– Где телефон? – спросил он. – Нет телефона, – ответил Тилль, решивший оставить мобильник в автобусе, поскольку посчитал, что хранить его в книге будет безопаснее, чем в камере, где возможности для скрытного использования аппарата отсутствовали. – Тогда ты покойник, – заявил Армин. – Или ты, – ответил Тилль и ударил его иглой. Армин вскочил и закричал, но больше не от боли в плече, а от неожиданности. – Какого черта?.. Что это было? – взвился Армин и сжал кулаки, но потом, видимо устрашившись видеокамер на потолке, просто схватил Тилля за толстовку. – Игла, – спокойно ответил Беркхофф. Тогда Вольф схватил Тилля за руку, разжал ему пальцы и забрал иглу. – Ты подписал себе смертный приговор, Винтер! – злобно прошипел он. С этими словами Армин повернулся так, чтобы камеры слежения оказались у него за спиной, научившись этому, видимо, у Касова. Теперь он держал иглу прямо перед глазами Тилля, который был на голову его ниже. – В следующий раз я загоню эту вещицу прямо тебе в глаз и буду нажимать на нее, пока она не проткнет тебе мозг, кретин, – прошипел Армин и оттолкнул Беркхоффа от себя, намереваясь снова сесть. – У меня СПИД, – тихо проговорил Тилль. – Что? – побледнев как смерть, переспросил Вольф. – Теперь и у тебя тоже, – все так же спокойно ответил Тилль. Он подождал, пока Армин не схватился рукой за стул, а потом повернулся к нему спиной и, направляясь к выходу, стал производить про себя обратный отсчет, начиная от десяти. На счете восемь он приблизился к выходу на два шага, на счете семь почувствовал на затылке движение воздуха, а примерно на счете шесть с половиной сильнейший удар стулом пробил ему череп. Глава 37 Зенгер – Фронтобазальный перелом с разрывом в височную кость, – прокомментировала профессор фрау Зенгер изображение МРТ на своем мониторе. – Картина походила на поле боя, – подтвердил Симон, которого она вызвала к себе, несмотря на поздний час. Санитар выглядел явно уставшим. – Я поскользнулся в луже крови Винтера. Скажите, это была мозговая жидкость, что выступила у него из носа? – Судя по снимкам, у него нет вторичных кровотечений. Не наблюдается и трещин в твердой мозговой оболочке. Фри-деру потребуется лишь покрыть дефекты костным клеем. Симон посмотрел на руководителя клиники грустными глазами, выдохнул и спросил: – Вам будет лучше, если я сам подам заявление об увольнении? При этом, несмотря на свою темную кожу, он заметно побледнел. В ответ фрау Зенгер, взявшись рукой за шею, чтобы ослабить напряжение, посмотрела на него так, как будто он спросил ее о погоде на Марсе. – С чего это вам пришло в голову? – задала она вопрос. Симон тяжело вздохнул и ответил: – По моей халатности Винтер завладел иглой для инъекций. По моему недосмотру. Если бы не моя невнимательность, то этого бы не случилось. Симон нервно поскреб указательным пальцем кожу у ногтя большого пальца. Такое чувство долга и ответственности, наблюдавшееся у Симона не в первый раз, вновь удивило фрау Зенгер. Когда она нанимала этого сенегальского беженца на работу, он едва мог говорить по-немецки. Однако это не помешало ему устанавливать эмоциональный контакт с пациентами гораздо быстрее, чем это получалось у многих его немецких коллег. Просто Симон обращал внимание на малейшие изменения в мимике и жестах пациентов и благодаря искреннему сочувствию своим подопечным замечал малейшие колебания в их настроении. Однако на сей раз, принимая озабоченный взгляд и глухой голос руководителя на свой счет и полагая, что она волнуется из-за того, что ей придется объявить о его увольнении, он ошибся. – Все мы допускаем оплошности, и мне, к сожалению, придется доложить о случившемся. Однако у меня и в мыслях не было увольнять вас. Совсем наоборот. Вы всегда являлись для меня хорошим советником, а сегодня мне нужно знать ваше мнение больше, чем когда-либо. Тогда Симон посмотрел на руководителя клиники сначала выжидательно, а когда понял, что она не шутит, то улыбнулся так широко, что фрау Зенгер стала даже опасаться, как бы уголки его рта не коснулись ушей. Такая манера поведения являлась типичной для ее лучшего санитара. После допущенных ошибок он не занимался самобичеванием дни и ночи напролет, а осознав, в чем состоял его промах, вскоре снова был способен радоваться от всего сердца хорошим новостям. – Чем я могу вам помочь? – спросил он. – Видите эту гору? – задала вопрос фрау Зенгер, закрывая свой ноутбук и указывая на две большие стопки документов рядом с письменным столом. Одна из них была высотой в полметра, а другая чуть меньше. – Это документы, которые удалось собрать о господине Винтере, – пояснила фрау Зенгер. – Так много? – уважительно присвистнул Симон. – За последний день я еще раз прочитала все доступные нам материалы о Патрике Винтере. Это медицинские заключения, протоколы суда и показания свидетелей. С этими словами она тяжело вздохнула, посмотрела Симону прямо в глаза и добавила: – Однако я все равно чего-то не понимаю, ведь мне не дано читать его мысли. – Со мною происходит то же самое в отношении многих находящихся здесь пациентов, – сказал Симон. – Знаю, – улыбнулась фрау Зенгер. – Простите за неудачную формулировку. Но он что-то явно задумал, но только что? Вот в чем вопрос! – Вы меня об этом спрашиваете? Фрау Зенгер не ответила, а встала из-за стола и подошла к окну. Уже давно ей не требовалось закрывать жалюзи. Слабые лучи света, которыми солнце обычно одаривало Берлин в ноябре, сейчас при такой погоде приходилось уже с самого раннего утра возмещать искусственным освещением. Сейчас же, незадолго до полуночи, на территории клиники не горели даже уличные фонари, и она посмотрела в дождливую темноту окна, в стеклах которого отражался только ее образ и убранство кабинета. – Хотела бы я знать, что он задумал, – проговорила фрау Зенгер, прижимая ладонь к оконному стеклу. Прохлада окна передалась и ее руке. С каким удовольствием она распахнула бы его створки и, распустив свою строгую прическу, подставила голову под струи дождя, бившие прямо по зданию. «Но это все равно не успокоило бы поднявшуюся бурю в моей голове», – подумала она. Фрау Зенгер немного постояла, глядя в темноту ночи, а потом, обернувшись к Симону, сказала: – Винтер спрашивал меня про Трамница. Вы можете найти этому объяснение? – Я… я… не знаю, – виновато ответил санитар, сложив свои натруженные руки в замок. – Но у вас наверняка есть какое-то предположение или я ошибаюсь? В ответ Симон посмотрел на своего руководителя и сказал: – Ну, вы же сами видели запись камеры видеонаблюдения и выслушали показания свидетелей. Все выглядит так, как будто Винтер сам спровоцировал нападение Вольфа. – Не только это, – согласно кивнула фрау Зенгер. – Он повернулся к Вольфу спиной и, похоже, делал обратный отсчет. Я поняла это по движениям его губ, просматривая запись на большом экране. – Обратный отсчет, – повторил Симон больше для себя. – Получается, он знал, что произойдет. В этот момент вдали послышался раскат грома. Фрау Зенгер выждала, пока вновь наступит относительное затишье, и сказала: – По крайней мере, Винтер рассчитывал на нападение. Он сознательно шел на то, чтобы получить травмы. А теперь он лежит в лазарете, как и Трамниц, о котором спрашивал незадолго до этого. – И что бы это значило? Она заговорщически посмотрела на Симона, а потом заявила: – Понятия не имею. Ясно только одно: нам необходимо быть бдительными, как никогда прежде. Иначе скоро мы все вместе окажемся в чертовски большой беде. Глава 38