Часть 6 из 11 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мне очень жаль. У меня был адрес Виктора, но ваш Анри побывал в том доме и выяснил, что комнаты Виктора сдаются. Куда он направился дальше, мне неизвестно. Каждый день я вижу множество молодых людей. Анри запомнился мне лишь потому, что был очень вежлив, а Виктор – из-за своей поразительной напористости. – Профессор помолчал, задумчиво почесывая изрытый оспинами подбородок. – Думаю, он меня недолюбливал. Мне всегда казалось, что мое присутствие причиняет ему неудобство. И все же мне нравилось с ним работать.
– О, я уверена, что вы ему симпатичны! Вы один из двух профессоров, о которых он мне рассказывал. Просто он… очень одаренный. Он мыслит необычно, и ему бывает тяжело общаться с новыми людьми.
Профессор Кремпе закивал.
– Чем бы он ни занимался, надеюсь, он достиг успеха. Никто никогда не задавал мне таких вопросов, и я сомневаюсь, что еще услышу что-то подобное. Он был близок к гениальности – или к безумию.
Сообразив, что зашел слишком далеко – я не сумела скрыть панику, которую вызвали во мне его слова, – он примирительно поднял руки и улыбнулся:
– Я шучу. Я бы поставил на то, что он углубился в новую область знаний и попросту не нуждается больше в моей помощи. Сейчас он, верно, пытает какого-нибудь профессора истории вопросами о лечении зубов в древней Месопотамии.
Я достала визитную карточку и изящно, но настойчиво – так же, как выписывала на карточку адрес пансиона, – улыбнулась.
– Если вы вспомните что-нибудь, что может помочь нам в его поисках, или если он вдруг с вами свяжется…
– Я немедленно дам вам знать. Был рад знакомству, мисс Элизабет. Мисс Жюстина. – Он помедлил и произнес следующее предложение нарочито небрежно, явно надеясь, что я не замечу отчаяния в его голосе: – Если вы его встретите, пожалуйста, скажите ему, что мне бы хотелось знать, над чем он работает. – Он улыбнулся. – Я чрезвычайно заинтригован его исследованиями.
– Я непременно это сделаю.
Не сделаю. Этот человек ничем мне не помог.
Отвернувшись, я задержала взгляд на стенах. От пола до потолка они были заставлены книгами. В комнате пахло кожей, бумагой и пылью. Я всегда завидовала Виктору из-за того, что он уехал. Теперь я завидовала ему из-за того, ради чего он уехал.
Я отдала бы что угодно за возможность назваться студенткой и провести несколько лет в пыльных комнатах, погрузившись в пыльные книги, узнавая, ломая голову, задавая вопросы крупнейшим ученым! Изучать что хочу и с кем хочу. Подумать только: все эти годы мне приходилось убеждать Виктора сделать то, за что сама отдала бы душу.
Когда у мадам Франкенштейн родился Эрнест, перемен, которых я ждала и страшилась, не последовало. Я боялась, что она больше не захочет видеть меня рядом. Но у нее родился еще один мальчик – третий, хотя второй ребенок умер еще во младенчестве, – и для нее стало еще важнее, чтобы я постоянно была с Виктором.
Следующие два года мы с Виктором самозабвенно учились, по его прихоти бросаясь от одного предмета к другому. Я читала стихи его родителям и немного помогала с младенцем. Но, к моему облегчению, главным моим подопечным оставался Виктор. Лучше уж лежать на замшелой земле, притворяясь трупом в анатомическом театре, чем укачивать на коленях пускающего слюни младенца!
И все же я слишком хорошо выполнила свою работу по социализации Виктора. Он научил меня читать, писать и учиться и гордился моим острым умом и цепкой памятью, как своими собственными. Я научила его контролировать гнев, улыбаться так, чтобы ему верили, говорить с окружающими как с равными, а не с высоты отрешенного превосходства. Благодаря мне его острые, холодные углы сгладились до уровня допустимой ершистости.
Перемены в нем не остались незамеченными. Как-то утром, когда мы с ним ввалились в столовую, чтобы позавтракать, прежде чем отправиться на прогулку, нас остановил судья Франкенштейн.
– Сегодня у нас будут гости, – провозгласил он так, словно выносил обвинительный приговор, и уставился на нас в ожидании реакции.
Руки мадам Франкенштейн вспорхнули к лицу, пока она подыскивала подобающее выражение. Наконец она остановилась на радостном волнении, хотя глаза ее сверкали слишком ярко, а улыбка была слишком широкой.
– Это новая семья, – сказала она, – которая не знает про… которая с нами еще не знакома.
Мы с Виктором обменялись взглядами. Я до той поры не спрашивала, что случилось со вторым ребенком Франкенштейнов, который родился после Виктора и до Эрнеста. Что-то просочилось в газеты – должно быть, нечто ужасное, раз Франкенштейны покинули Женеву и отправились в путешествие – путешествие, из которого вернулись уже со мной. Поэтому мой интерес к пропавшему ребенку ограничивался той ролью, что он сыграл в моем спасении.
Но по волнению мадам Франкенштейн было понятно, что этих гостей выбрали именно из-за того, что они поселились в Женеве после событий, заставивших Франкенштейнов уехать за границу. Виктор начал хмуриться, но уже по тому, что в его неподвижности было что-то дикое, я догадалась, что ничем хорошим это не закончится.
Я схватила его под столом за руку и сказала с широкой улыбкой:
– Мы с Виктором прочтем для вас стихотворение.
Какой бы животный инстинкт ни рвался из Виктора наружу, я перебила его нелепостью своего предложения.
– Ты же знаешь, что я не читаю стихи, – покачал он головой. – Этим занимаешься ты.
– Ну тогда я прочту стихотворение, а ты можешь присвоить себе всю славу, потому что я умею читать и ценить поэзию только благодаря твоим урокам!
Он рассмеялся, но по румянцу на его щеках я поняла, что он польщен. Ему будет проще взаимодействовать с другими людьми, прикрываясь мной, как щитом. Я не возражала.
Ради него я была согласна на все.
– Значит, решено, – сказал судья Франкенштейн. – Месье Клерваль торговец. Не из благородного сословия, но он добился немалых успехов и высоко поднялся в обществе. Теперь он довольно состоятелен. И у него есть сын твоего возраста, Анри.
Я не сомневалась, что судья Франкенштейн говорит о возрасте Виктора. Он редко обращался ко мне напрямую. Как правило, он просто меня не замечал.
Виктор насторожился. Не замечая этого, его отец продолжил:
– Я слышал, что о новом директоре городской школы хорошо отзываются. Если ты поладишь с Анри, мы можем отправить тебя в школу.
Я настойчиво сжала руку Виктора. Я видела, как он запаниковал, как напряглась каждая черточка на его лице. Я вскочила на ноги.
– Мы можем идти? Нам нужно подготовиться!
Не дожидаясь позволения выйти из-за стола, я в качестве извинения сделала книксен и потащила Виктора прочь из комнаты.
– О чем они только думают? – кричал он, меряя шагами детскую, которая пока еще принадлежала нам, а не младенцу. – Приглашать сюда посторонних! Как будто я просил, чтобы мне искали друзей. Как будто они мне нужны!
– Виктор, – сказала я. – Только подумай, сколько интересного можно узнать в школе! Здесь у нас таких возможностей нет. Мы уже прочитали почти все книги в доме. Но если у тебя будет доступ к новым книгам, хороший учитель… – Я возбужденно замахала руками. – Мы за месяц узнаем больше, чем вдвоем узнали бы за год!
Он поймал мои руки, которыми я рисовала в воздухе свои грандиозные планы, и прижал их к моим бокам.
– Ты ведь знаешь, что ты не сможешь пойти в школу.
– Конечно, знаю, глупый. – Я постаралась скрыть, как сильно меня ужалили его слова. На самом деле я даже не думала об этом. Я всегда была рядом с Виктором. Я уже представляла, как мы вместе ходим в школу. Понимание того, что я не буду – что мне нельзя – ходить с ним, обрушилось на меня волной и накрыло с головой. Я забарахталась, пытаясь выплыть на поверхность, сделать вдох и успокоиться.
– Значит, ты хочешь, чтобы нас разлучили?
Его темные глаза сверкнули, и я поняла, что сейчас разразится буря.
Много лет мы были неразлучны – настолько, что я уже не понимала, где заканчивается он и начинаюсь я.
– Нет! Ни за что. Но раз я не могу ходить в школу, тебе придется учиться за двоих и приносить полученные знания мне. Ты будешь моим разведчиком, будешь уходить в экспедиции и приносить мне сокровища. Пожалуйста, Виктор.
Мне было всего одиннадцать, но я хотела большего. Я никогда не думала об этом прежде, но мысль о нескольких часах свободы каждый день уже успела пустить корни и обвить мне легкие. Я поняла вдруг, что задыхаюсь в доме Франкенштейнов.
Я хотела ходить в школу вместе с Виктором. Я не могла этого делать. Но если Виктор уйдет, во мне никто не будет нуждаться. По крайней мере, эти несколько драгоценных часов. А потом он вернется с новыми знаниями.
Все, что мне нужно сделать, – это позаботиться о том, чтобы Анри и Виктор поладили. Я широко улыбнулась Виктору, не сомневаясь, что победа уже у меня в руках.
Мы с Виктором встретили Анри одетыми во все белое и держась за руки, как одно целое. Улыбка Анри была застенчивой, но искренней. Его открытое круглое лицо было совершенно не способно на обман. Если Виктор был холоден и отрешен, а я – обманчива, как кислая ягода, то Анри был ровно таким, каким мы его видели: самым обаятельным ребенком на свете. Даже его голубые глаза были чисты, как озеро в летний день.
Часть меня презирала его за то, как отчаянно он желал стать нашим другом. Он готов был ползать на четвереньках и гавкать по-собачьи, если бы мы сказали, что хотим поиграть в собак. Он смотрел на Виктора с таким приторным благоговением, что у меня ныли зубы. Если моя любовь к Виктору была исключительно эгоистична, любовь Анри была ее полной противоположностью.
И я, привыкшая судить людей по тому, чем они могли быть мне полезны, почувствовала, как мое сердце раскрывается при виде щербатой улыбки, осветившей его лицо, когда он увидел давно заброшенный нами сундук с маскарадными костюмами.
– У вас есть мечи? – спросил он, роясь в ворохе одежды. – Мы можем поставить пьесу!
Возможно, его родители привели его сюда в надежде упрочить свое положение в обществе, а родители Виктора пригласили его в надежде упрочить прогресс в социализации своего трудного ребенка. Анри же…
Анри пришел, чтобы хорошо провести время.
– Мне он нравится, – шепнула я Виктору. – Он глупый. Надо его оставить.
Анри развернул в воздухе отрез потертого пурпурного бархата и прищурился, словно представляя его плащом на плечах Виктора.
– Виктор пусть будет королем. В нем есть что-то царственное. И он гораздо красивее меня и умнее на вид.
– И ты ему нравишься, – шепнула я, подталкивая Виктора локтем. Он стоял неподвижно и молчал с того момента, как я сказала, что мне нравится Анри. – А значит, у него есть немного мозгов.
Виктор, смягчившись, слегка улыбнулся. Я позволила Анри нарядить меня королевой, а Виктор снизошел до роли короля. В тот день мы представили восхищенным родителям короткую пьесу. Я стояла между двумя мальчиками, сверкая поддельными драгоценностями и неподдельной радостью.
Пусть я и не могла ходить в школу, отправить туда Виктора тоже было неплохо.
Профессор Вальдман, к которому мы затем направились, был обладателем пресного, но абсолютно симметричного лица, а его одежда выдавала в нем человека, который тщательно заботится о внешности. В письме Виктора профессор Вальдман получил куда более лестную оценку, чем профессор Кремпе, но вскоре выяснилось, что знает он не больше своего коллеги. Он тоже получил от Виктора ворох вопросов и требований уделить ему время, но уже больше года не слышал от него ни слова. Нет, он не помнит, искал ли Виктора другой юноша, потому что у него нет ни времени, ни терпения для таких вещей, – и, разумеется, у него нет ни времени, ни терпения для двух неразумных девиц, интересующихся одаренным студентом, который глубоко разочаровал его, исчезнув без следа.
– Рекомендую поискать в игорных притонах, задних комнатах кабаков и на дне реки, – ехидно сказал профессор Вальдман. – Там частенько пропадают люди.
После этого он бесцеремонно захлопнул перед нами дверь. Уродливый, поблекший от времени медный дверной молоток оскалился мне в лицо, высмеивая мою неудачу.
Я поклялась, что, если фрау Готтшальк не запрет нас снова, я вернусь и брошу ему в окно камень.
Жюстина, дрожа, натянула шляпку пониже, пряча лицо.
– Мне так жаль, Элизабет. Мы пытались. Я знаю, как вы обеспокоены, но я не думаю, что нам стоит здесь оставаться. У нас больше нет сведений. Если Виктор… когда Виктор захочет, чтобы его нашли, он вам напишет. Вы сами сказали, что он непредсказуем и может хандрить месяцами.
Стиснув зубы, я покачала головой. Я вложила в это предприятие слишком много усилий и времени, чтобы сдаваться. Всю свою жизнь я была такой, какой хотел меня видеть Виктор.
Теперь я хотела видеть его. И я не собиралась отступать.