ликёра оставили следы на ковре… и мне кажется, что пятна блевотины тоже. – Посмотри на себя… – Мама протирает салфеткой лоб и щёки. – Ты выглядишь просто ужасно. – Спасибо, – сказал я, смеясь, хотя она ранила мои чувства. – Я не могу поверить, ты сделал это опять. В её голосе слышно огромное разочарование. Я ненавижу, когда она со мной так говорит. Она моя Мама. Ну, вроде того. Технически, она просто женщина, которая вырастила меня, я не её родной сын. Её настоящее имя – Маргарет. Я называю еёМама, потому что здесь все так делают. Она единственная всё организовывает в церкви, все эти годы она была моим хранителем. Хотя мне уже тридцать, но в этом грёбаном мире больше всего я нуждаюсь в ней. Она единственная, кто держит меня в этом месте. – Давай, поднимайся, – бурчит она и тянет меня за руки. Я делаю, как она просит, и сажусь на свою постель. Я кладу руку на лоб, чтобы остановить головную боль, но это бесполезно. Мама подошла к раковине и набрала стакан воды. Порывшись в карманах, она достала несколько таблеток. – Возьми их. Я знаю, что она не бросит меня, пока я делаю всё, что она велит, поэтому я просто беру их. – Где ты был прошлой ночью? – спросила она. – Мне кажется – это, очевидно, – ёрничаю я, но она ударяет меня моей собственной Библией. – Фрэнк Ромеро! Сколько раз мне повторять, чтобы ты перестал пить? – Произнося каждое слово, она даёт мне ещё один подзатыльник. – Ты пьян! – Хорошо, хорошо, я понял! – я держал руки поднятыми, чтобы остановить её следующий удар. – Я уже не пьян, – конечно, это ложь, но мне плевать. Что угодно, только бы она успокоилась. – Тогда поднимайся и помой свою грязную задницу, – прорычала она, смотря на меня роковыми глазами. В молодости этот взгляд всегда пугал меня. Если тебе кто–то говорил, что старушки робкие и нежные, то тебе лгали. Сделав тяжёлый вздох, я встал с кровати и заметил, что на мне всё ещё вчерашние штаны. – У тебя десять минут, чтобы переодеться, – твёрдо сказала она и поставила Библию на тумбочку. – Ни минутой больше. – Почему? Я же ещё даже не завтракал, – зевнул я. Она поставила руки в боки. – Фрэнк. Ты хотя бы видел время? Теперь, когда она говорит об этом… нет, я не видел. Она сморщилась. – Девять часов. – И? – пожал я плечами. Я всё ещё не понял. – Воскресенье. Для этого нужно немного времени. Мои глаза расширяются, и я произношу. –Ох… – Вот именно. – Стукнула она ногой по полу. – В церковь уже приходят люди. Они все ждут. Не хватает только тебя, Фрэнк. – Она открыла дверь. – Извини, – взволновано говорю я. – Оставь это, – злобно сказала она. – Просто сделай себя, – она осмотрела меня сверху до низа, – презентабельным. Она вышла и закрыла за собой дверь. Я быстро умыл своё лицо, чтобы убрать следы блевотины и вони. Я выгляжу ужасно и это я не о своих татуировках. Неудивительно, что люди считают меня бездарем. Я действую как один, что ж это то, что вы получите. Я вытер своё лицо сухим полотенцем и с трудом снял всю грязную одежду. Снимая чистую одежду с крючка, я расчёсываюсь и ударяю себя по лицу, чтобы проснуться. Я ещё так пьян, что едваполучается ровно идти, но, наконец–то, мне удалось переодеться. Прежде, чем выйти из–за двери, я надел халат и убедился, что белый кусок моего воротника виден. Последний раз я взглянул на себя в зеркало, чтобы подмигнуть и послать воздушный поцелуй своему отражению. Чёрт, так жарко, что я бы мог пожарить яйца. Кстати, когда я закончу, я пожру бекон с яйцами. У меня огромное желание свалить из этого города, так, чтобы я мог отлично позавтракать вместо этой проповеди, но я знаю, что Мама никогда не простит меня. Я мальчик, который любит её до смерти. Прежде чем выйти за дверь, я захватил маленькую бутылочку ликёра, которую прятал в тумбочке, и положил её в свой нагрудный карман. Это приносит удачу. Хрен с ним – очарование. Всё что угодно. Пока у меня есть выпивка, я хороший. Когда я открываю дверь из алтаря, все сидящие на скамьях люди смотрят на меня, и я останавливаюсь. Их взгляды пронизывают моё тело, как шипы, в этот момент я чувствую осуждение. Кто–то мог бы сказать, что это не должно сломить меня, но иногда голосам в моей голове надо заткнуться, хотя бы на минуту. Я подошёл к церковной кафедре, недолго повозившись в кармане, я нашёл маленький огрызок бумаги, который нацарапал вчера. Я помню, как писал проповедь или