К тому же его любила собака. Такую проверку не назовешь решающей, но наименее неточной назвать можно. Сидевшая у ног Терезы Ондатра с надеждой уставилась на Джима и снова забила хвостом. – Нет у меня сосиски, – заглянув в выразительные карие глаза, сказал Джим. – Обойдешься, как все, концентратами. – Вы ее избаловали, – заявила Тереза. – Теперь она вам это припомнит. – Если я попаду в рай, – ответил ей Джим, – пусть это будет за то, что баловал собак и детей. Он машинально набрал код груши с кофе. Спохватился – и запросил вторую, для Алекса. Тереза Дуарте, пожав плечами, вернулась к тубе с грибами и пряностями на полезной для пищеварения волокнистой массе – так она завтракала. Волосы она стягивала в темный «конский хвост», неизменно опущенные уголки губ отражали то ли характер, то ли особенности организма. Она росла на глазах у Джима в здании Лаконского государственного совета и выросла из самонадеянного ребенка в бунтующего подростка. Сейчас ей исполнилось пятнадцать, и он успокаивал себя, припоминая пятнадцатилетнего Джима: тощего темноволосого мальчишку из Монтаны, не знающего толком, чем занять себя в жизни, и придерживающего как запасной вариант вербовку в военный флот. Тереза казалась старше, чем Джим в ее возрасте, больше знала о мире и меньше его одобряла. Пожалуй, они друг друга стоили. Когда Джим был пленником ее отца, Тереза его боялась. Теперь, когда она оказалась на его корабле, страх куда-то испарился. Тогда он был ей врагом, но и теперь Джим сомневался, считает ли она его другом. Где ему разбираться в эмоциональных сложностях социализировавшегося в изоляции подростка. Раздатчик доделал кофе для него и Алекса, и Джим, забрав груши, порадовался греющему ладони теплу. Дрожь почти прошла, а горечь кофе успокаивала лучше чая. – Скоро надо будет дозаправиться, – заговорил Амос. – Правда? – С водой у нас порядок, а топливных пеллет не помешает добавить. И восстановители воздуха уже не те. – Плохо дело? – Несколько недель еще продержимся, – сказал Амос. Джим кивнул. Он уже собрался отмахнуться, отложить проблему на завтра. Только это было бы ошибкой. «На хрен все, что не прямо сейчас» – это кризисное мышление, которое, если от него не избавиться, приводит к новым кризисам. – Поговорю с Наоми, – обещал он. – Что-нибудь сообразим. «Если нас не разыщут лаконцы. Если не убьют те, из-за врат. Если нас прежде не прикончит одна из тысячи катастроф, которых я и в мыслях не держал». Он глотнул еще кофе. – Ты как, капитан? – спросил Амос. – Что-то ты малость дерганый. – Отлично, – заверил Джим. – Прикрываю практически не прекращающуюся панику легким юморком – как все. Амос после мгновения жуткой неподвижности – одной из примет его новой личности – улыбнулся шире прежнего. – Тогда все в порядке. Через корабельную связь подал голос Алекс: – У нас новости. – Хорошие? – Какие-то, – уточнил Алекс. – «Скоропортящийся продукт» выбросил в космос некую жидкость и гонит как черт к той большой торговой станции во внеш нем поясе. – Принято, – отозвалась Наоми тоже по связи и с тем новым хладнокровием, которое Джим про себя назвал «голосом коммандера Нагаты». – Подтверждаю. – А «Черный змей»? – обратился к стене Джим. После короткого молчания ответил Алекс: – Похоже, гонят за ним. – Удаляются от кольца? – И правда, – с нескрываемым удовольствием подтвердил Алекс. Облегчение продлилось недолго. Джим уже обдумывал все возможные ловушки. Если «Роси» поспешит свернуть к кольцу – привлечет к себе внимание. Даже если разойдется с «Черным змеем», в пространстве колец могут поджидать другие лаконские корабли, рискующие собой, чтобы перехватывать беглецов из системы. – Почему они бегут? – удивилась Тереза. – Неужели надеются уйти? Это ведь глупо. – Они не корабль пытаются спасти, – ответил ей Амос с тем же философским терпением, с каким объяснял, как варить швы при микрогравитации или проверять герметичность труб. Голосом учителя, рассказывающего студенту, как устроен мир. – Не знаю, что там у них такое на корабле, что может взбесить лаконцев, но спрятать это они не сумеют. Уж очень здесь прозрачная система. И затаиться, чтобы сменить позывные транспондера, тоже не успеют, так что кораблю конец. Зато на большой торговой станции можно высадить экипаж, чтобы перебрался на другие корабли или смешался с местными. – Бегут туда, где есть шанс спрятаться, – заключила Тереза. – И чем больше выиграют времени, тем больше у них шансов, – сказал Амос. «На их месте могли быть мы, – думал Джим. – Сочти нас „Черный змей“ хоть немного подозрительнее „Продукта“, нам пришлось бы пожертвовать „Росинантом“ в надежде стать маленькими и незаметными, чтоб не сыскали». Только это был самообман. Не нашлось бы в системе Кроноса такого тайника, куда бы не заглянула Лакония. Их единственной надеждой был неприметный вид, потому что любой план Б вел к столкновению. Он считал, что ни словами, ни видом не выдал своего отчаяния, но ошибся, потому что Тереза уставилась на него с обидой и жалостью: – Вы же знаете, я не позволю им причинить вам зло. – Уверен, что ты постараешься, – кивнул Джим. – Я все-таки дочь верховного консула, – напомнила она. – Я уже выручала вас из беды. – Второй раз я на тот же трюк не положусь, – резче, чем ему хотелось, возразил Джим. Ондатра шевельнулась, тяжеловесно поднялась на ноги и забегала глазами от него к Терезе. Взгляд девочки стал жестким. – Думаю, капитан хочет сказать, – вмешался Амос, – что ему не по вкусу использовать тебя как живой щит. Не то чтобы ты не согласилась – ты ведь такое уже проделывала. Но те, кто с другого конца ствола? Мы их не знаем, неизвестно, чего от них ждать, так что не стоит на них рассчитывать. Тереза все хмурилась, но уже меньше. – Да, – признал Джим, – так оно куда более красноречиво. – Иногда мне и такое дается, – сказал Амос. Может быть, пошутил, а может, и нет. – Подготовить корабль к бегству? Реакторной массы у нас хватит на приличное ускорение. – Помнится, у нас не хватало топливных пеллет? – Верно, но остаток можно потратить, чтобы выбраться из Кроноса: внесем воду в список покупок, и порядок. Вот восстановители и правда поджимают. Эта мысль притягивала его сильней гравитации. Включай двигатель, нацелься носом в подходящее кольцо и рви когти, пока враг не сцапал. Джим непроизвольно стиснул груши с кофе. – Наоми, что скажешь? Короткое молчание. – Извини, я прослушала. О чем речь? – Подготовить «Роси» к броску? Когда «Черный змей» наберет разгон, можно будет прорваться. – Нет. – Он ждал этого ответа. – Они нас не опознали. Ударившись в бега, мы только навлечем подозрение. Лучше сойти за непричастных. Алекс? Просчитай, как нам перехватить «Белый дуб». Тот большой ледовоз у второго газового гиганта. – Есть курс, – доложил Алекс. Амос поерзал на скамейке. – Капитан… – Все нормально. – Надо будет бежать, – сказала Наоми, – сбежим. «Вечно нам надо бежать. И никакой передышки», – думал Джим. Говорить это вслух не было смысла. Глава 2. Танака Алиана нажала кнопку вейпа и глубоко затянулась. Пахнущий ванилью туман мягким теплым облачком наполнил легкие. Смесь никотина с тетрагидроканнабинолом и примесью какой-то экзотики. Экзотики, уравновешивающей сонливость от ТГК обострением восприятия. Шторы были задернуты, но свет по краям просачивался, поджигал пылинки радужными искорками. Алиана шевельнула ногой. Шелковистая простыня была ласковей тысячи миниатюрных любовников. Тристан спал рядом, прижавшись к ее бедру подтянутой мускулистой задницей. И тихо похрапывал, изредка подергиваясь и вздыхая. Алиана понимала, что эти звуки кажутся ей милыми и очаровательными только потому, что она на взводе и после коитуса. Как только храп начнет раздражать, Тристан станет здесь лишним. Опытным путем она отыскала два способа выживать при жестком авторитарном режиме. Первый – к нему прибегало большинство: быть тем, чем хочет видеть тебя власть. Марсу требовались верные солдаты, их он и штамповал, как принтер штампует детали. Алиана с годами успела понять, что принадлежит к их числу. Она видела, как соратники тщатся задавить или изгнать из души все не вполне марсианское, и порой им это удавалось. Другой способ выжить: научиться получать удовольствие от тайны. Радоваться тому, что кажешься не тем, что ты есть. И отточить это умение. Оно напоминало сексуальное извращение, даже если не требовало тащить в койку младших по званию. Волнующее сознание, что обмолвка или оплошность могут привести к пуле в затылок, ей нравилось гораздо больше обычного секса. Снисходительное, открытое общество, где занимаются тем же самым, не опасаясь последствий, свело бы ее с ума. Она с самого начала была в восторге от лаконского эксперимента, потому что мечта Дуарте, обернувшаяся сперва восстанием против Марса, а затем непрерывной чередой опасностей, кормила ее адреналином. Алиана этого не стыдилась. Знала, что собой представляет.