«– В эти минуты серийного убийцу Гвидо Трамница спустя всего десять месяцев после ареста по неизвестным до сих пор причинам переводят в отделение интенсивных методов лечения судебной психологии», – раздавался голос из телевизора. Тилль включил громкость телевизора почти на полную мощность, чтобы не пропустить ни единого слова диктора, который комментировал ужасающие фотографии. При этом интонации говорившего были наполнены фальшивыми и самовлюбленными драматическими нотками, которые Беркхофф так ненавидел у ведущих. «– В январе Трамниц был уличен в убийстве семилетней Лауры и ее матери Мириам Ш., а затем убийца привел следователей к месту нахождения еще одного трупа – шестилетнего Андреаса К.», – вещал диктор. На экране телевизора одна за другой сменялись фотографии с места преступления, на которых были запечатлены и грязный подвал, и грубо сколоченный деревянный ящик, напоминавший детский саркофаг, и лица двух школьников, убитых серийным убийцей. Затем появился снимок, который немедленно превратил Гвидо Трамница в настоящую поп-звезду. Фотография была сделана одним папарацци сразу после ареста убийцы, когда Трамниц уже сидел в полицейской машине и улыбался прямо в объектив. С фотографии смотрел симпатичный, как фотомодель, человек с открытой улыбкой и голубыми глазами невинного новорожденного младенца. – В суде так называемый «зверь-инкубаторщик» вследствие тяжелого шизофренического расстройства признан невменяемым, то есть человеком, не осознающим свои поступки. Трамниц был убежден, что злые силы внедрили ему в мозг некий предмет, посредством которого руководили его действиями. Всего после трех дней судебного разбирательства с соблюдением самых строгих охранных мер его перевели в так называемую «Каменную клинику», психиатрическую больницу повышенного уровня безопасности, расположенную в берлинском районе Тегель. Судя по всему, в настоящее время Трамниц находится на грани жизни и смерти, и сегодня ему предстоит операция. – Надеюсь, что сокамерники избили эту свинью так, что он дерьмом изошел, – пробормотал Скания. Между тем на экране телевизора появилось изображение клиники и, по-видимому, лечащего врача Трамница, который на вопросы журналистов о состоянии здоровья его пациента лишь неопределенно покачал головой и поспешил удалиться. В титрах, сопровождавших кадры, можно было прочитать: «Доктор медицины Х. Фридер, хирург». Комментировавший эти кадры диктор пояснил: «– Поскольку психически больные преступники могут себе наносить увечья, то в отделении интенсивных методов лечения и травматологии «Каменной клиники» для таких экстренных ситуаций имеется все необходимое оборудование. В некоторых случаях психозы заключенных в клинике требуют хирургического вмешательства в мозг. Относится ли это также к случаю с Гвидо Трамницем, доктор Хартмут Фридер проинформировать нас отказался». Фамилия хирурга Тиллю показалась знакомой. Он вспомнил, что однажды уже встречался с этим врачом, когда доставлял пострадавшего при пожаре пациента в клинику Вирхов. Потом от медсестер стало известно, что Фридер, находясь в состоянии алкогольного опьянения, допустил врачебную ошибку, приведшую к гибели больного. Но до суда дело так и не дошло. Видимо, члены семьи погибшего договорились с руководством больницы, удовлетворившись значительной денежной суммой. С тех пор Фридер работал врачом частной практики и, судя по всему, в экстренных случаях привлекался «Каменной клиникой» в качестве хирурга. – Ты не должен смотреть это, – снимая куртку, сказал Скания. Тилль посмотрел на наплечную кобуру с табельным оружием, перетягивавшую мощную грудь его шурина, а затем снова перевел взгляд на экран телевизора, убавив, правда, при этом звук. «– Уголовное дело Гвидо Трамница не только привлекло внимание журналистов, уже придумавших броские заголовки ввиду неописуемой жестокости совершенных им убийств, но и по-прежнему остается предметом дальнейших разбирательств криминалистов. Они считают, что маньяк-психопат совершил как минимум еще одно убийство ребенка. Однако поскольку по совету своего адвоката Трамниц хранит молчание, то другие его преступления раскрыть, возможно, никогда не удастся». В этот момент Тилль вздрогнул всем телом, поскольку на экране телевизора появилось изображение человека, показавшегося ему до боли знакомым и одновременно чужим, – он увидел себя. Репортер подкараулил Тилля возле его дома, и он уже не мог точно вспомнить, какой именно исключительный случай привел к нему этого назойливого журналиста, задававшего бестактные и приносящие душевные муки вопросы. «– Господин Беркхофф, – спрашивал он. – Вы считаете, что ваш сын Макс тоже на совести Гвидо Трамница? Как, по-вашему, он признается в убийстве вашего сына? Что бы вы сделали с обвиняемым, если бы у вас была такая возможность?» Последний вопрос явно намекал на появившееся в прессе сообщение о том, что из-за своей «импульсивной и неуправляемой натуры» Тилль потерял работу. Именно Тилль Беркхофф оказался первым подозреваемым, когда пропал Макс. Не для полиции, конечно, а для журналистов, которые быстро раскопали в его личном деле и протоколах по дисциплинарному производству записи о его скрытой склонности к проявлению актов насилия и готовности идти на неоправданный риск. А когда бритоголовый из раскуроченного Тиллем внедорожника за соответствующий гонорар принялся давать каждой газетенке интервью о том, что Беркхофф якобы хотел убить его при помощи своей машины скорой помощи, репортеры ринулись в детский садик, который когда-то посещал Макс, и стали задавать вопросы о том, не появлялся ли малыш там ранее с какими-либо необычными травмами. Причем некоторые журналисты напрямую спрашивали персонал, не замечали ли сотрудники случаев избиения Тиллем своего сына. Беркхофф с негодованием выключил телевизор, но ужасающие картины происшедшего из головы несчастного отца не исчезали. Перед его глазами по-прежнему стояла пустынная улица и занесенная снегом булыжная мостовая. И то, что он тогда увидел! А увидел Тилль разбросанные на снегу детали макета космического корабля. Эта картина навсегда врезалась в память несчастного отца. Все произошедшее сделало его жизнь невыносимой. Когда малыш не вернулся домой, они бросились к Анне и узнали, что мальчик у нее не появлялся. Испуганные до смерти родители нашли от конструктора лишь отдельные детали. Потом сыщики в поисках улик собрали практически все части модели и в лаборатории восстановили ее, чтобы проверить, не прихватил ли преступник с собой наряду с Максом еще что-нибудь. В результате действительно оказалось, что отсутствовала еще одна деталь. Не хватало фигурки Люка Скайуокера. Она пропала так же бесследно, как и сын Тилля. Между прочим, Рикарда тоже исчезла из жизни Тилля, совершенно справедливо обвиняя его в причастности к произошедшей трагедии, хотя она напрямую ни разу и не произнесла те самые слова, которые на протяжении прошедших двенадцати месяцев каждый день мучили Беркхоффа. А слова эти были следующие: «Если бы ты не разрешил ему пойти к Анне, то ничего бы не случилось». Тилль встал и отряхнулся, словно мокрый пес, но воспоминания так и не исчезли. Не исчез и незваный гость, которого явно не беспокоило то обстоятельство, что Беркхофф с самого момента его появления не обращал на него никакого внимания. – Что ты здесь забыл? – наконец довольно грубо спросил Тилль. Однако на это Скания тоже никак не отреагировал. Вероятно, за многие годы работы в полиции он привык к тому, что близкие родственники жертв выплескивают свой гнев и отчаяние на следователей. А может быть, Оливер считал своим семейным долгом поддержать Тилля, хотя развод Беркхоффа с его сестрой оставался лишь вопросом времени. Рикарда уже переехала в другое место и, естественно, забрала сестренку Макса с собой. – Послушай, кое-что начало проясняться, но… – опустив голову, произнес Скания. При этом складки его двойного подбородка обозначились еще резче. Чувствовалось, что он никак не решался закончить начатую фразу. – Что «но»? Договаривай! – Они окончательно прекратили поиски Макса. Глава 6 Тилль провел рукой по своим давно не мытым жирным волосам. Полдень уже давно миновал, а он все еще оставался в пижаме. – Как такое может быть? Ведь мой сын числится пропавшим всего год! – Это верно, – согласно кивнул шурин. – Но они уверены, что преступником является Трамниц. Район совершения преступления и особенности способа похищения – все однозначно указывает на то, что твоего сына похитил именно он. Ты знаешь, как у нас все происходит. Думаешь, мне самому это нравится? Но искать преступника, уже находящегося под стражей, которому и так обеспечено пожизненное заключение, не имеет смысла. Мы знаем, что это был он. При таком заявлении Тилль почувствовал себя так, как будто воздух из гостиной куда-то испарился, и ему нечем стало дышать. От безысходности, веявшей от слов Оливера, он начал задыхаться. – Но вы не знаете, где Макс! Вы должны искать дальше! – глухо возразил Тилль. – Поверь мне, если бы это зависело от меня, то все было бы по-другому. Я бы перевернул каждый камень в этом городе и продолжал до тех пор, пока мы не нашли его. И меня не остановило бы ни отсутствие финансирования, ни нехватка персонала. Оливер Скания на секунду замолчал, а потом добавил: – Ты же знаешь, почему я официально не принимаю участия в этом деле. – Понятно. Тиллю было известно, что Оливера не допустили до расследования из-за того, что он приходился братом матери похищенного мальчика. Такое обстоятельство могло помешать объективности ведения дела. Но это вовсе не означало, что коллеги не допускали его до поступавшей информации. Поэтому Беркхофф заявил: – Вы не должны прекращать поиски Макса. Мне необходимо знать, что произошло с моим мальчиком! – Ты и так знаешь, что с ним приключилось, – ответил Скания. И это было правдой. Он действительно знал! Тилль провел рукой по своей многодневной щетине, ведь он не брился уже две недели. К тому же с тех пор, как ушла Рикарда, у него вообще пропало желание раздеваться на ночь и одеваться по утрам. День проходил за днем, и все они были похожи как две капли воды. Что бы Тилль ни делал, образ сынишки не выходил у него из головы. Сгорая от тоски и отчаяния, он постоянно думал о нем и днем, слоняясь по пустому дому, и ночью, мучаясь от бессонницы. – Тебе известна судьба других детей, – мягко проговорил Скания. И это тоже являлось правдой. Он действительно знал! Ему было известно, что произошло с девочкой семи и мальчиком шести лет. Их обоих Трамниц выкрал, когда они играли в палисадниках своих домов. Замаскировавшись под разносчика посылок, он оглушил детей, привез их в подвал своего дома и поместил в «инкубатор», который сам и смастерил. Там этот монстр надругался над ними и замучил до смерти. Более сорока восьми часов его зверских издевательств не выдерживал ни один ребенок. Макс пропал уже год назад как раз в то время, когда соседи заметили на дороге фургон и почтальона с тележкой, доверху загруженной посылками. Чуть позже этого маньяка арестовали. Нашли и тело Мириам Шмидт, матери похищенной Лауры, которая в своем частном расследовании слишком близко подобралась к Трамницу. Она, воспитывавшая свою дочку в одиночку, и не подозревала, что убийца все время после совершения преступления не выпускал ее из поля зрения. И делал он это, похоже, для того, чтобы насладиться ее страданиями. При аресте Трамница в его квартире полицейские нашли много фотографий и видеозаписей с Мириам, на которых было запечатлено, как она расклеивала объявления с фото своей дочери или прочесывала улицы, на которых видели ее девочку в последний раз. Ее предположения о том, что преступник замаскировал себя в качестве доставщика или почтальона, оказались точными, и поэтому Трамниц решил убрать женщину, прежде чем она обратилась бы в полицию. Действия монстра, пытавшегося избавиться от тела в лодочном сарае возле Тельтов-канала, увидели случайно. Вот и получилось, что даже после смерти Мириам все же удалось навести полицейских на след убийцы своей дочери и как минимум еще одного ребенка. Под давлением полиции Трамниц привел следователей к месту, где спрятал трупы Лауры и шестилетнего мальчика из берлинского района Панков. Вот только о судьбе Макса он молчал. – Пойдем, я тебе кое-что покажу, – заявил Тилль и проскользнул мимо шурина в ванную комнату. Там он открыл нижний шкафчик и взял баллончик с освежителем воздуха. – «Фебрезе»? – растерянно произнес Скания название известного бренда такого рода продукции. – Это спрей от монстров, – ответил Тилль, озадачив своего шурина еще больше. Увидев явное недоумение на лице Оливера, Беркхофф принялся пояснять: – Прошло уже полтора года с тех пор, как я совершил одну ошибку. Тогда я рассказал Максу на ночь жуткую сказку. Он сам настоял на этом, поскольку посмотрел мультфильм «Ваяна» и начал страшно бояться Те Ка, демона лавы. Вот Макс и захотел, чтобы я тоже поведал ему какую-нибудь страшную историю. Теперь я знаю, что мне не стоило рассказывать ему про монстра с зелеными глазами, который живет в шкафу. Малыш настолько перепугался, что стал каждую ночь приходить к нам в постель. И так продолжалось до тех пор, пока я не заявил ему, что купил в магазине призраков специальный спрей против монстров. С этими словами Тилль потряс баллончиком с освежителем воздуха с забавным названием «Спокойной ночи. Лаванда». – Я сказал ему, что если распылить это средство в шкафу и на кровать, то монстр уснет, и Максу ничего больше угрожать не будет. И малыш поверил. Слезы покатились из глаз несчастного отца, и он, не стесняясь своих чувств, продолжил: – С тех пор я каждый вечер распылял это средство в его комнате, и больше по ночам он не просыпался и не приходил к нам в постель. Макс стал спать спокойно и больше не боялся. – Тилль! – Ты думаешь, что он тоже спросил своего похитителя насчет спрея? – поинтересовался Беркхофф.