– Ну, твой брат ошибается. –Почему? –он наклоняет голову. –Я особенный проповедник. Плохой, – я поворачиваюсь к нему лицом и косо смотрю, пытаясь выглядеть как можно опаснее. – Ты не захочешь со мной связываться, малыш. Я злой, – я делаю страшное лицо, и ребёнок взрывается от смеха – это заставляет меня улыбнуться. Тогда я заметил, что Лаура направляется в нашу сторону. Я прочищаю горло и сижу, стараясь не выглядеть, как подонок, хотя я…ещё тот подонок. Она наклоняет голову, когда узнает меня и хитро улыбается. – Эй, разве я не знаю тебя? –Он – отец Фрэнк, сестра! – говорит Бруно. – Он был в нашем доме, на завтраке! Ты забыла? –Нет, глупенький, это был риторический вопрос, – она массирует голову, взъерошивая волосы. – Что такое рит–рит–орка? Она усмехается. – Это означает, что это не вопрос. –Должен ли я вообще отвечать тогда? – размышляю я. Она обращает на меня внимание, вытирая лоб полотенцем. – Ну, что за совпадение. Улыбаюсь и наслаждаюсь видом. Нет смысла отрицать, тем более что никаких обвинений не было. Пока. – Бруно уже нашёл тебя. Ты следишь за нами или что? – спрашивает она, поднимая бровь. Ах–ха, вот оно. – Нет, – ухмыльнулся я. – Просто ваш дружелюбный сосед–проповедник патрулирует этот район. Она закатывает глаза, но я могу сказать, что она едва сдерживает смех. –Есть в чём исповедаться? – спрашиваю я. Она вздыхает. – Как будто ты ещё не всё знаешь. – У меня есть! – Бруно поднимает руку. – О, да? Расскажи мне, что ты сделал? – спрашиваю я, приближаясь. Он закрывает рот и застывает, так что я наклоняюсь ещё ближе и похлопываю по скамейке. – Садись. Он делает то, что я прошу, а потом поворачиваюсь к нему так, чтобы он мог прошептать мне на ухо. –Я писал в песочнице. Моя ухмылка превращается в полный всплеск смеха. –Что? –спрашивает Лаура. Я поворачиваю своёлицо к Бруно и шепчу ему на ухо.– Это настоящая причина, по которой ты больше не хотел играть в песочнице? Он кивает. – Что?! –голос Лауры на этот раз ещё громче, она перекинула полотенце через плечо, как какое–то заявление. Бруно смотрит на меня так, как будто умоляет меня не говорить ей – вероятно, потому, что она бы разозлилась и была бы права. Но я думаю, что буду играть в эту игру один. Поэтому я скрещиваю пальцы и улыбаюсь, как ублюдок. – Прости. Признания, сделанные проповеднику, строго конфиденциальны. О, этот взгляд на её лице сейчас. В крови закипает ярость. Великолепно. – Фрэнк… – шипит она. Я пожимаю плечами, всё ещё улыбаясь, когда откинулся назад. – Он что–то сделал; ты должен мне сказать. Это не шутка, – ворчит она. – Что, если это что–то постыдное или неправильное? –Ты имеешь в виду то, что мы сделали в церкви? Её глаза расширяются, и удивление на её лице делает его восхитительным. –Что сделали? – спрашивает Бруно. –Ничего! – шипит Лаура. – Фрэнк… Я смотрю на Бруно и говорю.– Бруно. Если ты извинишься, твои грехи будут прощены. –Значит ли это, что и Бог меня простит? Я киваю. Трудно объяснить эти вещи ребёнку, если он такой маленький, как Бруно. Он мило рисует крест на груди и бормочет.–Простите. –Хорошо, – я похлопал его по спине, а затем посмотрел на Лауру. – Видишь? Он раскаивается, поэтому ему простили его грехи. Она сужает глаза и огрызается на меня. – Ты такой плохой. –Я знаю, – ухмыляюсь я, потому что считаю это комплиментом. Я встаю со скамейки и отряхиваю штаны. – Ну, я думаю, что это намёк на то, что