– Не знаю даже, с чего начать. Я осознаю, что мои слова покажутся безумными. Мне и самому с трудом в это верится. Точнее, я хочу в это верить. – Не понимаю… – Я и сам не понимаю, – прервал он сухо звучавший голос жены. – Мне трудно это сформулировать так, чтобы тебя не ранить. Поэтому скажу проще. Мне удалось сделать то, зачем я здесь, и установить контакт с Трамницем. – С Трамницем? Этим убийцей? – Да, верно. Как я и обещал. И он говорит… – В этот момент Тилль крепко сжал веки, но сдержать скупые слезы не смог, и они покатились у него по щеке. С трудом переведя дух, он продолжил: – Он говорит, что наш сын, возможно, еще жив. – Что ты сказал? – простонала Рикарда. – Я знаю, о чем ты думаешь. Это маловероятно, однако… – Зачем? Она произнесла всего одно слово, но и этого было достаточно для того, чтобы окончательно выбить Тилля из колеи. Он снова открыл глаза и заморгал, думая не о том, что сказала его жена, а о том, как она это произнесла. Это «зачем?» прозвучало так холодно, так агрессивно, почти с ненавистью! – Не понял. – Зачем ты это делаешь? – спросила она ледяным тоном. – Я… я… – начал заикаться Беркхофф. – Я хочу ясности, дорогая. Мы же говорили об этом, и ты тоже хотела все прояснить и даже попросила, чтобы я заставил его страдать. В трубке вновь послышался стон. Но на этот раз в нем было меньше боли, а больше раздражения, можно даже сказать, ярости. – Послушай меня, – заявила Рикарда. – Я уже сказала об этом фрау Зенгер. Больше такого мне не вынести. Прекрати все это! – Прекратить? – Да. Оставь меня в покое. Оставь нас в покое. И никогда мне больше не звони, Патрик. За этим заявлением последовало ужасное: она повесила трубку. На линии раздался короткий щелчок, который показался Тиллю ударом запираемой двери в застенке. Рикарда прекратила с ним разговор по той же непонятной ему причине, по какой назвала его «Патриком». «Почему она назвала меня моим псевдонимом?» – лихорадочно принялся размышлять он. – Так что вы хотели мне рассказать? – донесся до него голос фрау Зенгер. Тилль поднял глаза и в это мгновение, глядя на женщину, чей образ смутно проступал через пелену слез, застилавших ему взор, вспомнил, что он не один. Вспомнил Беркхофф и то, что эта дама, сидевшая напротив, ждет от него доказательств его утверждений. Доказательств, которых у него не было. – Я – Тилль Беркхофф, – с вызовом произнес он. Так обычно отвечают маленькие дети, говоря «потому», на поставленный им вопрос «почему?». – Ваша жена отрицает это, – рассудительно проговорила фрау Зенгер. – Она сказала мне, что вас зовут Патрик Винтер. «И никогда мне больше не звони, Патрик», – вспомнил Тилль последние слова Рикарды. – Это мой псевдоним. Судите сами. Мне… мне неизвестно, что здесь происходит. Но я здоров и притворился больным только для виду, чтобы попасть сюда. – Зачем вам это понадобилось? – Чтобы оказаться ближе к убийце моего сына. – Как зовут вашего сына? – Что за глупый вопрос. Его зовут Макс. Разве вы не читаете газеты? Макса похитили более года назад. – Макса Беркхоффа? – Совершенно верно. Почему вы смотрите на меня так, словно я говорю о летающих тарелках? Вы же знаете, почему Гвидо Трамница здесь закрыли. – Не закрыли, а препроводили на лечение, – поправила она, как будто между этими словами была огромная разница. «Слова «изолировали от общества» или по-другому «закрыли» имеют только один смысл, тем более что детоубийцы излечению не поддаются», – подумал Тилль и сказал: – Он лишил жизни не только двоих детей, в чем уже признался. Он также похитил, мучил и убил моего сына. – Он точно это сделал? – Но он молчит. – И вы хотите получить от него необходимые сведения? – Да, конечно. Какой отец этого не хочет? «И никогда мне больше не звони, Патрик», – почему-то вновь вспомнились Тиллю последние слова Рикарды. – Значит, вы проникли сюда, притворившись больным? – Да, эта идея родилась у меня, когда я услышал, что Трамниц ведет дневник. И знаете что? Это оказалось правдой, и я могу доказать, что Макс на его совести. – С помощью дневника? – Совершенно верно. Вы должны обыскать его палату. Там в тумбочке есть тайник. «Или был. Я же его сломал», – пронеслось в голове у Беркхоффа. – Тайник? В голосе фрау Зенгер вновь прозвучала интонация, как будто она разговаривала с младенцем или человеком, страдающим от бредовых видений. «О боже! Со стороны я действительно кажусь сумасшедшим», – мысленно сказал себе Тилль. Тогда он решил открыть карты и сказал: – Хорошо, я знаю, что вы мне не верите. Это можно понять. Я тоже на вашем месте не верил бы. Но мои слова может подтвердить мой шурин. Он полицейский. Это он подобрал для меня личность Патрика Винтера и внедрил сюда. После такого его заявления фрау Зенгер глубоко вздохнула, как человек, который желает взять себя в руки, и спросила: – Как его зовут? – Оливер Скания. – Его номер телефона вы тоже помните? На этот раз Тиллю пришлось признать, что этот номер он не знает. – Нет, но он работает в полицейском участке номер сорок четыре. Телефон легко найти в любом онлайн-реестре. Позвоните ему на службу в Темпельхофе и спросите Оливера Сканию. Фрау Зенгер с сомнением покачала головой, но потом сказала: – Лучше это сделаете вы сами. С этими словами она во второй и в последний раз предоставила в его распоряжение телефон, но включила режим громкой связи. Глава 53 – Добрый день. У аппарата Тилль Беркхофф. Могу я поговорить с Оливером Сканией? – По какому вопросу? – По личному. Комиссар Скания – мой шурин. – Минуточку. Деловой женский голос сменился классической музыкой, заполнявшей паузу в ожидании соединения, а затем раздался нетерпеливый бас очень занятого и явно пожилого человека, который, не представляясь, сразу же перешел к делу: – Алло! Вы хотели поговорить с комиссаром Сканией? – Да.