Мелодично позвякивая ложечкой, Лазарус разбалтывал в фарфоровой чашке шестой кусок сахара, медленно растворявшийся в чае. Подобно прилежному ученику, он от усердия даже высунул кончик языка, отчего лицо его выглядело невероятно забавным. Тем не менее Офелии при взгляде на него было не до смеха. Устроившись на краешке дивана вместе с шарфом, ревниво свернувшимся клубочком у нее на коленях, девушка не прикоснулась ни к чашке с чаем, ни к печенью, которое принес робот-мажордом Уолтер. Она чувствовала на себе удрученный взгляд Амбруаза: с момента возвращения отца подросток больше не произнес ни слова. Офелия покосилась на Торна, желая понять, какой тактики придерживаться. Тот сидел в деревянной позе среди разбросанных по дивану подушек, сжимая набалдашник трости, и неотрывно смотрел на Лазаруса. Он вновь держал под контролем свои когти, однако они по-прежнему оставались начеку, на каждом кончике нерва, готовые выскочить при первой же оплошности хозяина. Офелию мучила мигрень, но, даже понимая, что причина ее кроется в семейном свойстве Драконов – причинять боль на расстоянии, – она не собиралась отсаживаться подальше от Торна. Когда Уолтер принес и поставил перед ним чашку с чаем, тот немедленно вылил его в горшок с фикусом. – Полно, полно, я никогда не стану травить гостей в собственном доме! – насмешливо заметил Лазарус. – Я и муху не могу убить, чтобы потом не испытывать угрызений совести. Снова наползла вязкая, точно смола, тишина. Амбруаз наблюдал за Офелией, Офелия – за Торном, а Торн – за Лазарусом. – Well! – воскликнул наконец изобретатель так громко, что его чашка подпрыгнула и звякнула о блюдце. – Я намерен играть с открытыми картами. Да, я знаю этого – назовем его Некто – и действительно довольно давно на Него работаю. Впервые я встретил Его, будучи еще молодым курсантом-виртуозом. In fact, Он явился завербовать меня. Своего рода опыт… как бы я его описал? – Подбирая нужное слово, Лазарус мизинцем сдвинул свои розовые очочки на кончик носа. – Он меня буквально заворожил. Как будто я неожиданно оказался нос к носу с братом-близнецом. Этот Некто предстал передо мной с моим собственным лицом, с моим голосом, в моей собственной форме – той самой, которую сегодня носите вы, юная lаdy, – уточнил изобретатель, заговорщически подмигнув Офелии. – Он любезно предложил мне значительные средства, чтобы я мог осуществить свою мечту – посмотреть мир. И за это попросил об одной, всего одной незначительной услуге… Good Lords! Что ты делаешь?! Последние слова относились к Уолтеру, который стал подливать хозяину чай, но перелил, и горячая жидкость выплеснулась на ослепительно белые брюки Лазаруса. – О какой услуге? – спросила Офелия. Забыв, что его ошпарили чаем, Лазарус доверительно наклонился над столиком и расплылся в широченной улыбке. Его глаза, стекла очочков, зубы и позолоченный кончик носа сверкали в полумраке комнаты. Состарившись, он по-прежнему не утратил юношеского жизнелюбия. Амбруаз в своем кресле на колесах выглядел более сосредоточенно и значительно старше Лазаруса. Эта парочка нисколько не напоминала отца и сына. – Об extremely простой услуге, – доверительно произнес Лазарус. – Я должен был смотреть. – Смотреть на что? – На все, что сочту достойным интереса, юная lаdy! А так как я считаю достойным интереса абсолютно все, то каждую секунду своей жизни я высматриваю для Бо… ну, для того Некто… все подряд. Увлекшись, Лазарус вовремя спохватился и опасливо оглядел комнату. Но роботы спокойно продолжали выметать пыль из углов гостиной и даже не сделали попытки встать в железный хоровод. Тогда он торжественно извлек из кармана записную книжку и взмахнул ею, словно фокусник волшебной палочкой. – Я писал путевые заметки! Столько заметок, что они вполне могут соперничать с количеством километров, которые я преодолел, занимаясь исследованиями. «Иными словами, – подумала Офелия, поглаживая шарф, чтобы заставить его вести себя прилично, – этот человек – пешка Бога. Похоже, дела плохи». Она украдкой взглянула в большой застекленный проем окна. Свет ламп превратил его в зеркальную поверхность, отражавшую всех четверых, точнее, пятерых присутствующих, включая безликую фигуру Уолтера. Бог не имел отражения, так что пока можно было утешиться тем, что ни Амбруаз, ни Лазарус не являются самозванцами. – Несколько лет назад Некто явился повидаться со мной, – продолжал Лазарус, шумно отхлебнув чаю. – Он доверил мне новую миссию и опять снабдил средствами для ее выполнения. Миссию extremely деликатную. Найти неуловимую Аркантерру! Или, на крайний случай, уроженца Аркантерры. Бедная мадам Хильдегард! – печально вздохнул он. – Единственная известная мне аркантерровка, да и с той я не успел встретиться. Похоже, она скончалась при загадочных обстоятельствах. – Ее поглотила пустота… Офелия направила очки на Торна, произнесшего эти слова. Его острый как бритва профиль не выражал ничего, однако повисшая пауза звучала словно обвинение. Это из-за вас ее поглотила пустота, потому что вы ее преследовали, потому что Бог хотел получить ее семейный дар, но она предпочла пожертвовать собой, нежели допустить, чтобы Он стал приносить еще больший вред. Пальцами, обтянутыми белыми перчатками, Лазарус массировал свой гладкий подбородок. – Для такого блестящего архитектора подобный уход со сцены весьма прискорбен. Я так и не понял, отчего это все произошло. Если бы мне хоть довелось ее увидеть, поговорить с ней, я бы, разумеется, сумел убедить ее в целесообразности нашего предприятия. Видите ли, – восторженно произнес Лазарус, молитвенно складывая руки, – Некто гораздо больше, чем просто Отец-создатель Духов Семей и нового человечества. Он не ищет ни славы, ни признательности. Он хочет только одного: стать воплощением каждого из вас. Даже я, всего лишь бесправный, растрогался до глубины души красотой Его творения, величием Его замысла! К сожалению, мне не суждено принадлежать к Его прекрасной и большой семье. Но я употреблю всю свою энергию, чтобы сделать этот мир – Его мир – еще более perfect![45] И тем хуже, если Светлейшие Лорды не считают меня достойным влиться в их ряды. С того момента, когда им понравились мои роботы и они начали помогать мне в борьбе против эксплуатации человека человеком, я чувствую себя полноценным гражданином! Речь Лазаруса напоминала журчание ручья. Офелия поражалась его прямодушию и – одновременно – легковерию. Ей хватило единственной встречи с Богом, чтобы навсегда отбить у нее охоту Ему прислуживать. Девушка украдкой наблюдала за Амбруазом, пытаясь понять, успел ли он проникнуться теми же взглядами, что и Лазарус. Но подросток бесстрастно созерцал янтарную поверхность чая у себя в чашке. Присутствие отца словно превращало его в пустое место. – Нами управляют Светлейшие Лорды, – произнес Лазарус, выразительно глядя на раззолоченную форму Торна. – Но как вам удалось стать одним из них? Good Lords! В последний раз я слышал о вас как о попавшем в немилость интенданте на Полюсе. А сегодня вы уже Лорд на Вавилоне! Торн пожал плечами. – Я выполняю поручение Генеалогистов. Задайте им этот вопрос. Офелия восхищалась тем, как умело Торн скрывал свою нервозность. После сообщения Лазаруса вряд ли стоило признаваться, что он заключил союз с Генеалогистами исключительно с целью противостоять Богу. – Клянусь честью, я от этого воздержусь! – расхохотался Лазарус, протирая стекла очков. – У нас разные уровни посвященности: они знают одно, я – другое. Генеалогисты не имеют права сообщать мне то, что известно им, равно как и я не имею права разглашать то, что известно мне. Не обижайтесь, мистер Торн, Лорд Генри или как вас там еще, если я скажу, что меня больше интересует участь вашей спутницы. Офелия вцепилась пальцами в шарф, конец которого метался по воздуху, словно распушенный кошачий хвост. Театральным жестом Лазарус поправил очочки и впился розовым взглядом в Офелию. Одно его слово – и все роботы в доме, а может быть, и во всем городе превратятся в тюремщиков с кинжалами. Или во что-нибудь похуже. Мигрень усиливалась. Офелия поняла: если ситуация потребует, когти Торна готовы перейти в наступление. – А почему вас волнует моя судьба? – спросила она. Лазарус так резко навалился на чайный столик, что стукнулся коленями об его медный край. – Как по-вашему, юная lаdy, зачем Некто поручил мне поскорее найти уроженцев Аркантерры? Почему Ему срочно понадобилась их власть над пространством? Не хочу вас ни в чем упрекать, но все случилось именно из-за вас. Вы нарушили хрупкое равновесие нашего мира своей давней неудачной попыткой пройти сквозь зеркало, – произнес он, снисходительно улыбаясь. – А Он сделает все, что в Его власти, чтобы восста… – Не выдавайте ее! И хотя Амбруаз произнес это шепотом, все, включая механического Уолтера, повернулись в его сторону. Амбруаз же опустил голову так низко, что его тюрбан повис над коленями, угрожая свалиться на них. Осмелившись прервать речь отца, он и сам испытал глубочайшее потрясение. – Не выдавайте ее, – снова с усилием произнес юноша. – Она… она помогла мне. И я дал себе слово, что помогу ей, когда она вернется. Офелии показалось, что камень, застрявший у нее в груди, провалился на дно желудка. Она помогла ему? Неужели Амбруаз намекал на тот день, когда она высвободила его колесо из булыжной мостовой? – Мой шарф! Вы специально его искали? Амбруаз кивнул, не отрывая взгляда от чашки. – Мне показалось, miss, что он вам очень дорог. Пока вы проходили испытания в «Дружной Семье», я расспросил многих контролеров трамаэро. В конце концов я узнал, что ваш шарф отнесли в бюро находок. И подумал, что он наверняка сам не свой от горя, потому что потерял вас. Его характер… well… не склонный к сотрудничеству… заставил служителя поместить его под замок. Пришлось заплатить штраф, чтобы мне его выдали. Поверьте, я хотел отдать его вам, впрочем, как и вашу сумку. Наконец-то Амбруаз поднял глаза на Офелию, а потом медленно перевел взгляд на отца. – Но непредвиденные обстоятельства… Я предпочел спрятать ваши вещи – в ожидании нашей следующей встречи. – О?о! – недоуменно воскликнул Лазарус, по привычке расплываясь в улыбке. – Неужто эти непредвиденные обстоятельства – я, твой отец, Амбруаз? Мое возвращение домой?.. Я прекрасно видел, что в последние месяцы ты на себя не похож. Но я не мог предположить… Почему бы попросту не объяснить мне? Подожди, – с изумлением продолжил он, глядя то на Амбруаза, то на Офелию, – так кто, по-твоему, эта юная lady? Офелия вскинула брови, а Торн нахмурился еще больше. Несколько минут в комнате царила тишина, нарушаемая только хором лягушек, который вместе с дурманящим ароматом кувшинок принес с улицы ночной ветерок. – Та, кто вызывает крушение ковчегов, – жалобно выдохнул Амбруаз. – Тот Другой, о котором вы так часто говорили мне, отец. Картинным жестом Лазарус оперся обеими руками на чайный столик, опрокинув сладости, кувшинчик со сливками и сахарницу. Резко подавшись вперед, он с нескрываемым любопытством уставился на Офелию поверх очков, словно хотел увидеть ее не только в розовом свете. – Однако, – произнес он, – все это весьма и весьма интересно! – Я не Другой! – запротестовала Офелия. – Она не Другой, – глухо произнес Торн. – Вы не Другой?! – удивленно воскликнул Амбруаз. – Она не Другой, indeed, – уверенным тоном произнес Лазарус. – Она всего лишь та, кто его освободила. Но он оставил на ней свой неизгладимый отпечаток. И я глубоко сожалею, что сам! Этого! Не заметил! – проговорил он, подчеркивая каждый слог игривым шлепком по медной столешнице. – Значит, вы тоже аномальны. И он обвел взглядом Офелию с головы до ног, словно перед ним находился бесценный археологический экспонат. Девушка не поняла, как ей это воспринимать – как комплимент или оскорбление? Побуждая Лазаруса держаться подальше от Офелии, Торн уперся железным концом трости ему в грудь. Порывистые движения изобретателя подвергали суровому испытанию его когти. Лазарус покорно откинулся назад и уселся поудобнее на своем пуфе, продолжая пожирать глазами Офелию. – Я сам такой же! – гордо объявил он. – Вы когда-нибудь слышали о situs transversus[46], юная lаdy? Этим термином медики называют такую аномалию, как моя. Она не столь бросается в глаза, как анатомия моего сына, – произнес он, похлопав по вывернутой руке Амбруаза, – но если бы вы могли видеть мои внутренние органы, то констатировали бы, что все они расположены зеркально по отношению к обычным. Мое сердце находится справа, печень слева, и так далее. Правда, я таким родился. А ваше нарушение симметрии произошло после того, как вы освободили Другого из зеркала, isn’t it?[47] Офелия благоразумно согласилась. Торн достал из кармашка часы, и они тотчас, нервно дернувшись, откинули крышку, чтобы напомнить им о времени. «Все это очень мило, – подумала Офелия, – но я по-прежнему не знаю, где моя сумка. А ведь после завершения церемонии в Мемориале Генеалогисты надеются получить книгу, которая сделает их равными Богу». – Мы очень похожи! – с жаром воскликнул Лазарус. – Вы, я и мой сын – мы наделены особыми свойствами, которые делают нас троих extremely чуткими к… к некоторым вещам. Я не удивлен, что вы стали превосходной чтицей. Амбруаз обладает необыкновенной восприимчивостью, а я без ложной скромности могу утверждать, что моя проницательность позволяет мне считать себя настоящим визионером. Знаете ли вы, что в стародавние времена левшей преследовали? – ни с того ни с сего спросил он. – Их называли словом sinister, первоначально означавшим «левосторонние»; впоследствии слово это стало означать «несчастливый», а затем слилось со словом «ужасный». А все оттого, что они – как и мы с вами! – по-другому воспринимали окружающий мир. К счастью, сегодня левшей уже не преследуют. Вы наверняка удивитесь, юная lаdy, узнав, что здесь, на Вавилоне, есть специальный институт, который занимается именно такими случаями, как наш. – И называется он Наблюдательным центром девиаций! – воскликнула в мгновенном озарении Офелия. – О, вы в курсе? – Однажды я побывала в нем. У них даже есть моя медицинская карта. Точнее, карта курсанта Евлалии. Они считают меня интересной. – Of course! Вы действительно интересны! Лазарус говорил с таким жаром, что его длинные серебристые волосы, которые он успел собрать в хвост, снова рассыпались по плечам. Он смотрел на Офелию так, словно боролся с неудержимым желанием пригласить ее на тур вальса. – Мы, кажется, отклонились от темы? – спросил Торн, когда крышка его часов, еще раз властно напомнив о времени, с шумом захлопнулась. – Напротив, мы, in fact, подошли к самой сути нашей проблемы, – ответил Лазарус. – Прежде всего, я уверен, что вы хотите знать, донесу ли я на вас двоих Богу. Моя честность в отношениях с Ним обязывает меня немедленно отправить Ему телеграмму, но я начинаю думать, что в этом, возможно, нет необходимости. – Отец… осторожно… – робко подал голос Амбруаз. Лазарус увлекся, не заметив, что при упоминании Бога все роботы в комнате побросали метелки и направились к ним. – Good Lords! – возопил Лазарус. – Эй, boys, вернитесь к работе! Это не лучшее мое изобретение, – произнес он с преувеличенно печальным вздохом, глядя, как роботы возвращаются на прежние места. – Но это единственный способ сделать так, чтобы некоторые тайны не выходили за пределы моего дома. Как я вам уже говорил, – продолжал он, растягивая улыбку едва ли не до ушей, – я не обязан выдавать вас Ему. Его первостепенная задача, а соответственно, и моя, – найти Другого. А вы, юная lаdy, связаны с Другим, и рано или поздно ваши пути пересекутся. Если, разумеется, вас никто не будет держать на привязи. Гнев затемнил очки Офелии, и, чтобы скрыть его, она перевела взгляд на шерстяные кольца шарфа. Лазарус говорил об ее общей с Другим судьбе так, словно речь шла о непреложных фактах. Но сама Офелия плохо помнила ту ночь, когда освободила Другого из зеркала. Иногда ей даже казалось, что она все это видела во сне. А Лазарус, старый безумец, заставлял их терять драгоценное время, разглагольствуя о том, чего, возможно, никогда не случалось и не случится. Старый безумец, командующий армией роботов. Когда Офелия снова взглянула на Лазаруса, ее очки обрели полную прозрачность. – Хорошо! – сказала она, решив не обращать внимания на то, как напрягся сидевший рядом с ней Торн. – Мы поможем вам найти Другого, но при условии, что вы предоставите нам полную свободу действий. Теперь же, будьте любезны, верните мне сумку и одолжите нам свой… летательный аппарат. Лазарус разразился таким буйным хохотом, что с его головы слетел цилиндр. – Wonderful! Вы можете рассчитывать на мою всемерную помощь. Амбруаз, не принесешь ли ты то, что требует эта юная lady? Уолтер! Идем готовить лазарустат для наших новых компаньонов! Офелия поневоле признала, что ждала более упорного сопротивления. Если Лазарус поверил ей на слово и не потребовал никаких гарантий, значит, он действительно такой наивный, каким кажется.