– Просыпайся, – сказала она, пальцем ткнув юношу в спину. – Сплю, – промямлил Тристан. – Знаю. А теперь просыпайся. – Она снова ткнула его пальцем. Десять часов в неделю они занимались борьбой и боксом. Пальчики у нее, если напрячь, были тверже железных стержней. – Господи прокляни! – выговорил Тристан и перевернулся. Улыбнулся ей спросонья. Всклокоченные светлые волосы и гладко выбритые щеки с глубокими ямочками – чистый херувимчик с классического полотна. Рафаэлевский путти. Еще разок затянувшись, Алиана протянула вейп ему. Тристан покачал головой. – Ты чего меня разбудила? Она со вкусом потянулась на мягких простынях – ее тело едва умещалось на длинной койке. – Я под кайфом, желаю трахаться. Он с театральным вздохом повалился на спину. – Алли, я отдал тебе всю жидкость до капли. – Так ступай, выпей стакан воды, закуси соляной таблеткой и тащи задницу обратно в койку. – Есть, есть, полковник! – рассмеялся Тристан. Его смешок оборвался резким выдохом: «Уф-ф», – когда она навалилась ему на живот, лодыжками и ступнями прижала к матрасу бедра, а руками – запястья. Плечи и грудь у него были хорошей формы, но мягковаты: скорее как у здорового подростка, а не мужчины за двадцать. У нее руки были тонкие, жилистые, с мышцами бегуна на длинные дистанции, до основы обожженные постоянной нагрузкой и крепкие, как стальные пружины. Она легко пресекла его попытку шевельнуться, до хруста сжала пальцы – и он ойкнул. – Алли, ты… Она снова нажала, и он заткнулся. Видел, что она сердита. Она любила себя сердитой. И любила, чтобы он это видел. – В этой комнате я Алиана, а ты Тристан, – медленно отчеканила она, не позволив наркотику сделать речь невнятной. – За ее дверями ты – капрал Ривс, а я – полковник Танака. И никогда не следует путать одно с другим. – Знаю, – пробурчал Тристан. – Я пошутил. – Не шути. Никаких смешков. Никаких оговорок. Мы с тобой держимся на строжайшей дисциплине. Любая твоя ошибка будет стоить мне как минимум позорной отставки. – Я никогда не… – И тебе, – словно он и рта не открывал, продолжала Алиана, – не понравится та я, с которой тебе тогда придется иметь дело. Она уставилась на него сверху, дожидаясь, пока испуг перейдет в понимание. А потом выпустила запястья и слезла с него, легла рядом. – Принеси и мне попить, хорошо? Тристан молча встал и вышел. Алиана смотрела ему в спину, любуясь движением бедер и ягодиц, плавно сужающимся книзу силуэтом плеч и спины. Он был очень, очень хорош собой. Когда наступит неизбежный конец, она будет по нему скучать. Но это не отменяло неизбежности конца. Так происходило всегда. И это тоже было частью наслаждения. Тристан скоро вернулся с двумя стаканами воды. Неуверенно остановился в ногах кровати. Алиана похлопала по простыне рядом с собой. – Извини, если обидела. – Да ничего, – ответил он, подал ей стакан и сел рядом. – Извини за ошибку. Ты трахаться не расхотела? – Через минутку, – сказала она. Минуту оба гулко глотали. – Я тебя еще увижу? – спросил наконец он. Алиана отметила, что радуется звучащей в его голосе надежде. – В этот раз мне придется задержаться на Лаконии, – ответила она. – Да, мне хочется снова тебя увидеть. Только надо помнить об осторожности. – Понимаю, – сказал он. Она знала, что он действительно понял. Она любила, чтобы игрушки были много моложе нее и младше чином. Так было проще. Но с дураками она время не проводила. Жажда прошла, тепло из легких приятно расползалось к животу. Она протянула руку, накрыла ладонью его бедро. – Думаю, нам надо бы… У нее на столике звякнул ладонник. Она установила режим «Не беспокоить» – значит, входящий вызов был достаточно важен, чтобы устройство игнорировало запрет. Ладонник был хорошо натаскан и, вероятно, не ошибался. Она взяла его и посмотрела, кто вызывает. Из здания Государственного совета. Она включила связь без видео. Тристан, выскользнув из постели, потянулся за штанами. – Добрый вечер, полковник. Это лейтенант Санчес из «Графиков и логистики». Вас ждут на совещании через два часа. – Впервые слышу, – отозвалась она, нашаривая на столике отрезвляющие препараты. – Какая повестка, не скажете? – Простите, полковник, у меня нет допуска к этим сведениям. В число участников вас включил адмирал Милан. Конец забавам… * * * К зданию Государственного совета она подходила под дождем. Капельки покрыли мостовую темной блестящей пленкой. Невысокие горы за краем территории словно сошли с древней гравюры укиё-э Ёситоси или Хиросигэ. Атташе от научного директората ждал ее с чашкой кофе и зонтом. Она отмахнулась от того и другого. Здание Государственного совета она знала неплохо. Чаще работала в поле, но завела немало друзей и профессиональных связей в высших эшелонах власти, чтобы, прилетая на Лаконию, частенько сюда заходить. Не бывала здесь после осады Лаконии, гибели строительных платформ и похищения или автоэмансипации Терезы Дуарте. Само здание за это время не изменилось. Литой бетон был по-прежнему прочен, букеты в вазах по-прежнему свежи. Охрана в отглаженной в острые стрелки форме по-прежнему непроницаема и сдержанна. Но все казалось каким-то хрупким. Атташе провел ее в знакомый кабинет. Желтые стены из местной древесины с голубыми гербами Лаконии в панелях и две строгие кушетки. Адмирал Милан – заместитель командующего на время, пока верховный консул пребывал в уединении, а адмирал Трехо – в системе Сол, – сидел за большим столом. Он был крупный мужчина с тяжелым лицом, сединой в короткой щетине и выбритой головой. А по Марсу она знала его как закаленного годами службы космического волка, не терпевшего никаких глупостей и вспыльчивого, как барсук. И невероятно его любила. У одной кушетки стоял лейтенант со значком радиоэлектронной разведки на синей флотской форме. Рядом, сложив руки на коленях и сплетя пальцы, сидел доктор Очида из научного директората. В тишине ощущалась неловкость прерванного разговора. Нарушил молчание адмирал Милан: – Мы здесь немножко задержались, полковник. Садитесь, мы скоро заканчиваем. – Да, сэр, – отозвалась Танака и села. Адмирал Милан взглянул на стоящего лейтенанта – Россифа, согласно именной нашивке, – и кончиком пальца начертил в воздухе кружок. Закругляйтесь. – Система Гедара. Население не дотягивает до двухсот тысяч. Высокая концентрация расщепляемых материалов в верхних слоях коры, так что они там в последние годы пытались наладить глубинную добычу ископаемых. Сельское хозяйство существует, но до самодостаточности им еще десятки лет. – Провал? – спросил адмирал. – Двадцать три минуты одиннадцать секунд, – ответил Россиф. – Полный провал в сознании. Несколько погибших, некоторый ущерб инфраструктуре. В основном автомобильные аварии или падения с высоты. Согласно журналам, за несколько секунд до провала в кольцо вне графика вошли два тяжелых грузовика – отправились к летучим голландцам. Доктор Очида прокашлялся. – В этот раз отмечена одна странность. – Более странная, чем всеобщее отключение мозгов на двадцать минут? – заинтересовался адмирал Милан. – Да, адмирал, – ответил Очида. – Приборы показывают за время события еще потерю времени нового типа. – Объясните. – Сокращение, – сказал Очида. – Свет ускорился. Адмирал Милан почесал шею. – Мы по-разному понимаем слово «объясните»? Танака сдержала улыбку. – Проще говоря, скорость света есть функция от базовых характеристик вселенной. Скажем так… Причинно-следственные связи быстрее всего распространяются в вакууме. В Гедаре на двадцать с чем-то минут природа пространства-времени изменилась таким образом, что увеличилась скорость света. Световой лаг от кораблей у кольца Гедары до планеты чуть меньше сорока минут. Согласно записям приборов, на время события он уменьшился почти на четыре тысячи наносекунд. – Четыре тысячи наносекунд… – повторил Милан. – На двадцать минут в этой системе изменилась природа пространства-времени, – подчеркнул Очида и, не дождавшись должной реакции, изумленно округлил глаза. – Ну что ж, – отозвался Милан, – это определенно следует обдумать. Спасибо за доклад, лейтенант, доктор. Вы оба свободны. А вы останьтесь, полковник. – Да, сэр, – ответила Танака. Когда двое вышли, Милан развалился на стуле.