Примерно треть присутствующих набилась в тесное помещение; некоторым даже пришлось стоять снаружи и прислушиваться. Происходящее чем-то напоминало картину у церкви пастора Джерри Пилснера. Бакстер протолкнулась вперед и присоединилась к Рушу, Кертис и Леннокс. Незадолго до этого Руш написал на огромной белой доске сведения о пятерых убийцах. – Все здесь? – спросила Леннокс, глядя на стоявших снаружи сотрудников. – Хорошо. Для тех, кто не успел еще познакомиться: это старший инспектор Бакстер из полиции Лондона, это специальный агент Руч из ЦРУ. – Руш, – поправил ее тот. – Как-как? Рош? – Может, вашу фамилию надо произносить Рауч? – спросил мускулистый полицейский в переднем ряду. – Нет, – ответил Руш. Его поразило, что а) этот парень считает его настолько тупым, чтобы не знать собственное имя, и б) еще несколько человек попробовали разные версии произношения его многострадальной фамилии: – Рууз? – Роуз? – Руши? – Руш, – вновь вежливо поправил их агент Руш. – У моего соседа такая же фамилия, как у вас, но он называет себя Раучем, – гнул свое парень в первом ряду. – Может, потому, что он действительно Рауч? – резонно заметил агент. – Его зовут Руш, – сказала собравшимся Кертис, – как в слове «куш». – Ну все, прекратите! – воскликнула Леннокс, перекрывая гам. – Прошу вас, давайте ближе к делу. Тишина! Пожалуйста, агент… Руш. Он встал. – Итак… это наши убийцы, – начал он, показывая на доску, – представленные в лаконичном, читабельном формате, чтобы каждый из присутствующих мог проникнуться сутью вопроса. Кто скажет мне, какой из этого можно сделать вывод? – спросил он, будто обращаясь к школьникам на уроке. Сосед мистера Рауча прочистил горло: – Какие-то мудаки кокнули наших ребят, и им не поздоровилось. Так! Здоровяк поддержал свое заявление одобрительным возгласом, потом сам себе поаплодировал. Некоторые к нему присоединились. – Именно! – возбужденно воскликнул он. – Ладно, – терпеливо кивнул Руш, – а что-нибудь чуть более конкретное? А? – Убийства в Нью-Йорке и Лондоне зеркально отражают друг друга. – Совершенно верно, – ответил Руш. – Это означает, что и в Лондоне в любой момент может быть совершено преступление с пометкой «приятного мало». И вот здесь вполне резонно встает вопрос: «Почему?» С какой стати объявлять войну именно этим двум городам, и только им? – Фондовые биржи? – выкрикнул кто-то. – Огромные деньги? – Куча журналистов? – Мы должны учитывать все эти факторы, – заметил Руш. – Поехали дальше. О чем еще говорит наш список? – Modus operandi, – долетел из коридора чей-то голос, и какой-то полицейский протолкался вперед, – все убийства совершены разными способами, что подразумевает определенную самостоятельность. Вполне очевидно, что им указывали цель и, вероятно, временные рамки, но остальное отдавали на их усмотрение. – Превосходно! – сказал Руш. – Что подводит меня к следующему пункту: мы должны сосредоточиться на личности каждого из них. Гленн Арнольдс не хотел никому причинять зла… в глубине души. Его просто использовали. Мы разделим вас на пять команд, каждая из которых возьмет в разработку одного исполнителя. Ваша задача сводится к тому, чтобы раскопать о них любые сведения, способные представлять интерес. Вот вам навскидку: Таунсенд – деньги, Медина – иммиграция, Баррелл – тюремные привилегии типа наркотиков, Фергюс – больная мать, Арнольдс – умерший брат и душевное расстройство. Собравшиеся внимательно записывали. – К тому же Бакстер затребовала копии всех медицинских документов, которые вы предоставите ей при первой же возможности, – добавил агент. Руш заметил, что после его слов Леннокс бросила на Кертис вопрошающий взгляд. – Я подключу к этому делу всех, кого только смогу, – сказала она. Руш благодарно кивнул. – Как только что-нибудь нароете, – вновь обратился он к аудитории, – незамедлительно сообщайте мне, Кертис или Бакстер. Осуществляя общий надзор за этим делом, мы сможем выявить общие, связующие моменты. Искренне вас благодарю. После прощальных слов Руша сотрудники разошлись по рабочим местам. Леннокс обратилась к нему, Бакстер и Кертис: – У меня на сегодня намечено сразу несколько пресс-конференций и встреч, – сказала она, – Вы, старший инспектор, можете понадобиться в любую минуту. «Кто бы сомневался!» – подумала Бакстер. – Каковы ваши планы? – спросила Леннокс, не обращаясь ни к кому конкретно. – Во-первых, криминалисты. У них вчерашние трупы, и, надеюсь, персональные данные… нашей жертвы, – произнес Руш, тщательно подбирая в присутствии Кертис слова. – Команда, которой достался Арнольдс, сейчас пытается найти психиатра, также они будут опрашивать соседей и друзей, так что я, наверное, с ними еще сегодня поговорю. – Отлично, – сказала Леннокс, а когда Бакстер и Руш направились к выходу, задержала Кертис и спросила: – Зачем ей медицинские документы? – Не знаю. – Выясни. Помнишь, что я тебе говорила? Сейчас, после случившегося, для нас как никогда важно самим раскрыть это дело. Если она от тебя что-то скрывает, я без лишних слов запихну ее в первый же самолет и отправлю домой. – Я поняла. Леннокс кивнула, отступила и пропустила вперед Кертис, бросившуюся догонять коллег. – Значит, Гленн Арнольдс не прекращал пить свои таблетки? – в замешательстве спросила Кертис. – Нет, прекращал, но все же он пил таблетки, – загадочно ответила миниатюрная женщина, глядя на нее поверх очков. Агент вспомнила, что в прошлом уже сталкивалась с этим экспертом. В конце концов, человека с именем Роза Штурм вряд ли забудешь. Если Кертис не изменяла память, общение с этой дамой всегда ставило в тупик. Штурм переслала Кертис и Рушу тот же файл, что и на распечатке: результаты анализов крови, обязательных наряду с аутопсией. Для них обоих это была китайская грамота. Они сидели в приемной главного врача-патологоанатома Нью-Йоркского центра судебно-медицинской экспертизы имени Хирша на 26-й Ист-стрит. Поскольку это заведение, одно из многих, входило в состав университетской клиники Лангона, двум трупам, чтобы попасть в него из отделения «скорой помощи», пришлось преодолеть всего три квартала. В приемной, не самом удобном для подобного разговора месте, они сидели потому, что Руш тайком от Кертис позвонил и попросил избавить их от зрелища мертвецов. Узнай об этом, агент обязательно бы обиделась, однако на ее лице недвусмысленно отразилось облегчение, когда ее попросили сесть в светлой, просторной комнате, а не повели в мрачные лаборатории в глубине здания, где ей пришлось бы столкнуться с белым как воск телом убитого ею человека. Бакстер с ними пока не было – Леннокс не дала ей даже выйти из участка, зазвав на очередную пресс-конференцию. Штурм махнула на испещренную непонятными письменами бумагу в руке Кертис: – Не знаю точно, что он принимал, но он явно не должен был этого делать. Мы не выявили у него в крови нейролептиков, которые ему выписывали, зато обнаружили следы ЭТ-ЛАДА и бензодиазепинов. Кертис непонимающе уставилась на нее. – Одним из побочных действий бензодиазепинов являются суицидальные наклонности. – Ого. – А ЭТ-ЛАД – младший брат ЛСД. Две самые страшные гадости, которые только мог принимать в своем состоянии Арнольдс: вызывают галлюцинации и постепенную утрату контакта с реальностью. Это не считая синдрома отмены после нейролептиков. Уверена, чувак реально отъехал, наверняка он видел, как ожили фигуры на потолке! Осознав, что она сейчас не в лучшей компании для обсуждения своего хипарского прошлого, она откашлялась и продолжила: – Я послала образцы крови в Куантико для более углубленного анализа и попросила обыскать его квартиру на наличие любых лекарств. – Я прослежу, чтобы все было сделано, – сказала Кертис, делая в блокноте пометку. – Это все, что я имею на вашего Арнольдса, если, конечно, не считать очевидных вещей. Честно говоря, ситуация немного странная. Вообще-то труп должен оставаться на месте преступления, но в силу характера инцидента он оказался покрыт кровью и биоматериалом другого человека, так что его пришлось отвезти в отделение «скорой помощи» и там отделить. К нему, по сути, прикасалась чуть ли не половина Нью-Йорка. Поэтому уровень загрязненности трупа чужеродными субстанциями и посмертного влияния на него сторонних тел можно назвать как минимум проблематичным. – А что с жертвой? – спросил Руш. – Ноа Френч. Два дня назад в полицию заявили о его пропаже. Работал кассиром на Центральном вокзале, продавал билеты. Ее слова, похоже, произвели на Руша впечатление. – Чтобы выяснить это, нам не пришлось даже проводить никаких тестов, – продолжала Штурм, – у него на предплечье была татуировка: «K.E.F. 3-6-2012». Вероятно, сын или дочь. Мы проверили инициалы детей, родившихся в этот день в Нью-Йорке и получили искомый результат.