К тому же освещение в коридорах было тусклым, а дождь все сильнее стучал по крыше. Создавалось ощущение, словно в мире не было никого, кроме меня. Одиночество сейчас мне было просто необходимо. Не только поцелуй Джекса в тот день задел меня за живое, но и его слова, которые я постоянно прокручивала в голове. Откуда он настолько хорошо меня знал? Он словно предвидел все аргументы и просчитывал мои реакции, заранее зная результат, а я не могла ничего ему противопоставить. Спустя неделю после тех событий он все еще не выходил у меня из головы. Мысли о нем стали насущной потребностью, как пища или воздух. Мне хотелось его ударить, и я не знала, почему. Господи. Заправив волосы за ухо, я шла по коридору. Гроза началась час назад. Так как летом освещение в школе большей частью не работало – в целях экономии электричества горели только лампы в классных комнатах, – единственным напоминанием о том, что сейчас позднее утро, были отблески дождевых капель, отскакивавших от стекол, и их длинные тени, танцующие на стенах. Занятия только закончились, но едва ли кто-то смог бы об этом догадаться. Школа была уже пуста. Группа поддержки и игроки команды по лакроссу не появлялись из-за погоды, и по меньшей мере треть учеников, занимавшихся с кураторами, также отсутствовала. С кураторами. Я вздохнула, спускаясь по лестнице. За последние несколько дней мы продвинулись очень мало. Уверена, что ребята просто выключились, потому как наступили каникулы. Хотя с парочкой учеников было приятно заниматься: Ана, к примеру, была очень контактной и способной – но с остальными наши занятия напоминали борьбу. Я понимала, что делаю что-то не так. Они не проявляли инициативы, не отвечали на вопросы и в целом выказывали явное недовольство. Хреновая из меня учительница. Но, понаблюдав за другими кураторами и их группами, я увидела ту же модель: отсутствие интереса и откровенную скуку. Разумеется, кто захочет проводить летние каникулы в душном классе, в то время как их друзья тусуются и крутят романы на озере Свонси? Ну и пусть. Какое мне дело до их школьных успехов? Если им все равно, то мне – тем более. Но я понимала: это никудышная отговорка. Мне было не все равно. «Корректировка поведения нужна не этим ребятам, а тебе». Черт, Джекс. Джекс, которого я толком и не видела с прошлого понедельника. Джекс, на которого я украдкой посматривала из школьного окна, когда он бегал по полю, смеясь и потея. Джекс, который буквально бросил меня в качалке после того умопомрачительного поцелуя. Джекс, который наблюдал за мной, когда я училась в старших классах, а теперь мы поменялись ролями и за ним наблюдала я. Резко затормозив, я открыла дверь учительской и вошла, глядя по сторонам в поисках какой-нибудь живой души. В комнате было жутковато: ни света, ни движения, ни единого звука, кроме шума падающей воды за окном. На всех поверхностях мерцали отблески грозы. Ливень усиливался. Я размышляла, как мне добраться до дома, учитывая тот факт, что обычно я ходила пешком. Нужно было позвонить Шейн. – Это не обсуждается. – Я повернула голову на резкий голос, доносившийся из кабинета медсестры. Кто?.. Голос продолжал: – Как я уже говорил… Забыв о стопках документов, которые мне нужно было забрать из-под длинного рабочего стола, я тихонько подошла к открытой двери кабинета медсестры, миновав пару других дверей. Моя короткая многослойная черная юбка тихо колыхалась на бедрах при ходьбе. Наряд дополнял бирюзовый топ. Я потирала голые руки ладонями, пытаясь унять дрожь. – Да, Джаред. Я знаю, кто наш отец. Я застыла на месте. Внутри все перевернулось. Это был Джекс. Он говорил с братом. – На мою долю выпало куда больше побоев, чем на твою, – прорычал он. – Поэтому перестань пытаться меня защитить. Побоев? Подойдя к открытой двери, я осторожно заглянула внутрь. В животе тут же закружились бабочки. Однако Джекс был в полном раздрае. В буквальном смысле. На нем были длинные черные шорты из сетчатой ткани и черные беговые кроссовки. Волосы, обычно собранные в тугой хвост на затылке, прилипли к его мокрой спине, и я не могла понять, отчего, – то ли он вспотел в качалке, то ли промок под дождем. Удерживая телефон плечом, Джекс ходил по кабинету и что-то искал. Ему явно было непросто, потому что он прижимал ладонь к порезу на животе, в то время как из раны на локте на выложенный плиткой пол капала алая кровь. Я слышала голос Джареда, доносившийся из трубки, но слов разобрать не могла. Джекс одну за другой распахивал дверцы шкафчиков и вновь захлопывал их обратно, и, несмотря на его помятый вид, у меня возникло такое чувство, что его раздражение вызвано отнюдь не этими царапинами. – Если он выйдет раньше, значит, так тому и быть! – заорал он, ногой захлопнув шкафчик, и я съежилась. – Получай свой судебный запрет, но меня в это не вмешивай. Если он ко мне приблизится, я ему глотку перережу! И теперь я услышала слова Джареда отчетливо и громко: – Не надо давать мне еще один повод для беспокойства! Джекс не ответил. Он убрал телефон от уха, нажал отбой и швырнул его на одну из кушеток. – Сукин сын, – проворчал он, опершись рукой на шкафчик и опустив на нее голову. Его грудь быстро вздымалась и опускалась, он дышал тяжело, но я знала, что причиной тому не раны. Я застыла на месте, прикусив губу и понимая, что должна развернуться и уйти. С тех пор как я вернулась в город, он вел себя со мной просто отвратительно. Но, вместо того чтобы убраться, захотелось… убедиться, что он в порядке. По правде говоря, мне нравилось видеть его таким, потерявшим контроль, и я смотрела на него как завороженная. Он постоял так еще несколько секунд, и наконец его дыхание выровнялось. Я никогда еще не видела Джекса на взводе. Это Джаред с его бурным темпераментом обычно взрывался, как сигнальная ракета в небе. Он метал гром и молнии, и все вокруг тут же понимали, что он зол. Действия Джекса, напротив, всегда – всегда – отличались точностью и малозаметностью, словно все его шаги и решения были продуманы и просчитаны заранее. Я частенько задавалась вопросом, спит ли он вообще или вместо этого планирует грядущий день, стараясь предугадать ход каждой беседы, в которой будет участвовать, каждый поворот событий. Что же могло заставить его вот так потерять самообладание? Выйти из себя? И почему мне так хотелось снова увидеть его таким? Это из-за отца, подумала я. Эта тема могла по-настоящему вывести его из себя. Со мной это тоже случалось. Облизнув губы, я произнесла: – Ложись. Джекс оторвался от шкафчика и, резко повернувшись, устремил на меня сердитый взгляд, словно сразу понял, что это я. Взгляд его голубых глаз словно пригвоздил меня к месту на пару секунд, и я успела заметить, как натянулась на его лице безупречная карамельная кожа и как напряглась нижняя челюсть, отчего на щеках появились симметричные ямочки; успела рассмотреть сурово насупленные черные брови. Когда-нибудь, наверное, мы сможем смотреть друг на друга без хмурой гримасы на лице. Но пока это невозможно. Обычно это я бросала на него уничижительные взгляды. А сейчас он смотрел на меня так, словно я была четырехлетней девочкой, чье поведение невыносимо. – Ложись, – повторила я, стараясь сохранять спокойствие. – Я найду антисептик и бинты. Краем глаза я успела заметить, как он прищурился, подозрительно глядя на меня, а потом обошла его и устремилась к шкафчикам у стены, когда почувствовала, как Джекс схватил меня за предплечье, и, застыв, подняла взгляд. На его лице была словно маска: оно не выражало ровным счетом ничего. Я проследила за каплей, прочертившей дорожку от его виска к щеке, и могу поклясться, почувствовала привкус соли в воздухе – и облизнула губы. Его кадык дернулся вверх, прежде чем он заговорил. – Я сам могу это сделать. – голос прозвучал хрипло. Изогнув бровь, я посмотрела на его пальцы, сомкнувшиеся на моей руке. – Я и не говорила, что не можешь. – Я отвела в сторону один палец, а следом и все остальные, затем отвернулась и стала искать бинты и что-нибудь, чем промыть раны. Старалась не прислушиваться к каждому его движению и все равно уловила, как скрипнули подошвы кроссовок и как прогнулась кушетка под весом его тела. Прикусив нижнюю губу, я протянула руку за антисептиком и нечаянно опрокинула бутылку перекиси, стоявшей в шкафчике. Неуклюже наклонилась, чтобы поднять ее с пола. Слава богу, бутылка была пластмассовая. Находясь рядом с Джексом, я никак не могла взять себя в руки, пока он полуобнаженный лежал на кушетке. В школе было темно, ни единой души, и, крепко зажмурившись и сделав медленный, плавный выдох, я взяла все необходимое в руки и подошла к кушетке. Оказалось, что Джек прилег лишь наполовину. Только услышав, как что-то упало на пол, я поняла, что самообладание меня подвело, и я снова что-то выронила из рук, поэтому быстро бросила все припасы на кушетку рядом с ним. Его ноги в черных кроссовках были на полу, а накачанный торс покоился на кушетке. Как раз это было не так уж и странно. Возможно, ляг он полностью, то почувствовал бы себя уязвимым. Странность заключалась в том, что он опирался на локти, и от этого по моим рукам пробежала нервная дрожь. Он собирался наблюдать за мной. Я набрала воздуха в грудь и наклонилась, чтобы вскрыть упаковку с бинтами. – Ляг нормально, – пробормотала я, ощущая на себе его взгляд. – Нет.