12 часов 39 минут дня Чейз был в бешенстве. Бездарно проведенная операция, не позволившая ему лично арестовать Грина, не давала ФБР возможности, по крайней мере на данный момент, предъявлять права на преступника. Бакстер понимала, что с бесхребетной Ванитой, способной проиграть бой, даже если на ее стороне будут все преимущества, такое положение дел продлится недолго, и поэтому решила допросить Грина сразу по прибытии в убойный отдел. Последователей психиатра развезли по нескольким полицейским участкам, использовав при этом сложный алгоритм, придуманный их сотрудником из IT-отдела: учитывалось соотношение текущей нагрузки и ожидаемых энергозатрат. Это был тот самый человек, которого полтора года назад по ошибке обвинили в убийствах по делу Тряпичной куклы и несправедливо лишили обеда. Дежурные сотрудники опрашивали подозреваемых, руководствуясь перечнем вопросов, составленных Чейзом и разосланных всем заинтересованным лицам. Бакстер полагала, что Грин попытается затянуть дело, потребовав адвоката, однако, к ее немалому удивлению, он не выказал подобного желания. Эмили намеревалась сыграть на его ошибке. Поскольку Руша отвезли в больницу, она, скрепя сердце, попросила подключиться к допросу Сондерса. Как она ни ненавидела этого вечно кричащего детектива, ему каким-то подлым образом каждый раз удавалось проявить себя самым результативным дознавателем их отдела. Когда они отправились снимать показания, охранник открыл им дверь допросной комнаты 1 (комнатой 2 пользовались только новички). Грин, спокойно сидевший за столом в самом центре, приветливо им улыбнулся. – Для начала сотри с морды эту дерьмовую ухмылку, – рявкнул ему Сондерс. Роль доброго полицейского была для Бакстер в новинку. Впервые за всю свою карьеру Сондерс выглядел как настоящий профессионал. Он так и не снял формы, в которой отправился на задание. В руках у него была плотно набитая какими-то бумагами папка, которой он, садясь, угрожающе шмякнул об стол. Вообще-то, констебль засунул в нее всего лишь экземпляр журнала Men’s Health, но, по мнению Бакстер, получилось эффектно. – Вы полагаете, что одолели нас, – сказал Грин, заводя за уши волосы, – но это, уверяю вас, жестокое заблуждение. – Неужели? – спросил Сондерс. – Странно, а я думал, мы арестовали всех твоих полоумных дружков, которые в этот самый момент исповедуются в своих грехах нашим колле… – Скольких вы взяли? – перебил его Грин. – Всех. – Сколько конкретно? К этому вопросу Сондерс оказался не готов. Грин самодовольно улыбнулся и откинулся на стуле. – Таким образом, если учесть тех, кто сбежал после этого вашего бездарного утреннего рейда, и тех, кому я сам велел не приходить, можно сказать, что вы… все просрали. Чтобы выиграть время на раздумья, Сондерс открыл папку, как будто намереваясь что-то уточнить. На самом деле у него перед глазами была очередная статья о том, как всего за шесть недель накачать шесть кубиков на прессе – если бы хоть одна из этих методик оказалась действенной, журнал давно разорился бы. Тут же ощутив на теле каждый грамм лишнего веса, констебль закрыл папку, повернулся к Бакстер и пожал плечами. – Похоже, он прав, – сказал он и театральным жестом хлопнул себя по лбу. – Слушай, вот я ступил! Я ведь на вторник договорился встретиться с той женщиной. Как ее там? – Мария, – напомнила Бакстер. Грин напрягся. – Ни за что не догадаешься, где она будет меня ждать. – Только не говори, что на станции метро «Пикадилли»! – с притворным испугом покачала головой Эмили. – Понимаешь, – сказал Сондерс, поворачиваясь к Грину, – я решил, что, поскольку она твоя сестра, она сможет опознать твоих бывших коллег, друзей, а может, даже пациентов. Надеюсь, ты согласишься, что попросить ее туда подъехать будет вполне логично. Мы продержим ее там весь день. Резкая смена выражения на лице Грина давала понять, что они не ошиблись со станцией-объектом следующей атаки. – Она мне никто, – довольно убедительно пожал плечами Грин. – Правда, что ль? – спросил Сондерс. – Видишь ли, я ее допрашивал, когда мы догадались, что это все твоих рук дело. – Кто-то из ваших допрашивал и меня, – ответил Грин, поднял голову и встретился с Бакстер взглядом, – в тюрьме. Ах, точно! Агент… если не ошибаюсь, Кертис? И как она сейчас поживает? Бакстер выпрямилась и сжала кулаки. Сондерс не давал себя сбить: – Именно мне пришлось сообщить ей, каким гнусным куском дерьма оказался ее братец. Сначала она не поверила. Защищала тебя изо всех сил. Мне было… жалко смотреть, как ее вера в тебя рушится на глазах. Слова попали в цель. Грин посмотрел на него и перевел взгляд на Бакстер. – Вы ее, видимо, там бросили, – сказал он, пристально глядя ей в глаза. – Раз вы тут сидите, значит, чтобы спасти себя, вы оставили ее там. Глаза Бакстер превратились в две узенькие щелочки, дыхание участилось. Сондерс тоже посмотрел на нее. Если она набросится на Грина, допрос можно считать оконченным, на защиту подозреваемого встанут привычная для полиции Лондона канцелярская волокита и армия бюрократов. Это была игра, кто первый сломается. – Я знаю, ты не такой, как остальные, – сказал Сондерс, – и не веришь во всю эту чушь. Тебе просто за это хорошо платят, верно? Красавец-подозреваемый ничего не ответил. – Насколько я знаю, – сказал он, – от ножевых ранений человек редко умирает сразу. Бакстер стиснула зубы, ее руки задрожали от гнева. – За что ты продался? – заорал Сондерс. – За деньги? За молчание? Стоп, подожди, а уж не педофил ли ты часом? – Я не думаю, что она уже была мертва, когда вы ее бросили, – ухмыльнулся Грин, подначивая Бакстер. Та вскочила на ноги. Осознав, что выбранный им подход не работает, Сондерс сменил тактику: – Послушай, а кто такая Эбби? – спросил он. – Вернее, кем она была? На долю секунды в глазах Грина полыхнула ярость. Он вновь повернулся к Бакстер, но было уже слишком поздно – Сондерс нащупал в его обороне брешь и бросился на прорыв: – Ага, твоя сестрица рассказала. Она ведь умерла, да? Интересно, что бы эта Энни по поводу всего этого сказала? Думаешь, гордилась бы тобой?.. – Эбби! – заорал на него Грин. – Ее зовут Эбби. Сондерс засмеялся: – Вот честно, чувак, мне насрать. Так, стоп… а не ты ли ее убил? – он заинтересованно подался вперед. – Если так, то я весь внимание. – Да как ты смеешь? – прошипел Грин; его лицо налилось краской, проступили морщины, выдающие возраст. – Пошли вы оба нахер. Все это я делаю только ради нее. Бакстер и Сондерс обменялись быстрыми взглядами, понимая, сколь значимым может быть это гневное признание, но Сондерс еще не закончил: – Это все, конечно, хорошо, заниматься такими вещами только чтобы воздать дань какой-то долбаной Эми… – Эбби! – опять заорал Грин, брызгая слюной и пытаясь разорвать цепь, которой его приковали к столу. – …но неужели ты думаешь, что кто-то действительно вспомнит о тебе или о твоей сдохшей телке, после того как в ход пойдут бомбы? – колко засмеялся Сондерс в лицо Грину. – Ты ноль, пустое место, отвлекающий маневр, разминка перед главным событием. Бакстер с Сондерсом затаили дыхание, понимая, что он только что выложил главный козырь. Грин привстал и медленно наклонился к Сондерсу, насколько ему позволяли наручники. А когда наконец заговорил, в его шепоте пузырились ненависть и злоба: – Навести меня во вторник, самодовольный говнюк… обещаю тебе, ты запомнишь ее имя: Э-Б-Б-И, – сказал он, сосчитав по пальцам эти четыре буквы, и сел обратно на стул. Бакстер с Сондерсом посмотрели друг на друга, молча встали и поспешно вышли из комнаты. Они своего добились. – Хотелось бы мне посмотреть, как теперь МИ5 будет утверждать, что опасности новых террористических атак нет! – ухмыльнулась Бакстер, когда они направились в переговорку, по пути приглашая членов своей команды следовать за ними. – И выясни, как у нас обстоят дела с погибшей подружкой Грина. – У нас проблема, и серьезная, – обратилась к ней одна из детективов, как только Бакстер переступила порог. – Ну вот, а ведь все было так хорошо! Эмили никак не могла запомнить фамилию этой мужеподобной девицы – Николс? Никсон? Наклз? – поэтому, чтобы не попасть впросак, выбрала самый безопасный вариант: – Выкладывайте, детектив, что там у вас. – Мы сверили задержанных со списком получателей самоуничтожающихся текстовых сообщений…