– Что у меня правильные представления о трудовой этике. Просто я выбрала не ту профессию. Руш подтянул к подбородку колени, чтобы немного согреться, и ударился о сломанную дверцу буфета, которая отлетела и сшибла на пыльный пол стопку керамических плиток. – Черт. – Что такое? – спросила Кертис. – Прошу прощения, мы устроили на кухне ремонт, поэтому здесь небольшой беспорядок, – сказал он ей, – расскажите мне о вашей семье. Они говорили долго, до тех пор, пока едва слышный голос Кертис не сменился молчанием. Руш несколько мгновений прислушивался к ее тихому посапыванию и мерному дыханию – для окончания столь напряженного дня этот звук показался ему подозрительно мирным. Наконец он дал отбой. Руш слишком устал, чтобы совершать изматывающее восхождение наверх. Он прислонился головой к буфету, закрыл глаза и уснул среди строительного мусора и стен с ободранной штукатуркой. Глава 7 Четверг, 10 декабря 2015 года, 2 часа 16 минут дня 14:16 12-10-2015 -5 °C / 23°F Сидя в тепле на заднем сиденье машины ФБР, Бакстер смотрела на цифры, горевшие предупреждением на приборной доске. Потом опустила глаза на часы и вдруг вспомнила, что в самолете так их и не перевела – стрелки на них до сих пор показывали 7 часов 16 минут вечера. Напоминание о смене часовых поясов она, по всей видимости, пропустила. В самолете все семь с половиной часов полета они проспали – каждый из них наверстывал упущенное после бессонной ночи. Из аэропорта на Манхэттен ехали мучительно медленно. Буксуя и скользя по плотной корке намерзшего за неделю льда, во многих местах превратившегося в грязную жижу, запрудившие улицы машины двигались с черепашьей скоростью. В Нью-Йорке Бакстер была дважды, еще в юности. Тогда она галопом пробежалась по всем туристическим достопримечательностям, изумилась похожим на кинодекорации силуэтам небоскребов, высившимся на фоне неба в окружении воды, и испытала удивительное чувство от того, что оказалась в центре мира, на небольшом островке в две мили шириной, где люди со всех концов света пытались отвоевать себе место под солнцем. Сейчас ее лишь одолевала усталость, ей хотелось домой. Рядом спокойно сидел Руш. Он попросил водителя ехать через Бруклинский мост. Когда они поравнялись со второй исполинской каменной опорой, агент указал на место, где было обнаружено повешенное тело Банкира. – Ему связали щиколотки и запястья, а потом подвесили между вон теми двумя тросами по обе стороны дороги – лицом на копошащихся внизу людей. Как будто предостережением, вывешенным над воротами города, чтобы все понимали, какой ужас их ждет, если они пересекут эту черту. Проезжая арку, машина на несколько секунд погрузилась в тень. – Вы не могли бы придерживаться только бесспорных фактов? – попросила его с пассажирского сиденья Кертис. – А то от этих слов я чувствую себя неуютно. – Мы знаем наверняка, что убийца так и не довел дело до конца. Прилаживая левую руку к тросу с внешней стороны, он потерял равновесие, полетел вниз, пробил лед и утонул, – объяснил Руш. – До чего досадно! Легкомыслие, с которым агент ЦРУ рассказывал о смертельном падении преступника, низводя его до ранга совершенно заурядного события, удивило Эмили, и она, несмотря на свое мерзкое настроение, усмехнулась. Руш, не в состоянии сдержаться, в ответ тоже ей улыбнулся и спросил: – Что вы смеетесь? – Да так, ничего, – ответила она и вновь уставилась в окно, когда машина въехала в скованный холодом город, – просто вы мне кое-кого напомнили, вот и все. Чем дальше они углублялись в Мидтаун, тем хуже становилась дорога. А когда въехали в Вашингтон-Хайтс, увидели на обочинах огромные кучи снега, похожие на бортики дорожки для боулинга, – автомобили, норовившие съехать на обочину, благодаря им тут же возвращались на проезжую часть. Бакстер раньше не бывала севернее Центрального парка. Здесь тоже с равными интервалами пересекались широкие улицы, но аккуратные здания скромно жались друг к другу, позволяя низко нависшему над горизонтом зимнему солнцу проливать свои лучи на улицы, а не толкаться среди небоскребов, напрочь перекрывавших кругозор. Эмили вспомнился игрушечных размеров город Нью-Йорк в Парке миниатюр, куда родители водили ее в детстве. Когда водитель подкатил к парковке и тихонько ткнулся передним бампером в паркомат, не сумев вовремя затормозить на скользкой дороге, эта ностальгическая ассоциация померкла. Над входом в 33-й полицейский участок красовался огромный белый навес. Под ним можно было увидеть седовласого офицера полиции, выполнявшего одновременно обязанности охранника и регулировщика. Выйдя из автомобиля, троица увидела, что он безрезультатно пытается убедить водителей, явно неспособных в таких условиях управлять своими автомобилями, отъехать от ограждения, выступавшего наружу на плавно изгибавшемся участке дороги, что для этого города с ровными, прямыми линиями было редкостью. – Как я уже говорила во время нашей первой встречи, благодаря специфике места преступления нам удалось избежать огласки, – объяснила Кертис Бакстер, когда они подошли ко входу в участок. Прямо под навесом, над двойной дверью, стену украшал синий значок Департамента полиции Нью-Йорка. В нескольких метрах справа от входа к стене припечатался зад внедорожника «Додж». За ним сломанным зубом возвышался на шесть дюймов над землей обрубок бетонного столба. Даже не приближаясь к машине, Бакстер увидела черные пятна засохшей крови, обильно испачкавшей кремовый салон. Из двери вышли двое полицейских, прошествовали мимо картины разрушения прямо на их рабочем месте с таким видом, будто это был лишь выбранный без их ведома не самый удачный элемент декора, и выскользнули наружу. – Давайте я сообщу вам, что нам известно, – сказала Кертис, опуская натянутую вокруг «Доджа» ярко-желтую ленту. – Ничего, если я позвоню? – спросил Руш. Этот вопрос ее немного удивил. – Я и без того все знаю, – добавил агент. Кертис махнула рукой, отпуская его, он вышел наружу, и женщины остались одни. – Но перед тем как приступать, я хотела бы спросить: с вами все в порядке? – В каком смысле? – осторожно спросила Бакстер. – Я имею в виду после вчерашнего. – Да нормально все, – пожала плечами Бакстер с таким видом, будто не понимала, о чем это Кертис, и, желая больше не касаться личных вопросов, напомнила: – Так что там с этим внедорожником, который сейчас торчит из стены? – Жертву звали Роберт Кеннеди, тридцать два года, женат. В полиции девять лет, из них последние четыре в должности детектива. – А убийца? – Эдуардо Медина. Мексиканский иммигрант. Работал на кухне в «Парк-Стэмфорд отель» в Верхнем Ист-Сайде. Предупреждая ваш вопрос, отвечу сразу – нет, мы не обнаружили никакой связи между ним и Кеннеди, другими убийцами или жертвами. Бакстер открыла рот, чтобы задать вопрос. – С делом Тряпичной куклы тоже… пока. – Кертис вздохнула и вошла на огороженную зону. Вернувшись с улицы, Руш сунул телефон обратно в карман и подошел к Бакстер. – У нас есть запись камер видеонаблюдения… – сказала агент. – Из расположенной напротив школы, – перебил ее Руш, – простите, продолжайте. – Да, у нас есть запись с камеры видеонаблюдения, на которой Медина паркует машину на 168-й Вест-стрит и выволакивает с заднего сиденья тело Кеннеди, не подающего признаков жизни. Хотя угол зрения камеры оставляет желать лучшего, мы можем с уверенностью сказать, что за эти пять минут он перетащил Кеннеди на капот, уложил его там, раскинул в стороны руки и ноги, а потом привязал к каждой из них веревку, в точности как на том трупе, который мы нашли на мосту, и накрыл простыней. Бакстер посмотрела на разбитую машину. Над мостовой, на уровне заднего колеса, болталась толстая веревка. – Медина разделся догола, причем слово «Кукла» уже было высечено у него на груди, сдернул с Кеннеди простыню и на полной скорости помчался по Джамел-плейс. Здесь надо сказать спасибо погоде, потому что он не вписался в поворот, – с этими словами Кертис показала траекторию движения «Доджа», – не справился с управлением и вместо того, чтобы въехать в главный вход, врезался в стену. И преступник, и жертва погибли на месте. – Других пострадавших не было, – добавил Руш. Вслед за Кертис они вошли внутрь, протиснулись мимо внедорожника и подошли к пролому в стене. Нос машины вмялся в салон вровень с разбитым ветровым стеклом. Осколки и пыль разлетелись в разные стороны в радиусе десяти метров, но, если не считать этого аккуратного островка разрушения в углу, в остальном помещение никаких повреждений не получило. Бакстер опустила глаза и увидела на полу вычерченный малярным скотчем силуэт. – Вы в своем уме? – недоверчиво прошептала она. – Я понимаю, что кому-то вполне могло прийти в голову испортить сцену преступления, но мы же не на съемках фильма «Голый пистолет». Туловище и ноги трупа лежали на полу, но голова и поднятые руки покоились на смятой решетке радиатора. – Не вините полицейских, – сказал Руш, – их к этому подтолкнули исключительные обстоятельства. – Вряд ли нам стоит зацикливаться на положении тела, – сказала Кертис, – к тому же вы должны понять, что Кеннеди был их коллегой, поэтому полицейские как можно быстрее вытащили его и приступили к реанимационным процедурам. А пока они им занимались, кто-то из новичков сотворил это. – А вы уверены, что это не месть полиции со стороны Медины или его семьи? – с сомнением в голосе спросила Бакстер. – Нет, насколько мы знаем, – ответила Кертис. – Я понимаю, эта мысль напрашивается, потому что он таким образом, очевидно, сделал все возможное, чтобы вызвать ярость всего Департамента полиции Нью-Йорка. Все знают, что стоит кому-нибудь убить копа, как на него, как тонна кирпичей, обрушиваются все правоохранительные органы. С чем бы мы ни столкнулись, – с сектой, с жаждущей славы группой в интернете или же с обществом последователей Тряпичной куклы, – выбрать в качестве жертвы копа было глупейшим решением. Чего бы они ни добивались, после этого их жизнь станет в десять раз хуже. Бакстер вспомнила, что ей минувшей ночью сказал Эдмундс, и сказала: – Кто-то дергает за ниточки, координирует все преступления и использует этих марионеток в своих целях. Нам известно, что жертвы выбираются не случайно, потому что два других убийства имеют непосредственное отношение к делу Тряпичной куклы. Теперь у нас есть три убийства. Мы не знаем ни кто они, ни где находятся, ни даже чего хотят. И дураками их точно не назовешь. – Зачем же тогда объявлять войну полиции? – спросил Руш, которому явно понравилась речь Бакстер. – И в самом деле – зачем?