С ней никто и никогда не говорил свысока. Она такого попросту не позволяла. Бакстер категорически не допускала, чтобы другие – будь то начальники или подчиненные, правые или нет – обливали ее своим дерьмом. Вспомнив об ослином упрямстве лучшей подруги, Эдмундс улыбнулся. Порой она была сущим кошмаром. Перед его мысленным взором как наяву возник тот день, когда он, наконец, решил подать рапорт о переводе. Ему всегда хотелось стать детективом отдела убийств. В университете он изучал криминальную психологию, но природная тяга к цифрам и схемам, умноженная на неуверенность в себе, обеспечила ему верное и надежное место в отделе по борьбе с финансовыми преступлениями. Он встретил Тиа, и вместе они поселились в таунхаусе, который отчаянно сопротивлялся любым попыткам ремонта и реконструкции. А потом она забеременела. Всю его жизнь будто наперед высекли в камне… и в этом как раз заключалась проблема. После одного особенно паршивого дня на работе, ставшего таковым стараниями Марка и его лизоблюдов со сросшимися на переносице бровями, Эдмундс наконец подал рапорт о переводе в отдел по расследованию убийств и других тяжких преступлений – это была его давняя мечта. Узнав об этом, коллеги подняли его на смех. А когда Алекс вернулся домой, Тиа закатила ему скандал и отправила спать на диван – впервые за все время их совместной жизни. Однако он был настроен решительно, его подгоняла ненависть к коллегам, тоскливость работы и осознание, что он зарывает свои таланты в землю. Решение вернуться обратно в отдел по борьбе с финансовыми преступлениями и сесть за тот же стол, который он покинул чуть меньше полугода назад, стало для него одним из самых трудных в жизни. Весь отдел решил, что Эдмундс, лишенный качеств, необходимых для поиска матерых убийц, и больше приспособленный к электронным таблицам, нежели к трупам, попытался прыгнуть выше своей головы. Но на самом деле это был самый яркий момент в его карьере. Эдмундс внес существенный вклад в расследование дела Тряпичной куклы и вернулся в финансовый отдел с затаенной досадой. Все эти люди понятия не имели, сколь многого он достиг в работе над самым громким делом последних лет. Об этом не знал никто. Вершина его сыскных достижений скрывалась за облаком секретности, пролившимся обильным дождем измышлений, сотканных из правды и лжи для защиты доброго имени столичной полиции и, косвенно, детектива Коукса. Алекс был одним из немногих, кто знал позорную тайну правоохранителей и располагал точными сведениями о том, что произошло в том залитом кровью зале суда, но ради Бакстер молчал, понимая, что у него нет выбора. С горечью в сердце он сохранил официальный пресс-релиз, посвященный исчезновению Волка, и теперь время от времени его перечитывал, напоминая себе, что поговорка «хорошо там, где нас нет» справедлива далеко не всегда… Пока, наконец, не понял, что в жизни совсем не важно, где ты – здесь или там. Сплошное надувательство: «…детектив Вильям Коукс разыскивается для дачи показаний и прояснения ряда вопросов по делу Тряпичной куклы, в том числе его предполагаемого нападения на Летаниэля Масса в момент ареста последнего, повлекшего за собой серьезные увечья. Всех, кто знает о его местонахождении, просят немедленно обратиться в полицию». Вот и все. Ему хотели задать несколько вопросов. От одной мысли об этом Эдмундсу становилось тошно. Волк быстро опустился вниз в списке приоритетов и сумел свести на нет вялые попытки полиции его отыскать. Эдмундсу очень хотелось провести собственное расследование, однако у него были связаны руки: преследуя Волка, он рисковал подставить Бакстер, сделав достоянием гласности ее причастность к побегу бывшего напарника. В итоге ему не оставалось ничего другого, кроме как смириться с несправедливостью, заключавшейся в том, что Волк по-прежнему гулял на свободе, и не пытаться опровергнуть приглаженную версию событий, низводившую его участие в этом деле до уровня пустых сплетен. Вот почему он так презирал коллег, свою работу и саму жизнь: все по-прежнему считали его полным ничтожеством. – Тебе прекрасно известно, что телефоны здесь запрещены, – пробурчал Марк, загружая компьютер. Эдмундс совсем о нем позабыл: – Боже мой, Марк, как же я тебя ненавижу. В этот момент у Эдмундса зажужжал мобильник, он его демонстративно вытащил и ответил на эсэмэску от Тиа. – Итак… – завел старую песню Марк. – Заткнись, у меня нет никакого желания тебя слушать. – Где ты был вчера? – спросил коллега, едва сдерживая охватившее его возбуждение. – Я полдня тебя искал. Хотел кое-что узнать, даже спросил Гатисса, куда ты ушел, но он тоже не знал. Эдмундс безошибочно чувствовал в голосе Марка насмешку. Эта самодовольная гадюка юркнула в кабинет начальника в ту самую секунду, когда он вышел на улицу поговорить с Бакстер о действительно важных вещах. – Я сказал, что ты, видимо, ответил на очень важный звонок, – продолжал Марк, – поскольку перед этим ты повсюду таскал мобильник и ежеминутно смотрел на экран. Эдмундс сжал кулаки. По натуре он был совсем не жесток, это была совсем не его стихия, но Марк всегда умел нажать нужные кнопки. Несколько секунд Алекс предавался мечтаниям, с каким наслаждением он схватил бы коллегу за загривок и разбил его дебильной башкой монитор, потом посмотрел на экран собственного компьютера и обнаружил, что сессия опять закончилась. На часах еще даже не было девяти, а это означало, что его официальный рабочий день еще не начался. Из его груди вырвался тяжкий вздох. На какую-то долю секунды Бакстер вырубилась. Очнувшись, она обнаружила, что не пропустила ничего интересного – эта бестолковая тетка по-прежнему несла какую-то чушь. Они с Рушем и Кертис устроились в трех соседних комнатах Девятого участка Департамента полиции Нью-Йорка, чтобы побыстрее разобраться с семнадцатью участниками программы «С улиц к успеху». Все они ходили на бесплатные тренинги личностного роста, которые явно предлагались с лучшими намерениями, но в итоге оказались в высшей степени контрпродуктивными. Этой наркоманке со стажем тренинги явно не помогли. Из пяти установленных ими убийц один лишь Гленн Арнольдс лечился у престижного врача в Гремерси. Бюджетный психотерапевт, некий Филлип Ист, проводил сессии с Эдуардо Мединой и выступал в малопонятной роли «коуча» для Марка Таусенда. Они уже выяснили, что Доминик Баррелл посещал доктора Алексея Грина, с которым Кертис разговаривала в тюрьме и даже немного флиртовала, но вот сведений о том, что Патрик Питер Фергюс когда-либо ходил на психотерапию, найти не удалось. Попытки британских и американских сыщиков выйти на контакт с Истом и Грином успеха не принесли, что лишний раз доказывало причастность к преступлениям терапевтов, хотя общая картина пока не складывалась. Не имея понятия о том, замышляют ли они новые убийства или же их постигнет та же участь, что и доктора Бентхема, Кертис предложила внимательно изучить списки пациентов. Правда, пока что это казалось напрасной тратой времени. Бакстер отпустила приглашенную на допрос женщину и встала приготовить кофе. В соседней комнате Руш был всецело поглощен разговором с каким-то человеком, скрытым от взора Бакстер. Она пристально наблюдала, как Руш шутит и смеется, и в этот момент вспомнила, что ничего не сказала Эдмундсу о трупах, обнаруженных в доме Бентхемов. В деле появились новые факты. Вечером кинологи прошли по следу от дома до площадки у дороги в нескольких сотнях метров за ручьем. Кто-то из соседей заявил, что утром в день убийства там стоял то ли синий, то ли зеленый фургон, но поскольку дорога была проселочной, шансы на то, что его запечатлели камеры наблюдения, стремились к нулю. Нужно все рассказать Эдмундсу. Бакстер прошла мимо нескольких человек, ожидавших, когда их вызовут для беседы, и ступила на Пятую Ист-стрит. Затем села на покрытую снегом скамью напротив полицейского участка – прямо в след, оставленный человеком, который занимал скамейку до нее. Окинула взглядом примыкавшие к полицейскому участку дома: типичный Нью-Йорк. В одном из них велся ремонт; от зияющих пустыми глазницами окон, минуя заснеженные пожарные выходы, вниз уходили рукава для сброса строительного мусора и упирались в контейнеры. Перед ней будто бы раскинулось великанских размеров поле для игры «Змеи и лестницы». Эмили стало тоскливо от этой мысли, она вытащила телефон и позвонила Эдмундсу. Шаг вперед. Два шага назад. Дождавшись, когда из офиса уйдет начальник, Эдмундс открыл сведения о финансовых операциях Томаса за минувшую неделю. Бросив взгляд на принтер и убедившись, что тот в данный момент свободен, он нажал кнопку «Печать», встал из-за стола и собрал еще теплые страницы в аккуратную стопку, обратив внимание, что отчет сегодня получился немного больше обычного – вероятно, из-за приближающегося Рождества. Когда у него в кармане завибрировал телефон, он как можно незаметнее бросил взгляд на экран, чувствуя, что глаза Марка вот-вот прожгут в его спине дыру, сунул распечатку в карман пиджака и ринулся к двери, чтобы ответить на звонок. Как только Эдмундс скрылся из виду, Марк потянулся к столу коллеги и щелкнул мышкой, предупреждая блокировку экрана. Потом прошел к рабочему месту Эдмундса и сел на его место. – Над чем же мы так усердно работаем? – прошептал он, просматривая открытые страницы: новости канала «Би-би-си», карта Манхэттена, рабочая почта. Когда Марк увидел закладку почты, у него загорелись глаза, однако его ждало разочарование – кликнув мышкой, он попал на страницу регистрации. Впрочем, это уже было неважно. Он получил, что хотел: личные финансовые сведения некоего мистера Томаса Олкока и полное отсутствие на столе документов, способных оправдать проверку личных данных. Незаконный мониторинг счетов физических лиц считался очень серьезным правонарушением. С едва сдерживаемым восторгом Марк вывел на печать еще одну копию отчета о движении денежных средств Томаса, чтобы потом представить ее в виде доказательства Гатиссу. Наконец-то Эдмундсу конец. Глава 18 Понедельник, 14 декабря 2015 года, 10 часов 43 минуты утра Бакстер продрогла до костей. Приняв спонтанное решение позвонить Эдмундсу, она не учла, что холод на улице не располагает к длительным разговорам. Алекс молча слушал рассказ о семье Бентхемов, о подозрительном автомобиле, замеченном неподалеку от их дома, и о распечатке с анализом крови, выпавшей из кармана Руша. – Тут что-то не так, – продолжала она, – и не говори, что у меня паранойя. Руш вечно на телефоне, якобы разговаривает с женой. Команда работает на месте преступления, а его нет – он, видите ли, опять треплется с этой таинственной личностью. – А ты что сейчас должна делать? Наверняка не со мной разговаривать, – заметил Эдмундс, играя в адвоката дьявола. – Это другое. – Может, он и правда говорит с женой. – Да перестань ты. Ни один мужчина не говорит с женой так часто. К тому же он ее недостаточно любит, чтобы жить с ней хотя бы на одном континенте. Не думаю, что он так уж нуждается в ее поддержке, – стуча зубами, сказала Бакстер и подогнула под себя ноги, чтобы сжаться в комок и хоть немного согреться. – Руш и так довольно скрытный, а теперь еще выясняется, что он утаивает от меня важные материалы по делу. Ты не мог бы для меня о нем поразузнать? Очень тебя прошу. Эдмундс застыл в нерешительности, понимая, что попытка сунуть нос в дела ее коллеги ни к чему хорошему не приведет: – Ладно, но… – Подожди, – перебила его Эмили и вскочила на ноги, увидев, что из двери в участок выбежали Кертис и Руш. – Нашли Филлипа Иста! – крикнула ей через дорогу Кертис. – Мне надо идти, – сказала Эдмундсу Бакстер. Потом дала отбой и ринулась к машине, а когда подбежала ближе, Руш бросил ей пальто и сумочку. – Эй, вы забыли мою шапку, – сказала Эмили, чтобы не казаться слишком любезной по отношению к человеку, о котором только что попросила что-нибудь разузнать. Они сели в машину. Кертис включила задний ход, выехала на проезжую часть, и автомобиль, взвизгнув шинами, рванулся вперед. Когда Бакстер надела пальто, ей на колени упали перчатки и шерстяная шапка.