– Гениально, – улыбнулся Руш. – Я тоже так подумала. Он находился в состоянии наркотического опьянения, у него в крови нашли опиат. Подробности в файле. В этот момент Штурм отвлекло происшествие на рецепции. – Она с вами? Повернувшись, Руш и Кертис увидели Бакстер, яростно спорившую с рецепционистом, который явно понятия не имел, чего она хочет. Штурм встала, чтобы вмешаться, пока ситуация не стала критической. Руш повернулся к Кертис и сказал: – У нас есть неплохой след, нам необходимо поговорить с этим психиатром. – Да. Обязательно, – ответила Кертис. Потом открыла в папке металлические колечки и вытащила распечатку. – Эй, что вы делаете? – в замешательстве спросил Руш. – Выполняю приказ. – Утаивая улики? – Оставляя наш первый прорыв достоянием исключительно ФБР и ЦРУ. – Если честно, то мне это не нравится, – сказал Руш. – Думаете, мне нравится? Но потому они и зовутся приказами, а не просьбами. Штурм уже возвращалась обратно, за ней в фарватере следовала Бакстер. Кертис все еще сжимала распечатку. – Спрячьте! – сказала она Рушу и сунула ему в руки. – Не хочу! Я все ей расскажу. – Не надо! Пальто Руша лежало на спинке дивана. Кертис едва успела смять лист бумаги и положить ему в карман до того, как рядом села Бакстер. Проигнорировав неодобрительный взгляд Руша, Кертис сосредоточилась на продолжении отчета патологоанатома. Перед этим Бакстер вместе с Леннокс отправилась на пресс-конференцию, устроенную, чтобы официально сообщить подробности происшествия на Центральном вокзале. Категоричный отказ назвать прессе имя агента, ответственного за смерть невиновного человека, ее, с одной стороны, удивил, с другой – впечатлил. Леннокс лишь подчеркнула, что единственным виновным был психически больной человек, который и спровоцировал смерть жертвы, вынудив выстрелить агента, действовавшего героически и в полном соответствии с протоколом. Леннокс хватило ума выставить сотрудника своего ведомства жертвой, и журналисты быстро смягчили свой обвинительный тон. Бакстер внесла свою лепту, как обычно, по очереди выдавая отрепетированные ответы, когда ее спрашивали о ходе расследования. Освободившись, она тут же вытащила телефон и увидела несколько новых сообщений. В соответствии с договоренностью, работавшие по делу команды передали ей медицинские данные на убийц тотчас по их получении. На данный момент она располагала сведениями об Эдуардо Медине, Доминике Баррелле и Маркусе Таунсенде. Она сразу отослала их Эдмундсу, а сама направилась в Центр судмедэкспертизы. Телефон Эдмундса зажжужал, возвещая о том, что пришло три новых электронных письма. Увидев на экране имя Бакстер, он встал, пошел в туалет, заперся в кабинке и загрузил прикрепленные файлы. Быстро пробежал глазами первый и уже через несколько секунд нашел то, что искал. Открыл второй, пролистал несколько страниц и наткнулся на то же самое слово. После чего кликнул на третий и принялся читать. Внезапно у него загорелись глаза. Он выбежал из туалета и рванул к лифту. Закончив разговор с патологоанатомом, Бакстер, Руш и Кертис вышли на Первую авеню, и тут у Эмили зазвонил телефон. На звонок любого другого человека она бы сейчас просто не ответила. – Эдмундс? – сказала она, отходя на несколько шагов от коллег. – Они все обращались за психологической помощью! – взволнованно закричал он вместо приветствия. – Кто? – Убийцы. Вот что их связывает! На сайте программы «С улиц к успеху» я прочитал, что всем желающим вернуться к нормальной жизни предлагаются консультации психолога. Это навело меня не некую мысль. В моих материалах о Патрике Питере Фергюсе говорится, что из-за существенных расходов на лечение больной матери у него было нервное расстройство. А вот дальше ни за что не догадаешься. – Говори, не тяни. – Маркус Таунсенд стал участником программы «С улиц к успеху» только потому, что там дополнительно предлагались тренинги личностного роста. У Эдуардо Медины началась депрессии, когда власти отклонили ходатайство об иммиграции его дочери, – накануне убийства он был на собрании группы анонимных алкоголиков. Доминик Баррелл был обязан еженедельно посещать психотерапевта в рамках плана по его социальной реабилитации. Бакстер улыбалась. Эдмундс и на этот раз ее не подвел. – А Гленн Арнольдс, что неудивительно, с детства имел серьезные проблемы с психикой, – возбужденно добавила она, – так или иначе, но мы уже приступили к поискам его психиатра. – Ищите лучше: это попадание в самое яблочко! – почти закричал Эдмундс. – Ладно. Ну что, можешь сказать это. – Что сказать? – Что без меня ты бы пропала. Бакстер дала отбой. Кертис быстренько обсудила по телефону, как лучше устроить так, чтобы Бакстер осталась с Леннокс, а сама она вместе с Рушем отправилась в округ Уэстчестер к неуловимому доктору Бентхему. Но не нашла что сказать, когда Эмили, необычно радостная, подошла к ним и решительно заявила: – Нам необходимо найти психиатра. Руш посмотрел на Кертис и ухмыльнулся. Глава 15 Воскресенье, 13 декабря 2015 года, 12 часов 22 минуты дня – …Таким образом, если «азаз» переводится с древнееврейского как «сила», а «эль» – как «Бог», это аргумент в пользу того, что «Азазель» в данном случае означает «силу над Богом»… И здесь говорится, что так называемые темные твари, такие как летучие мыши, змеи и дикие собаки, «в особенности могут служить вместилищем для нечистых духов». – Пожалуйста, давайте сменим тему, – жалобно произнесла Кертис с водительского сиденья, сворачивая с федеральной автострады, – если честно, то вы меня начинаете пугать. Переключая утром на телевизоре каналы, Руш наткнулся на одно из бесчисленных выступлений пастора Джерри Пилснера и теперь целый день гуглил их удивительного подозреваемого. Невероятным усилием воли Бакстер заставила себя не вмешиваться и проспала почти всю дорогу. Они покатили по проселочной дороге, где к одиноким машинам тянули свои узловатые пальцы ветви голых деревьев. – Хорошо… нет, вы только послушайте! – взволнованно сказал Руш, скользя пальцем по экрану телефона. Кертис раздраженно фыркнула. Бакстер проснулась и вытерла скопившуюся в уголке рта слюну. – «Преследуемый архангелом Рафаилом, падший Азазель избавился от своих почерневших крыльев и рухнул в самую глубокую и мрачную пропасть из всех, которые когда-либо сотворял Бог. Погребенный под остроконечными скалами в самой далекой и суровой пустыне земли, он лежал в могиле, выложенной измочаленными перьями его загубленной мантии, обреченный больше никогда не видеть света и в день Страшного суда сгореть в адском огне». – Спасибо за информацию, – зевнула Бакстер. – Руш, я вас ненавижу, – сказала Кертис, поеживаясь. – Еще пару слов, и все, – пообещал тот и прокашлялся: – «В этой непреходящей тьме Азазель впал в безумие. Неспособный разорвать цепи, он оторвал дух от скованного тела, чтобы вечно блуждать по земле тысячей разных душ». Руш положил телефон на колени и сказал: – Теперь мне и самому стало страшно. Когда они свернули на заиндевевшую подъездную дорожку к дому Бентхема, на ветровое стекло машины осторожно опустились первые снежинки. Синоптики обещали во второй половине дня обильный снегопад, а ближе к утру и вовсе пургу. Кертис подъехала по оставленной ими вчера колее к гаражу. Бакстер посмотрела на дом – он выглядел таким же необитаемым, как и накануне, разве что на лужайке виднелась цепочка глубоких следов. – Здесь кто-то был, – с надеждой в голосе произнесла она с заднего сиденья. Руш остановил машину, и они вышли на холод. Руш заметил, что из дома напротив за ними с любопытством наблюдает соседка, но надеялся, что она не станет их трогать. Однако женщина направилась в их сторону, дважды поскользнулась и чуть не упала на подъездной дорожке. – Вы двое – вперед, – сказал он коллегам.