а сам — раз на кровать и спи себе. Аман развязал корову, взвалил на спину кровать и пошел со двора. Через некоторое время из дома вышел хозяин. — Где Аман? — Хозяин, он сегодня пасет корову. — Хорошо, хорошо. Ну как, позавтракали? Теперь пошли. Я встал. Он дал мне в руки топор и кетмень, повел меня на возвышенность и оттуда показал на два низких тополиных пня. — Надо выкорчевать вот эти пни. Покажи-ка свою силу. Зимой вам же и пригодятся. Вчера Аман здорово потрудился. Ему пришлось выкорчевывать пни побольше этих. Хорошие, трудолюбивые вы, мальчики. Да благословит вас аллах! «До прихода гостей успею выкорчевать один из пней», — подумал я и изо всех сил взялся за работу. Когда солнце уже стояло высоко, появился хозяин, принес пол-лепешки с творогом и сказал: — Вот молодец, хорошо поработал! На, возьми, поешь теперь в свое удовольствие. «Похоже, что сегодня гости не придут», — подумал я. — Нет, хозяин, я сыт. Ничего не хочу есть, — отказался я от лепешки. Хозяин и не стал настаивать: — Хорошо. Вы еще молоды, у вас внутри сейчас жир должен кипеть, — сказал он и унес лепешку. Я все еще надеялся попасть в гости. Подгоняемый сладкой надеждой, я выкорчевал один пень и приступил ко второму. Пни сидели очень глубоко: думаешь, уже все — глядишь, там еще толстый корень выглядывает. К вечеру выворотил и второй пень. Я очень устал; как только вернулся, тут же растянулся на земле. В это время подошел Аман. За спиной кровать, сам белый от злости и усталости. Одной рукой крепко держит веревку, к которой привязана корова. Даже салям не сказал. Он сбросил на землю кровать и повел корову в хлев. Мы, конечно, потом пожалели, что так жестоко обошлись друг с другом. Аман, оказывается, мстил мне за старые обиды; я же только так, ради озорства. Эта бешеная корова Аману показала все свои причуды, и Аману пришлось туго. Он не знал, за чем смотреть: если бегать за коровой, кровать унесут; если стеречь кровать, уведут корову. Бедный Аман, взвалив на плечи кровать, так и бегал за коровой. Плечи его были в ссадинах, занозы впились в босые ноги. Я успокаивал его как только мог: — Благодари судьбу, что кровать-то не железная. Некоторое время мы сидели, отвернувшись друг от друга. — Мы с тобой братья, словно два глаза на лбу. Зачем нам обманывать друг друга, Аман? Давай забудем обиды. Одна голова хорошо, две — лучше. А дальше давай будем советоваться. Я тоже сегодня сыт по горло, так наугощался, что меня отрыжка замучила. Если говорить правду, с меня хватит… — Правильно, — согласился Аман. — Уйдем, друг, в город, там мы не умрем с голода. Этот хозяин, видимо, самый скверный из всех. Сегодня ночью надо улучить момент и бежать… Мы так и сделали. Я был готов сбить Амана с пути и подговорить его унести что-нибудь из байского добра. Но Аман не согласился со мной. И мы ушли. Грустные шутки и размолвка Аман был сердит и искал случая на чем-нибудь сорвать зло за неудачи. Он сломал ветку вишни, растущей на краю дороги, состругал ее и сделал прутик. «Что, если он начнет стегать меня им?» — забеспокоился я. И решил на всякий случай тоже приготовить себе прутик, только подлиннее. — Аман, дай мне твой нож, я тоже хочу обстругать ветку. — Ты не стоишь того, чтоб держать в руках мой нож. Ты же весь грязный. — Кто грязный? Ты на себя посмотри. Сколько я тебя знаю, ни разу не видел, чтобы ты умывался. А я на прошлой неделе в Каласе полчаса купался. И одежду постирал с подорожником. Теперь скажи, кто грязный — ты или я? — Хорошо, — сказал Аман, — если ты не грязный, то все равно мерзкий. — А я никогда в жизни не видел такого злого мальчишку, как ты. Ссора между нами все больше разгоралась, оба мы распалялись сильнее и сильнее. — Теперь вот придем в город голенькие как соколики. Что скажут люди? Столько скитались и явились, в чем ушли. Это все ты виноват. И откуда ты взялся, такой невезучий? С тех самых пор, как я с тобой, мне все время не везет. Если бы не ты, я мог бы купить уже и халат и шапку. К этому времени ягненок мой стал бы овцой, овца — кобылой, кобыла — верблюдом. — Еще не поздно. Еще не все потеряно. Пойдешь учеником к хозяину постоялого двора. Он тебе сошьет бархатные штаны. Будешь топить баню, научишься кочегарить, с утра до вечера будешь сидеть у огня, и тебе не нужны будут ни халат, ни шапка. Овца, ягненок, верблюд теперь ни к чему, они только лишняя обуза. Где ты им найдешь корм? Да и двор у вас маленький. Для скотины нужно большой хлев построить. Ты выбрось из головы эти свои мечты и лучше каждый вторник и среду отправляйся на скотный базар. Представь себе, что все на базаре твое. Если и тогда ты останешься недовольным и тебе захочется еще иметь слона, на это есть цирк. На билет, может быть, у тебя не будет денег, но ты сможешь заглядывать в щель забора или залезть на дерево и смотреть оттуда. Но остерегайся хлесткого кнута сторожа… А ну, лучше идем. Бесполезно много говорить, лучше полюбуйся на богатства базара. Слушал меня Аман, недовольно морщась. Наконец не выдержал: — Чем иметь такого друга, лучше иметь мясо павшей коровы — мыловар бы за это деньги заплатил. Прощай! Чтоб мне тебя и в аду не встретить! — крикнул он и пошел в обратную сторону. Да и куда он пойдет? Возвратиться к хозяину — слуги бая за побег могут отвести его в полицию, и закончит он жизнь в Сибири. Все равно, побродит, побродит и опять придет в город. В этом я был уверен. Я крикнул ему вслед: — Мулла Аманбай, не хотите ли передать привет или письмо вашим городским знакомым? Могу ли я от вашего имени передать привет Орифходже́ — ишану Максу́дхану — члену государственной думы, Гуломха́ну — судье? Аман и не оглянулся. Наша ссора не стоила и пустого ореха, но упрямства у каждого из нас хватило бы на двоих. Ему было неудобно вернуться, а мне — идти за ним. Разве охота унижаться? А что теперь делать мне? Куда идти? Я уж не стану рассказывать о своих скитаниях в Коктераке, Ишанбаза́ре, Копланбе́ке и других городах. Нет дела, которым бы я не занимался. В семи частях страны мое имя было опорочено. Теперь в эти места нет смысла возвращаться. Если вернуться домой, к маме, — одежда рваная, ноги босы и вообще я гол как сокол. Надеяться на бедную маму? Думаю, и дома не очень-то меня ждут. Там и без меня хватает голодных ртов. И все-таки есть один выход. Это опять идти в город. Когда мы были еще дружны, Аман учил меня: «Если что — смешайся с толпой». Изгнанный из кишлака, если я, такой маленький и незаметный, попаду в город, кто меня найдет? Это равносильно тому, что искать в тулупе блоху. Город. Город купцов, полицейских и нищих. Все течет там, словно мутная река после ливня. Эта река носит и меня, бедного, будто соломинку по мутному течению. Поэтому я не люблю город. В большом городе я задыхаюсь, словно от дыма. Все те же заплывшие жиром рожи. Это ленивые байские сынки, целыми днями сидящие в лавках с аршинами в руках. Барышники с блестящими, как у шкодливого кота, глазами. Словно тень бородатого аиста, толпами тянутся попрошайки. Словом, город мне не по душе. А что делать? Небо высоко, земля тверда. Надвигается зима, обнажив холодную саблю. Я же не пустой забытый тандыр, чтобы стоять с разинутым ртом! Даже одной курице нужны зерно и вода. На горячую некогда землю, на которую нельзя было ступить, уже легла стужа. Пыль тяжело осела, воды в арыках стали прозрачными. Порой в холодное утро землю покрывает роса, по краям арыка образуется тонкий слой льда. Я частенько вспоминаю о бедной маме, о сестрах-сиротах и думаю: «Как они там? Не мерзнут ли?» Почему я родился таким невезучим? Мне непременно надо пойти к кому-нибудь в ученики или быть хотя бы на побегушках. Надо же помогать матери! Я думал об этом и смотрел вслед скрывшемуся вдали Аману. Земля холодная, и я переминался с ноги на ногу. Словно молот водяной крупорушки, я стоял то на одной ноге, то на другой. Мы с Аманом были увлечены своими делами и просто, оказывается, не замечали холода. Издали послышался звон колокольчика каравана. В одиноких путниках он рождал какую-то бодрость. Караван приблизился. В нем было около пятнадцати верблюдов, связанных по пяти. Впереди каравана на осле ехали старик и юноша. Морды верблюдов, вязанки сена на их горбу, усы и борода старика были покрыты легким инеем. Я тут же подошел к каравану: — Куда путь держите, дедушка? Он даже вздрогнул от неожиданности. На меня набросился пес. Хорошо, что он был привязан к седлу переднего осла, иначе мог разорвать на клочья. — Что ты тут стоишь, мальчик? К добру ли это? — Я иду в город. Поздно вышел из кишлака, поэтому жду какого-нибудь попутчика. К счастью, появились вы, — ответил я. — Вот там еще кто-то виднеется. Скажи прямо, сколько вас человек? Развязывать мне собаку или нет? — пригрозил старик. — Странный вы какой, я собак не люблю. А того человека, вдали, не знаю. Я безобидный раб божий, не обидевший даже мухи. Если не хотите меня взять в попутчики, что я могу поделать? Просить могу, а требовать я не смею. Потихоньку пойду за вами один.