Нет покоя злодеям. Нет отдыха и добрым людям. – Связь с представителем Ассоциации миров в системе Сол – имени не помню, – приказал он. Слышал его только корабль. «Соединение устанавливается», – загорелось на экране. Опять лживые улыбки. И скрытые угрозы. Опять – он использовал это слово как эвфемизм – дипломатия. – Антон, – услышал он тихий дружеский оклик. Трехо развернулся вместе с креслом – лицом к комнате. Уинстон Дуарте стоял в ногах его кровати. Руки он заложил за спину, одет был в свободную домашнюю рубашку и черные брюки. Босой. Волосы всклокочены как спросонья. И, если верить глазам, он был здесь собственной персоной. – Тревога, – произнес Трехо. – Полный досмотр этого помещения. Дуарте обиженно поморщился. – Антон! Корабль в миллисекунды прочесал каждый дюйм каюты в поисках чего-либо или кого-либо неположенного. Экран доложил, что в помещении не обнаружено подслушивающих устройств, опасных веществ, неавторизованной техники. И только он сам из присутствующих. Корабль запросил разрешение на вызов вооруженной охраны. – У меня удар? – обратился Трехо к привидению. – Нет, – ответил Дуарте, – хотя выспаться тебе бы не помешало. – Призрак пожал плечами – движение было почти виноватым. – Послушай, Антон, ты сделал для сохранения империи все возможное, никто не вправе требовать от тебя большего. Я знаю, как трудно тебе пришлось. – Вас здесь нет, – сказал Трехо, выставляя против лжесвидетельства всех органов чувств единственно возможную реальность. – Для меня понятие «здесь» стало на удивление растяжимым, – согласился Дуарте. – Я чрезвычайно ценю твои усилия, но теперь ты можешь сдать пост. – Нет. Это еще не конец. Я продолжаю борьбу за империю. – И я это ценю. Действительно ценю. Но мы выбрали не тот путь. Мне еще нужно время спокойно все обдумать, но теперь я вижу яснее, и все будет хорошо. Трехо как волной накрыло желанием услышать эти слова – и поверить им. Первый поцелуй любви потряс его меньше. Дуарте улыбнулся с грустным юмором. – Мы с тобой выстроили империю галактических масштабов. Кто бы мог подумать, что мы мелко мыслим? Образ, иллюзия, проекция – чем бы он ни был, он пропал внезапно, словно из кинопленки вырезали кадр. – Чтоб меня! – сказал в пустоту Трехо. На настольном экране еще мигал сигнал тревоги. Он хлопнул ладонью по коммутатору. – Сэр, – произнес дежурный офицер, – нам поступил сигнал активной тревоги из вашего помещения. Вам требуется?.. – У вас пять минут на подготовку максимального ускорения в сторону кольца. – Сэр? – Включайте предупреждение, – сказал Трехо. – Всем в койки. Возвращаемся на Лаконию. Немедленно. Глава 1. Джим – Нас прозванивают, – доложил Алекс. В его голосе проявилась легкая распевность, всегда означавшая, что пилот не ждет от жизни ничего хорошего. Джим, сидевший в рубке перед тактической схемой системы Кроноса, отметил, что сердце забилось вдвое чаще, но все же попробовал возразить: – Ну, стук в дверь еще не значит, что он знает, кто сидит в домике. Продолжаем играть, как играли. «Росинант» изображал из себя легкий грузовик, какими кишела система Кроноса. Наоми настроила эпштейновский двигатель на выброс искажающих следовую подпись загрязнений и повышенную отдачу тепла. На подпольной верфи в системе Гарриса им на обшивку наварили изменившие силуэт судна пластины. Просачивающийся на поверхность жидкий водород менял и термический профиль корабля. Когда Наоми представляла свой план камуфляжа, все сочли его вполне приемлемым. Но при первой же угрозе Джим почувствовал себя голым. Вражеский фрегат носил имя «Черный змей». Он уступал размерами истребителям класса «Буря», но был хорошо вооружен и, как все военные корабли Лаконии, имел самозаживляющуюся наружную обшивку, что делало его почти бессмертным. Он входил в группу охотников, выслеживающих по всем необитаемым системам дочь верховного консула Терезу Дуарте – признанную наследницу империи и в данный момент механика-практиканта на «Росинанте». Можно подумать, с ними такое в первый раз! – Что-то еще? – спросил Джим. – Только прозвон лидаром, – сказал Алекс. – Не прогреть ли на всякий случай картечницу? У Джима вертелось на языке: «Да, давай прогреем», – но за него ответила Наоми: – Нет. По некоторым признакам их новые сенсорные системы распознают состояние рельсовых пушек. – Так нечестно, – пожаловался Джим. – Никого не должно касаться, что проделывает команда со своими личными пушками на своем личном корабле. В голосе Наоми он услышал улыбку. – В принципе согласна, но давайте не будем включать пушки, пока они нам не понадобятся. – Принято, – сказал Алекс. – Все еще ограничиваются прозвоном? – спросил Джим, хоть и видел то же самое, что Алекс. Да Алекс и сам бы сказал. – Связь молчит. Кронос был не то чтобы мертвой системой, но близкой к тому. Его большая звезда быстро выгорала. Когда-то в его зоне Златовласки была пригодная для жизни планета – достаточно обитаемая, чтобы дать протомолекуле биомассу на строительство врат. Но от возникновения врат до появления в руинах чужой цивилизации человечества прошли несчетные эпохи, и зона Златовласки успела сместиться. Живая планета еще не скрылась в короне расширяющейся звезды, но океаны с нее выкипели подчистую, и атмосферы не осталось. Местная жизнь сохранилась только на влажном спутнике газового гиганта на окраине системы и представляла собой, в сущности, жестоко конкурирующую пленку скользкой плесени величиной с материк. Из людей в системе Кроноса обитали тысяч десять рудокопов на ста тридцати двух участках. Корпорации, спонсируемые правительствами акционерные общества, независимые старатели на прыгунах и полулегальные гибриды трех первых обдирали палладий с довольно богатой россыпи астероидов и пересылали его тем, кто еще производил кондиционеры или занимался терраформированием. То есть всем и каждому. В прежние времена Кронос был дальней окраиной Союза перевозчиков, потом жопой Лаконской империи, а теперь никто не сумел бы сказать, что он собой представляет. По всей сети врат насчитывались сотни таких систем: несамоокупающихся и не мечтающих окупиться, занятых углублением собственной экономической ниши и не вступающих ни в какие коалиции. В таких местах подполью удобно было скрывать и ремонтировать корабли, а также строить планы на будущее. На тактической схеме метки с орбитами, статусами, составом и юридической принадлежностью астероидов облепили свирепую звезду облачком пыльцы в весенний день. Вокруг участков, где велась добыча или разведка, теснились десятки кораблей. Еще столько же поодиночке перелетали от форпоста к форпосту или таскали воду для реактивной массы и радиационной защиты. «Черный змей» вошел в кольцо три дня назад, торпедировал радиотранслятор подполья на наружной стороне врат и теперь неспешно разгуливал по системе на манер бездельника в модном ночном клубе. Врата обычно не вращались по орбите звезды, а держались на месте, словно забросив якорь в вакуум. Это было не самой большой из их странностей. Джим позволил себе надеяться, что «Змей» ограничится расстрелом пиратского передатчика подпольщиков. Что, побесчинствовав немного здесь, враг свалит резать условные телеграфные провода в следующей системе. А он остался и прочесывал систему. Искал их. Терезу. Наоми – действующего лидера подполья. И его. Когда дисплей коммутатора высветил зеленый значок входящей передачи, у Джима скрутило нутро. На этом расстоянии до боя оставался не один час, но всплеск адреналина случился такой, будто кто-то уже выстрелил. Близкий, всепоглощающий страх заслонил от него все необычное. – Передают, – сказал Алекс по корабельной связи, и через палубу над головой Джим тоже услышал его голос. – Удивительно… Не по направленному лучу… Похоже, это не нам. Джим открыл канал связи. Женский голос сухо рубил фразы – для лаконского офицерства эта манера была вроде акцента. – …агрессивные действия с соответствующими последствиями. Повторяю сообщение. «Черный змей» зарегистрированному грузовозу «Скоропортящийся продукт». Согласно приказу сил безопасности Лаконии вам надлежит выключить двигатель и приготовиться к приему на борт инспекции. Неповиновение будет рассматриваться как агрессивные действия с соответствующими последствиями. Повторяю сообщение… Джим включил фильтр тактической схемы. «Скоропортящийся продукт» находился от «Роси» в тридцати градусах в направлении вращения и разгонялся в сторону большого жаркого солнца. Если они и слышали сообщение, пока ничего не предпринимали. – Они из наших? – спросил Джим. – Нет, – отозвалась Наоми. – Числятся имуществом некоего Дэвида Калрасси с Бара Гаона. Не знаю такого. Учитывая световой лаг, «Продукт» должен был принять сообщение на десять минут раньше «Росинанта». Джиму представилось, как паникует тамошняя команда. Он сам с ужасом ждал такого сообщения. Как бы то ни было, пока что «Росинант» не в перекрестье прицела. Жаль, что Джим не мог до конца прочувствовать облегчение. Отстегнувшись, он перевернулся в амортизаторе. Зашипели шарниры ложемента. – Я на минутку в камбуз, – сказал он. – Прихвати и мне кофе, – попросил Алекс. – Э, нет, никакого кофе. Мне бы ромашкового чаю или теплого молока. Чего-нибудь мягкого, успокаивающего. – Хорошо звучит, – согласился Алекс. – Когда передумаешь и будешь варить кофе, прихвати и мне. В лифте Джим прислонился к стенке, пережидая сердцебиение. Вот так и случаются сердечные приступы, да? Пульс как начнет частить, так и не унимается, пока не лопнет что-то важное. Может, он и ошибался, но чувствовал себя именно так. Все время так себя чувствовал. Он поправлялся. Ему легчало. Автодок отрастил ему потерянные зубы. Унизительно, когда приходится, как младенцу, делать укольчик от зуда в деснах, но в остальном все прошло благополучно. Кошмары уже были для него старыми знакомыми. Начались они в плену на Лаконии. Джим ждал, что на свободе они прекратятся, а стало еще хуже. В последнем его хоронили заживо. Чаще снилось другое: кого-то из любимых людей убивали в соседней комнате, а он не успевал набрать код замка, чтобы их спасти. Или поселившийся у него под кожей паразит искал выход наружу. Или лаконские тюремщики снова приходили его избивать и ломали зубы. Как тогда. Зато, похоже, были сняты с показа старые ужасы, в которых он забывал одеться или неподготовленным сдавал экзамен. Не так уж худо ему жилось во сне. Бывали дни, когда он не мог избавиться от тревожного чувства. Где-то в мозгу засела беспричинная, иррациональная уверенность, что мучители с Лаконии непременно его отыщут. Более оправданным был страх перед теми, кто скрывался за вратами. Перед апокалипсисом, уничтожившим строителей врат и теперь нацелившимся на человечество. Если взглянуть в таком свете, возможно, все с ним было в порядке. Наверное, при таком положении дел ощущения, которые он до лаконского плена счел бы безумием, были здравыми и нормальными. И все-таки жаль, что он не всегда отличал вибрацию неровной работы двигателя от собственной дрожи. Лифт остановился, Джим покинул кабину и свернул к камбузу. Тихий ритмичный стук собачьего хвоста по палубе подсказал ему, что Тереза с Ондатрой пришли раньше него. И Амос – черноглазый, серокожий, восставший из мертвых – тоже был там, сидел за столом и, как всегда, по-хозяйски радушно улыбался. Джим не видел, как лаконская охрана прострелила ему затылок, но знал, что за дроны заново собрали обрывки человеческой плоти. Наоми все еще не могла решить для себя, считать ли его тем Амосом, что много лет летал с ними механиком, или механизмом чужаков, вообразившим себя Амосом потому, что создан из его тела и мозга. Джим решил, что Амос, даже если изменился внешне и нахватался обрывков знаний о древних чужаках, есть Амос. Обдумать этот вопрос глубже у него не хватало сил.