У меня похолодела кровь. То, что совершил Лукас, не возымело никаких последствий, но он готов был наказать меня? – А вот какие – паршивый старый дом твоей матери и те ничтожные деньги, которые она оставила тебе. – Ты не можешь это сделать. Меня не волнуют деньги, хотя только они и достались бы мне, покинь я это место, но я дорожила домом. Я не могла позволить ему забрать у меня дом матери. – Я могу делать, что хочу. Ты несовершеннолетняя, и по закону я имею полное право распоряжаться всем твоим имуществом, пока тебе не исполнится восемнадцать лет. – Ему хватило наглости изобразить на лице сочувствие. – Твоя мать не предприняла необходимых мер, до того как умерла, и, если я захочу, то смогу забрать у тебя все. Я не сомневалась, что с него бы сталось, ведь он знал, как много для меня значит этот дом. Когда ему предоставили опеку надо мной, я отчаянно боролась за то, чтобы остаться в этом доме. Да, я понимала, что это всего лишь чертов дом, но это последняя осязаемая частица мамы. Когда я уезжала оттуда, там все еще стоял ее запах. Мы прожили в этом доме всю нашу жизнь. – И что? Мне придется делать то, что ты говоришь, или ты так и будешь угрожать мне этим? – Нет. – Отец покачал головой и выпрямился. Он снял со своего пиджака невидимую пылинку, и я поняла: он настроен серьезно. – Сейчас мы говорим об этом в последний раз. Мне хотелось заявить ему, что он не имеет права делать это, но вряд ли это что-то мне дало, потому что мой отец на самом деле нашел бы способ лишить меня всего, если бы только захотел. У него были деньги и власть, а у меня не было ни того ни другого. – Либо ты будешь вести себя как член этой семьи, либо нет. Выбор за тобой. Я понимала, что его слова – это одно, а то, что он имеет в виду, – совершенно другое. Вести себя как член его семьи означало – подчиняться всем его приказам. Я не знала, смогу ли я исполнять его распоряжения, но я не могла потерять дом матери. Отец использовал это против меня и прежде, но до сих пор я не верила, что он действительно способен это сделать. Но теперь, когда он так смотрел на меня, стало ясно: он способен на все. Дурацкий благотворительный вечер, на котором он желал меня видеть, должен состояться в этот уик-энд, и я понимала, что мне надо помалкивать и явиться туда. Обычный вечер, мой отец просто хотел доказать этим людям, кто он такой, и я смогу выстоять один раз. Даже если мне придется разодеться в пух и прах и позволить ему выставить меня напоказ, как этакую гребаную принцессу, я выдержу этот вечер, если после этого он отстанет от меня. – Хорошо. Я явлюсь на этот вечер и надену то, что Эмилия сочтет целесообразным, – ответила я и тут же нахально спросила: – А теперь я могу поехать к Элли? Я не видела ее уже несколько дней. Она была мне нужна. Мне необходимо убраться подальше ото всех и встретиться с подругой. Поскольку мы с ней учились в разных школах и с недавних пор работали в разные смены, мне не удавалось увидеться с ней. Я каждый день разговаривала с ней по телефону, но этого недостаточно. Мне надо увидеться с Элли, чтобы она помогла мне разобраться в неразберихе, царящей в моей голове. Только она могла мне в этом помочь. – Хорошо, поезжай, но я ожидаю, что сегодня вечером ты вернешься домой. Эмилия захочет поговорить с тобой о платье. – Ладно. – Я взяла со стойки ключи и отвернулась от него, прежде чем он успел передумать. – Вернусь поздно. Не дожидаясь ответа, я вышла за дверь и пошла к машине. Я старалась не думать ни о моем отце, ни о Лукасе, ни о Беке и, открыв мое окно, включила музыку, она полилась из динамиков на полную громкость. Я ехала по улице мимо вычурных домов, направляясь в другой конец города, погруженная в воспоминания о маме. Я вспоминала, что ее волосы были светлее моих, а в уголках ее губ, когда она улыбалась, появлялись морщинки. Память о ней не тускнела. Я по-прежнему представляла ее так ясно, как если бы она находилась рядом со мной. Я ощущала нежный аромат ее духов и мягкость ее кожи. Эти воспоминания наваливались на меня. Думать о маме было тяжело, еще тяжелее от того, что ее больше нет. Я заставляла себя шаг за шагом вспоминать о ней все, что только могла. Когда-нибудь эти воспоминания начнут медленно тускнеть, и я об этом пожалею. Да, и сейчас мне больно вспоминать, но это необходимо для сохранения памяти о маме. Когда я подъехала к дому Элли, мне стало одновременно и легче, и тяжелее. Я не могу объяснить, но мысли о матери вызывали у меня именно такие чувства. Как только я остановила машину, Элли выбежала из дома и замахала мне рукой. Я еще никогда не бывала у нее дома, и теперь мне не терпелось познакомиться с ее родителями. Как только я вышла из машины, она обняла меня. – Долго же ты ехала. – Знаю. Это из-за того, что мой отец выносил мне мозг. Она скорчила гримасу и сказала, что понимает. Она уже столько раз давала мне выговориться, когда я жаловалась на отца, что я сбилась со счета. – И о чем шла речь на этот раз? – О каком-то чертовом благотворительном вечере, на который он заставляет меня пойти. – О благотворительном вечере «Рука помощи Клермон-Бэй»? – Она оглянулась на меня, идя к своему дому. – Да. Погоди, ты что, тоже туда идешь? – В моей груди расцвела надежда. – Я буду обслуживать гостей. – Она засмеялась. – Я работаю на этом мероприятии каждый год. – Тьфу, пропасть! Как бы мне хотелось, чтобы ты пошла туда со мной. – Мне тоже. – Она улыбнулась. – Там так шикарно. Ты хорошо проведешь время. – Это с моим-то отцом, мачехой и Лукасом? – Я скорчила гримасу, и она опять рассмеялась, входя в парадную дверь. – Ну по крайней мере там ты сможешь вкусно поесть. – Вот это верно. Мы зашли внутрь, и на меня сразу же обрушился запах дома, настоящего дома. – Мама! – Элли позвала свою мать, и меня кольнула зависть или что-то очень похожее на это чувство. – Я здесь. Вслед за Элли я прошла через маленькую гостиную и зашла на кухню. Ее мать помешивала что-то на плите и одновременно двигалась в такт музыке, доносящейся из радиоприемника, который стоял на рабочей поверхности. Элли была ее копией – от светлых волос и глаз до улыбки, освещающей все ее лицо. Оглянувшись и увидев меня, она тут же перестала помешивать стряпню и оставила ложку в кастрюле. – О, привет! – Она повернулась ко мне и вытерла руки о джинсы. – Я Молли. – А я Джози. Я рада с вами познакомиться. Я пожала ее протянутую руку, и та была теплой, как я и ожидала. – И я рада познакомиться с тобой, Джози. Элли много рассказывала о тебе. – Она улыбнулась, и я подумала, хорошо, если Элли рассказала ей не все. – Надеюсь, она рассказала вам обо мне только хорошее. Я засмеялась, и в ее глазах вспыхнули веселые искорки. – Да, так оно и есть. – Она улыбнулась. – Но она всегда опускает все пикантные подробности. Она сказала только, что ты встречаешься с этим красавчиком-качком Беком Клермоном. – Мама! – У Элли был такой вид, словно она собиралась убить свою мать, но я не смогла удержаться от смеха. – Нет, мы с ним не встречаемся. Однозначно. Мы были от этого так далеко, что я даже не знала, как можно назвать то, что происходило между нами. – Ну я не знаю, как вы называете это в наши дни. Элли никогда не приводит парней к нам домой, так что мне приходится узнавать о таких вещах от других. – Боюсь, то, что я могу вам об этом рассказать, довольно скучно. Я положила ключи от машины в сумку и уселась рядом с Элли, а ее мать подошла к холодильнику. – Может, я и старая, но не настолько. Я знаю, что такие парни, как Бек Клермон, не бывают скучными. Элли схватилась за голову, но ее мать права: в Беке много чего намешано, но его никак нельзя назвать скучным. – Да, вы правы. Он не скучный, но и хорошим его тоже не назовешь. Молли достала из холодильника кувшин, затем закрыла дверцу, толкнув ее бедром. – Они никогда и не бывают хорошими, моя дорогая. Но именно поэтому с ними так классно. В твоем возрасте я тоже питала слабость к плохим мальчикам. – Мама, это неприлично! – Элли явно сгорала от стыда из-за того, что ее мать говорила мне такое, но мне Молли уже нравилась. – Я не желаю слышать о твоих отношениях ни с кем, кроме папы. Я не могла не посмеяться над реакцией Элли, но мне показалось, что большую часть времени ее мать ведет себя именно так, как сейчас, потому что, хотя Элли и была смущена, она не могла сдержать улыбку. – А кто говорит, что речь идет не о твоем папе? Когда мы были молоды, твой папа был очень плохим мальчишкой. – Она пошевелила бровями. – О боже! – Элли закрыла руками уши, Я посмотрела на фотографию ее семьи, висящую на стене: Элли, ее отец и ее мать – никогда не видела семью, которая выглядела бы так идеально. И не из-за того, что на них было надето или как они причесаны, а потому, что они казались такими счастливыми. Ее отец был красив, его темные волосы контрастировали со светлыми волосами его жены и дочери, но я не могла себе представить, что в старшей школе он в самом деле был плохим. Я не могла представить себе, чтобы он хоть в чем-то походил на Бека. – Прошу прощения за мою мать. Я не знала, что на нас обрушится такое, иначе мы пошли бы не ко мне домой, а куда-нибудь еще. Мать Элли рассмеялась, и я поняла, что ей нравится смущать свою дочь. – И куда бы вы пошли, Элли? У тебя что, есть парень, о котором я не знаю? Элли закатила глаза, и мне стало понятно, что они, вероятно, постоянно говорят на эту тему. – Я почти уверена, что мама больше хочет, чтобы я с кем-то встречалась, чем чтобы я окончила старшую школу. – Она только и делает, что работает, работает. Дочь слишком уж хорошая. Ей надо почаще нарушать правила. Элли оглянулась и посмотрела на мать с таким видом, будто та сошла с ума. – Я вспомню эти слова, когда тебе позвонят в полночь и скажут, что я в тюрьме.