Бакстер больше не желала об этом думать. Как и о чем-либо другом, особенно о Кертис и о том, как они оставили ее умирать в той кошмарной церкви. Протестуя и злясь на Руша за его трусость, она в то же время осознавала, что сама дала ему себя увести и что, если бы она сердцем решила остаться с раненой коллегой, никакая сила не смогла бы ее оттащить. Эмили потому и бесилась, что Дамьен все знал и понимал. Это был их совместный выбор. Не он, а они бросили ее там. Эмили все шагала и шагала по набережной, парк развлечений давно остался позади, перед ней простирались только море и пелена снега… ноги несли ее все дальше вперед. На следующее утро Бакстер встала рано и не пошла завтракать, чтобы не встречаться с Рушем. Стоял изумительный морозный зимний день, на небе не было ни облачка, поэтому она взяла кофе на вынос и двинулась в сторону Федерал-плаза. Вошла в здание, миновала пост охраны и поднялась на лифте в притихший офис. Она первая оказалась в зале совещаний и автоматически села на стул в дальнем углу. Немного погодя сообразила почему. Они с Волком всегда устраивались в заднем ряду во время всевозможных собраний и тренингов. Двое смутьянов, старавшихся укрыться от посторонних глаз. Эмили улыбнулась, вспомнив, как во время семинара по политкорректности Финли вдруг уснул, но тут же разозлилась на себя за этот приступ ностальгии. Они с Волком добрых двадцать минут тихонько двигали под ним стул, чтобы повернуть спиной к трибуне. Заметив это, лектор на него наорал, обозвал «ленивым, мерзким шотландцем» и досрочно закрыл семинар. Выражение, которое после этого отразилось на лице Финли, не поддавалось никакому описанию. Голова Бакстер была слишком занята другим, чтобы предаваться воспоминаниям. Она встала и пересела на стул в первом ряду. Без пяти девять зал стал наполняться народом, и в нем сразу же воцарилась атмосфера неукротимой ярости. Когда вошел Руш и стал высматривать Эмили, она отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом. Поскольку свободных мест практически не осталось, ему пришлось устроиться в первом ряду, где сидеть никто не любил. Все ее усилия не думать о смерти коллеги оказались напрасными. Через двадцать секунд после появления в комнате Леннокс прикоснулась к огромному сенсорному экрану и вывела на него фотографию Кертис в мундире ФБР; она искренне улыбалась в объектив. Даже при таком увеличении ее кожа выглядела безупречно. Бакстер показалось, что ей изо всех сил врезали под дых, и отвела глаза, стараясь их чем-то занять, понимая, что в противном случае они наполнятся слезами. Внизу появилась подпись: Специальный агент Эллиот Кертис 1990–2015 Леннокс склонила голову и несколько мгновений помолчала. Потом откашлялась и произнесла: – Богу просто понадобился еще один ангел. Бакстер собрала в кулак всю свою волю, чтобы не вскочить и не выбежать из комнаты, но, к своему большому удивлению, увидела, как встает и выходит Руш. После напряженной паузы Леннокс открыла совещание, для начала «с прискорбием» объявив, что в тот злополучный день погибла их коллега, и поблагодарив ее за «неоценимый» вклад в расследование дела. После чего подчеркнула, что для остальных работа только начинается, что «в самом ближайшем будущем» к ним подключатся специалисты Министерства национальной безопасности и Антитеррористического бюро Департамента полиции Нью-Йорка, и представила агента, который отныне будет выполнять обязанности Кертис. – Из-за нашей оплошности вчера утром злоумышленники получили возможность манипулировать нами, представителями спецслужб целой нации, – обратилась Леннокс к собравшимся, – подобной ошибки мы больше не допустим. Оглянувшись назад, можно с уверенностью прийти к следующему выводу: попытки провести аналогии с делом Тряпичной куклы, чтобы привлечь внимание средств массовой информации, гротескный спектакль на Центральном вокзале, чтобы об этом заговорил мир, убийства полицейских, чтобы вызвать несоразмерную реакцию, были лишь… Наживкой. После этих слов в комнате повисла неловкая тишина. Их все время предупреждали о ловушке, но все равно никто из них так ничего и не смог предугадать. – Мы бросили на них все имевшиеся в нашем распоряжении силы. Леннокс немного помолчала, заглянула в свои записи и продолжила: – На небольшом клочке земли, от церкви до Таймс-сквер, мы потеряли двадцать двух наших ребят, включая полицейских, группу быстрого реагирования в полном составе и, конечно же, специального агента Кертис. Общее число убитых на данный момент достигло ста шестидесяти человек. Мы полагаем, что их будет значительно больше – в ходе работ по расчистке завалов обнаруживаются все новые и новые жертвы, а многие из тех, кто был найден раньше, умирают в больницах от ран. Она посмотрела на фотографию Кертис: – Наш долг перед всеми этими людьми – найти и наказать тех, кто несет ответственность… – Я лично их урою, – пробормотал кто-то. – …при этом не посрамив честь наших коллег, демонстрируя в работе высочайшие стандарты, которых от нас ожидает общество, – добавила Леннокс, – полагаю, вам уже порядком надоело меня слушать, поэтому передаю слово специальному агенту Чейзу. Человек, пришедший на смену Кертис, поднялся со стула. Заранее решив из принципа его возненавидеть, Бакстер обрадовалась, что на это у нее были все основания. Чейз облачился в бронежилет – без всякой причины, просто, видимо, считал, что так круче. – Итак, – начал он, явно потея под совершенно ненужным слоем кевлара, – нам удалось идентифицировать два автомобиля, причастных к вчерашним взрывам. По рукам пошли две фотографии. На одной был запечатлен белый минивэн в узком проулке, на другой – точно такой же, только припаркованный посреди пешеходной зоны. – Как видите, мы имеем дело с двумя абсолютно идентичными транспортными средствами: поддельные номера и расположение в стратегических точках для обеспечения максимальных потерь, – сказал Чейз. – В переулке? – спросил из передних рядов женский голос. – Как человеческие, так и в плане инфраструктуры, – уточнил Чейз, сжимая в руке снимок, – машину в переулке поставили, чтобы обрушить билборды и огромный новогодний шар. Все службы были начеку и в любой другой день эти автомобили выявили бы и остановили в десяти кварталах от Мидтауна. Но вчера мы ослабили бдительность на несколько десятков минут и заплатили за это высокую цену. – А два других взрыва? – спросил кто-то. – Последний взрыв произошел в метро, но не в поезде, а на станции. Мы считаем, что там сдетонировал рюкзак либо какой-то другой предмет, но для отработки этой гипотезы понадобится некоторое время. Заряд в церкви, скорее всего, сработал, когда наши ребята вышибли двери в зрительный зал. По нашим данным, развешанные там деревянные манекены были начинены взрывчатым веществом C-4. Чейз поднял недавно сделанную фотографию длинноволосого британского психиатра. – Наш главный подозреваемый, Алексей Грин, как будто исчез с лица земли. Он думает, что сможет от нас спрятаться. А зря. Он полагает, что сможет нас перехитрить. Тоже зря. Ни один из нас не успокоится до тех пор, пока на руках этого мерзавца не защелкнутся наручники. А теперь за работу. В самолете Бакстер устроилась у иллюминатора. Чтобы пройти усиленную проверку, введенную в аэропортах со вчерашнего дня, ей понадобилось полтора часа. Когда Леннокс вызвала ее к себе в кабинет на пару неискренних прощальных слов, Эмили дождалась удобного момента, чтобы улизнуть, не повидавшись с Рушем. Это, конечно, было невежливо, но она ему не доверяла. Порой он раздражал своей эксцентричностью, иногда был просто странным, но теперь лицо этого человека в глазах Бакстер превратилось в живое напоминание о самом худшем событии во всей ее жизни, в равной степени кошмарном и позорном. Она была рада от него избавиться. Бездумно проблуждав весь вечер по улицам города, Бакстер совершенно выбилась из сил. Она шла и шла. Когда же она наконец вернулась в отель, мысли, которые ей так хотелось одолеть, вновь набросились на нее и не дали ни на минуту забыться сном. Она вытащила из кармана переднего кресла дешевые пластиковые наушники, нашла радиостанцию, подходящую для засыпания, и закрыла глаза. Мерный гул двигателей стал чуть громче, а вместе с ним и убаюкивающий шелест теплого воздуха, который вентиляторы гнали в уютно освещенный салон. Бакстер натянула на себя одеяло и устроилась поудобнее, но вдруг вспомнила, что засыпала она без одеяла. Тут же полностью проснувшись, она открыла глаза и в нескольких дюймах от себя увидела знакомое, тихо похрапывающее с открытым ртом лицо. – Руш! – воскликнула она, разбудив вокруг себя не меньше семи человек. Агент ЦРУ недоуменно покрутил головой по сторонам и спросил: – Что? – Тихо вы! – зашипели на них сзади. – В чем дело? – встревоженно спросил Руш. – В чем дело? – ответила Бакстер, все еще на повышенных тонах. – Что вы здесь делаете? – Где? – Как где? Здесь, в самолете! – Мадам, я вынуждена попросить вас говорить тише, – резко заметила остановившаяся в проходе стюардесса, – вы мешаете другим пассажирам. Бакстер в ответ лишь подняла на нее глаза и буравила взглядом до тех пор, пока она не ушла. – Отталкиваясь от весьма обоснованного предположения, что вчерашние события представляли собой финальную стадию операции в США, мы полагаем, что атаки аналогичного масштаба возможны и в Великобритании, – чуть слышно прошептал Руш. – Наш главный подозреваемый – Алексей Грин, в последний раз его видели в Лондоне вскоре после того, как Кер… – он осекся, не желая называть погибшую коллегу. – В общем, после нашей поездки в тюрьму. – Кертис, – злобно бросила Эмили, – глупо бояться произносить ее имя. Оно и так будет преследовать нас обоих до конца жизни. У нас было оружие, и мы могли что-то сделать. Но вместо этого бросили ее там умирать. – Ее нельзя было спасти. – Откуда вам известно? – Известно! – вскипел Руш в редком для него приступе гнева, с извиняющимся видом махнул какой-то несчастной старушке, сидевшей от них через проход, и понизил голос. – Известно. Они немного посидели молча. – Она не захотела бы, чтобы умерли из-за нее, – тихо продолжал Руш, – и знает, что вы не хотели без нее уходить. – Кертис была без сознания, – огрызнулась Бакстер. – Я имею в виду сейчас. Она знает. Смотрит на нас с небес и…