этим… – она бросает взгляд на Лауру, затем изрекая, – ладно, – сжимая мою руку. – Лаура, – произносит она, неловко улыбаясь. – И мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть. Мама замолкает, но я могу сказать, что она в ярости. И когда она поворачивается ко мне, клянусь, у неё убийственный взгляд. Может быть, я должен медленно отступить, пока она не задушит меня до смерти. Это меня не удивит, после всего того дерьма, что я сделал. – Ты отвратительная, грязная свинья! – Мама снова бьёт меня Библией. Лаура медленно отходит от меня. – Да… мне уже пора… – бормочет она, быстро ныряя за Маргарет и бросаясь к двери. Эта девушка сбежала от неминуемой гибели. Хотел бы я быть достаточно умным, чтобы тоже сбежать. Но теперь, когда я остался один, она никогда не позволит мне уйти. Чёрт. – Прости, – повторяю я. – Ты осквернил церковь, – шипит она. – Я знаю, но… я думал, что ты не… – Я могу прийти домой, когда захочу; это не тебе решать, – вставляет она. – Тебе должно быть стыдно. Развлекаться с девушкой на алтаре. Ты в своём уме? – Нет, я просто… потерялся в тот момент, – отвечаю я, вздыхая про себя, потому что знаю, я облажался по–крупному. – Больше похоже, что твой член потерялся в её пизде? – рычит она. Её слова заставляют меня усмехаться, что я пытаюсь скрыть, но уже слишком поздно. В тот момент, когда она видит это, она снова бьёт книгой по моим рукам. – Хватит смеяться! – Извини, это звучит так смешно из твоих уст. – Мне плевать, какие слова я использую. То, что ты сделал, было неправильно. – Знаю, и извиняюсь. Я не мог контролировать себя, – говорю я. – У меня есть потребности. Мне это необходимо. Мама, ты не понимаешь? – Конечно, понимаю, но есть такая вещь, как «постель», помнишь? – Она наклоняет голову. – И насколько я помню, ты обкуривался и бухал, чтобы забыть свои воспоминания. Это всё внезапно исчезло? Одно упоминание уже огорчает меня, и вся радость, которую я до сих пор испытывал от моего грязного траха с Лаурой, быстро рассеивается. – Не сыпь мне соль на рану. – Это действительно то, кем ты хочешь быть? – спрашивает она. Скрипя зубы, я отвечаю. – Я не знаю, кем, чёрт возьми, я хочу быть. Я запутался в себе. – Тогда, может быть, тебе нужно выяснить, кто ты, прежде чем таскать случайных девушек в мою церковь. – Она не какая–то случайная девушка, – рычу я, чувствуя, как вокруг моего сердца крутится ярость. – Мне всё равно, кто она. Ты сделал кое–что непростительное. Ты можешь сожалеть о своём поступке, сколько хочешь, но единственный, у кого ты должен просить прощения – это Бог. – Она указывает на статую позади меня, и мои глаза следуют в том направлении и падают на статую Иисуса Христа и его беспощадный взгляд, когда он судит меня сверху. И я чувствую внезапное желание упасть на колени и умолять. – Почему? – спрашиваю я со слезами в глазах. – Почему ты не можешь дать мне одну вещь? – Я не могу дать тебе то, что ты хочешь, – шипит мать. – Ты должен принять то, что произошло, и двигаться дальше. – Я пытался! С ней! – кричу я. – После траха с этой девушкой ничего в тебе не изменится. – Она ткнула в мою грудь своим указательным пальцем, но давление ощущается, как тонна тяжести, лежащей на моём сердце. Я отбрасываю её руку в сторону и прохожу мимо неё. – Куда ты идёшь? – кричит она, когда я направляюсь к двери. – Наружу. – Ты собираешься снова увидеться с ней, не так ли? – Оставь меня в покое, – воскликнул я. – Это не поможет. В конечном счёте, ты всё равно проиграешь. Сопьёшься до смерти. – Её слова ранят, как нож. Мама знает меня слишком хорошо… так что она причиняет мне боль, как никто другой. Ярость внутри меня достигает точки кипения, и я не могу остановить себя от поворота головы и кричу в ответ. – Просто заткнись! Она замирает, её рот раскрывается, но она не издаёт ни звука. Момент полного молчания проходит, и я знаю, что я сделал что–то хуже, чем просто трахнул девушку на алтаре. Я показал Маме, как выглядит настоящая ненависть. И не только это. Я вручил её ей на чёртовом блюдце, как это было с самого начала.