Кепло резко вздохнул. — Похоже, ведьма, здесь не надобен ассасин — ты сама кого хочешь зарежешь. Мать страшится риска, который ты примешь на себя, и я послан на защиту. Рувера фыркнула. — Нужно бы ей больше узнать о силе, что я обрела. Можешь не называть нас общиной: здесь доверие удушено на пороге, а собор шипит почище змей в соломе. — Ночевать в амбарах — приглашать нежелательных гостей, — слабо улыбнулся Кепло. Удержи воображение, ведьма. Я охранник на один день. — Охранник лжи, — почти прорычала Рувера, отвернувшись. — Тогда за мной. Уже недалеко. Реш пожал плечами, видя удивленный взгляд Кепло. — Иные браки лучше не доводить до финала. Рувера кашлянула смехом, не оглядываясь на мужчин. — Здраво размышляя, — сказал Кепло, — даже я скорее бросился бы в объятия мужчины. Наконец-то вижу в тебе перемену мотивов и желаний, дружище Реш. Мы навсегда пойманы пародией на семью? Муж, жена, сын и дочерь — титулы, смелые как плевок в лицо ветру. — Я принимал эту влагу за слезы, — поморщился Реш. — Некогда. — Когда был малым дитем, верно? — Одним я обязан Рувере: она дала лицо моему смущению, и каждая черта заострена гримасой отказа. Ведьма снова засмеялась впереди. — Лицо и просящая рука, но без толка. Однако откровение дано мне, не ему. Ну, — сменила она тон, поднявшись на гребень, — узрите новую освященную землю. Реш и Кепло присоединились к ней и молча встали, глядя вниз. Впадина имела форму овала шести шагов в ширину и восьми в длину. Крутые края скрывались за стеблями травы, так что единственная ступень вниз была плохо различима; само дно оказалось ровным и свободным от камней. Странное образование находилось на ровном плато, часть которого монахини десятки лет назад вскопали и пытались засадить овощами, но без особых успехов. Дальше высились небольшие холмы, на многих имелись родники вблизи каменистых вершин. Беспрестанные потоки воды прорезали глубокие рытвины на склонах холмов, сформировав и единое русло, постепенно исчезавшее среди оврагов и сорняков. Однако впадина оставалась сухой, так что Кепло нахмурился: — Освященное? Уж явно не тобою. Рувера пожала плечами. — Речной бог мертв. Пропал из-за проклятия Тьмы. Фактически предан, хотя это уже не важно. Женщина на троне Харкенаса нами не интересуется, и нам самим лучше пропасть долой с ее глаз. Супруг, поищи и скажи: что тебе отвечает? — Ты вырыла яму своими руками? — спросил Реш. — Нет, конечно. Кепло хмыкнул и помешал Решу ответить. — Так позволь нам объяснить ее сотворение при помощи твердого разума. Видишь, со склонов текут ручьи. Достигая дна долины, они незаметно утекали бы дальше, не будь тут канав орошения. Еще здесь, под твердой коркой, лежат линзы наметенного ветром песка и осадочных пород. Итак, ручьи несут воду, вода находит скрытые пути к этим линзам и вымывает песок, отсюда и провалы в почве. — Он повернулся к Рувере. — Ничего священного в создании. Никаких чудесных явлений. Именно эти тайные потоки победили монахинь, решивших растить здесь урожай. — Я жду, супруг, — сказала ведьма, наморщившись, словно не одобряя присутствия Кепло и не желая слушать любые его речи. — Я… не уверен, — признался некое время спустя Реш. — Доводы Кепло звучат здраво, но кажутся мирскими и дольно поверхностными. Нечто иное дремлет под коркой. Не дар речного бога. Возможно, вовсе не святое. — Но могущественное, супруг! Скажи, что ты способен это почуять! — Интересно… это не Денал? — Если здешнее волшебство исцеляет, — тихо сказала Рувера, — то на холодный манер. Отвердение рубцов, пятна на коже. Оно не признает симпатии. — Лично я ничего не чувствую, — вмешался Кепло. — Супруг? Реш потряс головой. — Ну ладно, Рувера. Пробуди его. Покажи. Та глубоко вздохнула. — Давайте возьмем выражение его силы и сделаем бога. Нужна лишь воля, чтобы выбрать форму для того, кто ждет. Мы на краю обрыва, но остается тропка — можно ходить и стоять сверху. С этого узкого побережья можно тянуться в обе стороны, в оба мира. — Ты шаришь в тенях, выдумщица, — бросил Кепло. — Никогда я не доверял воображению — по крайней мере, больше не верю. Делай же себе идола, ведьма, и покажи мне, что он достоин поклонов и молитв. Что пред ним можно застыть парализованным на коленях. Но если я замечу следы твоих ладоней и пальцев на глине, женщина, отвергну культ и назову тебя шарлатанкой. — Карга, которую вы все еще зовете Матерью, наконец показывает зубы. Кепло попросту пожал плечами. — Рувера, — взглянул на нее Реш, — вижу, ты колеблешься. — Я уже тянулась туда, — отозвалась она, — и коснулась… чего-то. Слегка, но ощутила его силу. Вполне достаточно, чтобы понять его посулы. — Так почему ты не желаешь присутствия ассасина, супруга? — Возможно, — ответила она, не сводя взора с впадины, — эта сила потребует жертвоприношения. Крови. Моей крови. — Она обернулась к Кепло. — Не защищай мою жизнь. Мы потеряли бога. У нас нет ничего, кроме великой нужды. Я отдаюсь добровольно. — Куральд Галайн погружается в шквал мирской войны. Гражданской войны. Пока мы можем стоять наособицу. Не нужно жертв, Рувера. Возможно, я тебя недолюбливаю, но не хочется увидеть, как ты расстаешься с жизнью. — Даже чтобы стоять наособицу, ассасин, нужна сила. — Она указала рукой куда-то в сторону севера. — Рано или поздно они потребуют выбрать сторону. Финарра Стоун еще гостит у отца Скеленала, она просит, чтобы мы присягнули Матери Тьме. Но семья наша в беспорядке. Патриарх дрогнул, у него нет силы. Мать Секканто еще хуже. Нужно выбрать другого бога. Другую мощь. Реш вцепился в бороду и не сразу кивнул. — Да, это выпало на нашу долю. Кепло… — Я решу в последний миг. Нож выбирает один раз. Рувера разочарованно зашипела и махнула рукой, чуть не задев его. Встала лицом к провалу, закрыла глаза. Кепло стоял, не понимая, следить ли за ведьмой или за внешне невинной впадиной внизу. Под тяжелым шерстяным плащом руки сжали кинжалы. Резкий вздох Реша заставил его обратить всё внимание на низину, где какой-то ветерок прогладил траву — и согнул в стороны от края провала, словно это были лепестки огромного цветка. Потрескавшаяся почва странно замерцала, Кепло заморгал, удерживая фокус — но напрасно, пятно нечеткости росло, цвета сливались и перемешивались. Теперь что-то поднималось снизу. Какое-то тело, лежавшее на спине. Показалось, что это лишь костяк, пожелтелый и весь в торфе; но скелет тут же пропал под узлами мышц и длинными струнами сухожилий, связок. Кожа наползла на тело, поднимаясь снизу, словно грязь, и была она темной. Волосы выросли из кожи, покрыв все тело, особенно густо подмышками и в паху. Стоя, существо оказалось бы чуть ниже среднего Тисте. Кепло подался вперед, одержимый любопытством. Изучил необычные, звероподобные черты лица — выступающие широкие скулы и челюсть, приплюснутый нос. Закрытые глаза утопали в орбитах, торчащие надбровные дуги почти скрывали их. Лоб прятался под черными густыми волосами. Уши существа были маленькими, прижатыми к вискам. Он уловил вздохи и выдохи узкой, но сильной грудной клетки — и тут же существо открыло глаза. Губы растянулись, обнажая толстые грязные зубы, из горла вырвался низкий стонущий звук. Пришелец задрожал, размылся и внезапно распался на части. Рувера закричала, Кепло расслышал ругань Реша. Клинки ассасина уже вылетели наружу, но как было использовать оружие? На месте твари оказалась целая дюжина зверей, скользких и черных, похожих на хорьков, хотя больше и тяжелее. Блестели клыки, светились глаза. Уже два десятка зверей кишело на дне ямы. Кепло услышал вопль ведьмы, но не смог ничего сделать — три твари мчались на него. Он отскочил, взмахивая клинками. Один прорезал было шкуру зверя, но перекрестие рукояти застряло в меху; и тут же неистовые челюсти сомкнулись на руке, прошли до костей и принялись грызть и терзать. Кепло выл, вырывая руку из пасти твари. Второй зверь врезался в живот, царапая когтями и раздирая одежду. Он ошеломленно отступал. Зубы третьей твари прорвали плоть, смыкаясь на бедренной кости. От всего этого веса он упал. Однако один кинжал остался в руке — ассасин извернулся и вогнал оружие в череп зверя, вырвал и ударил тварь на животе. Пасть, нацелившаяся на его глотку, закрылась с лязгом, из ноздрей хлынула кровь. Ложась набок, Кепло ударил еще раз и понял, что жизнь покинула врага. Первый пришелец снова накинулся на руку выше локтя. Давление зубов крушило кости, как сухие палки. Кепло подтянул к себе руку и перерезал зверю горло до позвонков. И снова перевернулся, вырвав руку из ослабевшей пасти. С трудом присел на корточки и сверкнул глазами, готовясь встречать новый натиск. Но вокруг все было недвижимо. Лай нападавших существ слышался на отделении и быстро затихал. Ведун Реш стоял на коленях в нескольких шагах, около туш двух зверей. Из-под разодранного плаща показалась плотная кольчуга; там и тут большие когти вырвали кольца, свисавшие подобно колдовским фетишам. Сразу за спиной ведуна Кепло заметил оторванную женскую руку. В воздухе пахло дерьмом; чуть изогнувшись, он обнаружил длинную полосу вырванных кишок, заканчивавшихся в животе маленькой съежившейся фигурки. Ноги у ведьмы также были отгрызены выше колен. — Реш… Ведун протянул руку и выдернул топор с короткой рукоятью из ближайшего трупа. — Реш. Твоя жена… Друг покачал головой и встал, шатаясь словно пьяный. — Похороню ее здесь. Иди назад. Доложи. — Доложить? О лучший мой друг… — Оставь нас, Кепло. Просто… оставь нас, хорошо? Ассасин встал, не зная, способен ли на путь назад. С правой руки кровь лилась по изглоданным, сломанным костям кисти, соединяя землю и кончики пальцев трепещущими струнами. Левое бедро распухло и онемело, мышцы словно превратились в камень. В отличие от Реша, он не надел доспехов, и когти порвали кожу над ребрами. И все же он отвернулся от друга, подняв голову, и поковылял по дороге. «Мой доклад. Благие Мать и Отец, ведьма Рувера мертва. Пробудилась тварь и стала многими тварями. Они были… были не готовы к переговорам. Кажется, мать и Отец, что мы лишь детишки на земле, кою зовем своей. Вот вам урок. Прошлое ждет, но не зовет к себе. Войти в его комнату значит погубить невинность. Смотрите на меня, Мать и Отец. Смотрите на дитя, зрите свет знания в его глазах». Он истекал кровью. Голова казалась очень легкой, мир вокруг менялся. Дорога пропала, травы стали выше — он сражался с ними на каждом шагу, вырывая ноги из путаницы стеблей. Зима исчезла, спиной он ощущал солнечный жар. Вокруг по равнине бродили животные — звери, которых он никогда не видел. Высокие, изящные, одни в полосках, другие в больших и малых тусклых пятнах. Он видел тварей, очень похожих на лошадей, и других — с невозможно длинными шеями. Видел обезьян, более похожих на собак, они бегали на четырех лапах, высоко поднимая хвосты. Это был мир грез, выдуманный и никогда не существовавший. «Воображение возвращается терзать мою душу. Словно проклятие, болезненно острое зазубренное лезвие. Рассудок кап-кап-кап на травку. Что же остается? Лишь жестокое, порочное воображение. Царство обманов и фантазий, мир лжи. Рая не существует — не дразни меня этой картиной! Мир неизменен, признай же, глупец! Высоко подними истины того, что окружило тебя на самом деле — голые холмы, горький холод, неоспоримая бессердечность всего вокруг. Мы знаем эти истины, знаем: порок, жестокость, равнодушие, бессмыслие. Тупой пафос существования. С ними нет причин сражаться, вести войну. Опустошите душу мою от великих целей, и тогда — лишь тогда — я познаю покой». Ругаясь, он боролся с миражем, но травы всё же хватили его за ноги, он слышал хруст вырываемых корней. Впрочем, он уже был в тени, войдя в лес. Спутанные кусты закрывали опушку, но затем он оказался меж лохматых сосен и елей — воздух прохладнее, в сумраке густых ветвей видны тяжелые, громоздкие бхедрины, уши мотаются, красные глаза следят за ним, бредущим мимо. Где-то неподалеку зверь раздирал на куски упавший ствол. Он слышал, как когти скрипят, бороздя гнилую древесину. Через миг он подошел к твари вроде тех, что были в низине. Та подняла широкую голову, нацелив на него запачканное щепками рыло, с рычанием оскалила зубы, но тут же убежала, ковыляя на манер выдры. Кепло смотрел, замечая на заду следы крови. «Ты мне показываешь всё это? Я тебя запомнил. Клянусь, между нами еще не кончено».